Надежда мира (СИ) - Воронина Тамара. Страница 28

– Это твой первый успех, – сказал Риэль с улыбкой, и она не услышала его в этом шуме, но прочитала по губам. Стол с гостями стоял на небольшом возвышении, и оттуда вдруг потребовали, чтобы девушка спела соло. Если она не участвует в состязании, то пусть порадует присутствующих своим милым голосом. Милым… Ничего милого в нем не было. Риэль прошептал: – Надо петь, а-тану не отказывают.

Ну Женя и спела им русский романс «А напоследок я скажу», и ничуть это ее не смутило, потому что сто раз она пела во время застолья, а тут все уже изрядно поднабрались, им и кошка замяучит – за балладу сойдет.

Слушатели были довольны, а с барского стола прислали какого-то особенного вина в роскошных кубках.

– Имей в виду, красавица, – засмеялся сосед, – кубки не возвращать, это плата а-тана за твой талант. Цени.

– А что с ними делать? – с ужасом спросила Женя, взвешивая в руке граммов триста литого металла с инкрустациями. Риэль улыбнулся:

– Продать, конечно. Никто и не подумает, что ты станешь таскать их с собой.

– И купи ты ей красивое платье, – перебил тот же сосед. – Такая красивая девушка, а платьице так себе. Это за нее ты двадцать плетей получил? Риэль, дружище, я тебя не узнаю. Ты же всегда был такой… аккуратный и осторожный, никакого безрассудства…

– Если бы я его не оттолкнул, – рассудительно объяснил Риэль, – она бы ему по морде дала, а это гораздо хуже. Она не музыкант, так что ее руки бы не пожалели. Женя, не бледней так страшно, все уже позади.

– Ты, девушка, господ по мордасам бей без свидетелей, – посоветовал менестрель с длинными седыми волосами, импозантный и, что называется, представительный. Как он в таком возрасте и с таким сложением бродит по дорогам? Ведь лет под шестьдесят, не меньше. Риэль придвинулся и обнял ее за плечи, постаравшись изобразить жест хозяина, только ведь у него не получилось. – Да брось, Риэль, тут свои. Помнишь, как мы с тобой устроили турнир в Рагасе?

– Я бы не помнил! – не без самодовольства ухмыльнулся Риэль. – Вот если б ты меня перепел, я бы постарался забыть.

Они ударились в воспоминания, а Женя слушала чужие разговоры людей, которые не были друзьями, просто принадлежали одному цеху, имели общие фрагменты прошлого, расспрашивали и рассказывали о каких-то знакомцах. Нормальная ситуация. Как-то один поклонник, с которым у Жени был относительно затяжной роман, притащил ее на встречу однокурсников. Приняли ее хорошо, компания была замечательная, веселая, озорная, но в один прекрасный момент они тоже перешли к такому «а помнишь», и Женя почувствовала себя не то чтоб чужой, не то чтоб лишней, а просто зрительницей на скучноватом фильме. Риэль смеялся, что-то говорил, но ни разу не убрал руку с ее плеча, а когда начал слишком часто подставлять свой кубок сновавшим по залу виночерпиям, Женя мощно ущипнула его за ляжку, он ойкнул, но нисколько не обиделся и даже не отреагировал на подначки товарищей.

– Да брось, мы же знаем, что ей не придется тебя пьяного ублажать… – начал было один, и лицо Риэля затвердело. Седой спокойно сказал:

– Дураком был, дураком помрешь. Девушка, он не господин, так что можешь его мордасам и при свидетелях.

– Можно? – обрадованно привстала Женя, приведя присутствующих в полный восторг. Риэль ее, конечно, удержал, но больше не пил, и довольно скоро они ушли в свою холодную клетушку. Риэль вылил на голову пару кружек холодной воды и по-собачьи встряхнулся.

– Ну что, поздравляю, Женя. Твой дебют прошел блистательно, – очень серьезно сказал он. – Это профессионалы и ценители, а не толпа крестьян. Женщины-менестрели встречаются не так чтоб часто, уж на дорогах – тем более, сама понимаешь, и тяжеловато, и опасно. Но в больших городах или богатых замках бывают.

– Я с тобой!

– А я тебе и не предлагаю остаться. Но а-тан может предложить.

– Я с тобой!

– Ну и хорошо. Не пугайся. Не хочешь оставаться – не останешься. Ты еще ученица вообще-то, и твоей жизнью распоряжаюсь я! – Он сурово сдвинул брови странного серого цвета. Наверное, у него волосы были бы пепельные, если б не выгорали на солнце – он не признавал шляп. – Хорошо, что ты меня остановила. Перебрал. И еще: не надо так старательно артикулировать, пой как говоришь. Звучать будет почти так же, но придаст тебе очарования, а менестрель… что?

– Должен быть привлекательным и романтичным.

– Именно! – Он плюхнулся на жалобно скрипнувшую кровать. – Не победить мне здесь. Гартус участвует, значит, всем хана. Он бог баллады. Дамы поголовно рыдают. А диапазон у него! – Риэль закатил глаза. Никакой зависти в его голосе не было. – Так. Продолжаем. На Фака внимания не обращай, но и дружбы с ним не заводи… Я что-то смешное сказал? – Женя объяснила, что такое «фак» в переводе с английского, и хохотал он целую минуту. – А знаешь, такой вот он и есть. Мелкий, подленький, неумный… и, что радует, бездарный. Даже отборочный не прошел. Женя, уверяю, ты бы – прошла. И может, даже первый тур. Ты с душой поешь, а у него души нет. Вот Симур, это седой, стоящий мужик. Патриарх! Половину лучших баллад сочинил именно он. Даже я их пою, а я из тех, кто почти все свое поет. Вот, например, «Темнолесье» и «Алые цветы»…

– Миллион, миллион, миллион алых роз… Риэль, а ты будешь переводить для меня романсы?

– Запросто. А для успокоения совести я не буду их регистрировать. Хотя никто в краже идеи явно не обвинит. А ты мне теперь будешь петь песни своего мира. И мы с тобой прославимся как создатели нового направления! И мне не будет стыдно нисколько. А тебе?

– А почему это мне должно быть стыдно? – удивилась Женя. – Главное что – чтобы люди слышали хорошие песни!

Он вскочил, расцеловал ее и покружил по комнате, ухитрившись не задеть скудную мебель.

– Женя, я тебя люблю! Больше, чем сестренок любил, честное слово! Как здорово, что ты есть! Странно, невероятно, невозможно, но я не чувствую себя таким… в общем, таким, каким чувствовал себя последние годы. Не бросай меня, Женя. Ты мне очень нужна.

– Куда я тебя брошу? – испугалась она. – Разве у меня хоть кто-то есть в этом мире?

– А разве у меня есть? – очень грустно сказал он, усаживая ее рядом с собой на кровать. – То-то и оно. Просто встретились два одиночества… А что такое для тебя одиночество?

Женя покачала головой. Откуда знать? Как сформулировать? Просто в какой-то момент понимаешь… Что не на кого опереться? Пустяки, это еще не одиночество. Что никого нет рядом и даже в отдалении? Тоже не редкость.

– Мы никогда не расставались, хотя никто не знал, что мы были вместе, – произнес Риэль, испугав Женю полным совпадением понимания одиночества. – Прости за излишнюю поэтичность. Я считаюсь веселым и компанейским парнем, у меня миллион приятелей и нет друзей. И больше всего я любил избавиться от этого миллиона и остаться один. Это было одновременно и больно, и привлекательно. Я не хотел одиночества, но не мог долго оставаться с ними, потому что вся моя веселость быстро тает, и чтобы не растерять ее окончательно, я начинаю много пить. Это страшно: сидеть в окружении людей, считающих тебя другом, и чувствовать себя абсолютно одиноким. Я уходил, и было еще страшнее, потому что общество самого себя мне очень не нравится. Я заводил новые знакомства и поскорее старался от них избавиться, потому что общество не спасает от одиночества. Почему ты поняла меня сразу? Не коришь, не посмеиваешься, не считаешь, что я поступаю предосудительно?

– Потому что не могу. Не над чем смеяться и предосудительного ничего… Риэль, а разве среди них нет таких, как ты?

Он пожал плечами.

– Есть, и не так чтоб мало. Только ведь и они не понимали. Для них это вопрос постели, и кое-кто на меня в большой обиде за отказ. А для меня это вопрос отношений. Чувств. Прости. Не слушай меня. Ложись-ка спать, день сегодня был трудный.

– Почему ты извиняешься? – тихо спросила Женя.

– Потому что глупости несу. Такой несчастный и непонятый… Кому какое дело…

– Вот это и есть одиночество, когда «кому какое дело», – перебила Женя. – А мне есть дело.