Колдун из Салема - Хольбайн Вольфганг. Страница 101
Мы все время наталкивались на упавшие с потолка и стен камни, и не раз нам лишь с трудом удавалось расчистить себе проход. В некоторых местах, пожалуй, достаточно было лишь кашлянуть в неподходящий момент, чтобы ветхий свод всей своей тяжестью рухнул нам на головы…
Я отогнал леденящие душу мысли и сконцентрировался на шорохах, доносившихся до моих ушей. Здесь было абсолютно темно, и хотя Махоуни взял с собой из церковного подвала лампу, мы не решались ее зажечь. Впрочем, я вполне мог ориентироваться по шуму его шагов и звукам его дыхания.
Махоуни вдруг резко остановился и тронул меня за плечо.
— Мы пришли, — сказал он. — Пока что все нормально?
Я кивнул, и лишь через секунду до меня дошло, что он не мог увидеть это в темноте.
— Да, — сказал я. — Если мне удастся выбраться отсюда. Я вообще-то чувствую себя сейчас заживо погребенным.
Махоуни тихо засмеялся:
— Считайте, что все уже позади. Как раз перед нами — лестница. — Он на некоторое время замолчал. Я услышал, как он отодвигает в сторону камни и некогда обрушившиеся балки. — Будет лучше, если я вначале поднимусь наверх один и проверю, там ли уже Лавкрафт и его слуга.
— Он там, — мой голос прозвучал весьма уверенно. В действительности же я не знал, передал ли портье мое сообщение Говарду. Но перспектива остаться здесь в одиночестве внушала мне страх. Панический страх.
— Быть может, вы правы, Роберт, — пробормотал Махоуни. — А если даже и нет, нам все-таки следует держаться вместе. Пойдемте.
Я протянул руку, нащупал в темноте одежду Махоуни и — более резко, чем следовало бы, — потянул его назад.
— А что, если… если там светит луна? — спросил я.
— Не светит. Сегодня новолуние, — ответил Махоуни. — К тому же буря еще не скоро уляжется. Вы что, не слышите грома?
Я напряженно прислушался, но все, что я услышал, — это биение собственного сердца. У Махоуни, пожалуй, был более тонкий слух, чем у меня.
— Нет, — ответил я.
— Но гром все-таки слышен, — сказал он. — Ладно, пойдемте. У нас мало времени.
Он освободился от моей хватки, ободряюще ткнул меня кулаком в бок и пошел вверх по лестнице. Я, услышав его шаги по каменным ступенькам, осторожно нащупал ногой нижнюю ступеньку и поспешно последовал за Махоуни, выставив перед собой руки, как слепой.
В своей излишней поспешности я резко натолкнулся на него и, наверное, потеряв равновесие, полетел бы вниз по лестнице, если бы он молниеносно не схватил меня и не помог удержаться на ногах. Я вдруг начал различать его очертания, хотя пока он казался лишь черной тенью на темно-сером фоне. Последняя часть подземного хода, простиравшаяся перед нами, была уже не более метра высотой, но в конце брезжил свет.
— А теперь без шума, — прошептал Махоуни. — И держитесь все время за мной, понятно?
Не дожидаясь ответа, он согнул ноги в коленях и пополз дальше. Я последовал за ним.
Подземный ход становился все более крутым, а его пол состоял уже не из камней, а из мягкой илистой глины. Через некоторое время Махоуни снова остановился и молча указал вперед. В полукруглом проеме выхода виднелись спутанные черные тени.
— Это кусты, — пояснил Махоуни. — Они маскируют выход. Будьте осторожны, не пораньтесь о них.
Он пополз дальше, осторожно раздвинул ветки кустов и, согнувшись, замер на месте, дожидаясь, пока я его догоню.
Ночь встретила нас ледяным холодом и завыванием бури. В небе, ставшим похожим на клокочущий ведьмовской котел, раздавалось глухое эхо раскатов грома. Со стороны моря слышался шум накатывающихся на берег волн, а еще доносился запах соленой воды.
Я, также согнувшись, остановился рядом с Махоуни, осмотрелся по сторонам, а затем бросил взгляд под ноги. Грунт размяк от дождя, и мои ноги по щиколотки увязли в жидкой грязи, быстро немея от холода. Но теней вокруг не было: уже наступила ночь, а плотная завеса туч поглотила даже свет звезд.
Махоуни улыбнулся, заметив мой взгляд.
— Не переживайте, — сказал он. — В данный момент мы в безопасности, — он вдруг стал очень серьезным. — Но буря не будет продолжаться вечно, да и день снова когда-нибудь наступит. Как называется посудина, которую нанял Лавкрафт?
— Понятия не имею, — признался я. — Я никогда с ним об этом не разговаривал. Он не хотел, чтобы я пошел с ним. Он возражал даже против того, чтобы я вообще приближался к гавани.
Махоуни скорчил недовольную гримасу и пожал плечами.
— Ну и ладно, — вздохнул он. — Все равно гавань не такая уж большая. Пойдемте.
Мы направились к гавани. Махоуни бесшумно и проворно бежал впереди меня, и мне пришлось пошевеливаться, чтобы не отстать от него. Хотя мы теперь находились под открытым небом, здесь было не намного светлее, чем в подземном туннеле: тучи почти полностью поглощали естественное освещение, и море, простиравшееся перед нами, походило на огромную черную дыру. Даже очертания судов, стоявших на якоре вблизи узкого мола, казались весьма призрачными. Нигде не было света, и, взглянув на бегу в сторону города, я увидел, что даже там почти не было окон, в которых горел бы свет. Мне стало даже немного жутковато. Раньше, когда меня преследовала собственная тень, я стремился попасть в темноту. Теперь я ее почему-то боялся.
Махоуни немного замедлил бег и подождал, пока я его догоню.
— Судно, по всей видимости, вон там, — сказал он. — Последнее в ряду.
Я посмотрел туда, куда указывала его рука, но все, что я увидел, — это несколько темных бесформенных контуров.
Я все же кивнул и побежал рядом с Махоуни.
Когда мы достигли гавани, запах соленой воды усилился. Наши шаги отдавались на мокрых камнях пристани необычно гулким эхом, которое, несмотря на беснующуюся непогоду, было хорошо слышно. Совсем рядом с нами волны бешено ударялись о набережную, и уже через несколько шагов мы оказались насквозь мокрыми. Судна, поскрипывая, вздымались в такт прибою и натягивали канаты, удерживающие их у набережной. Мне показалось, что я слышу треск древесины. И при таком шторме Махоуни собирался выходить в море?
Махоуни замедлил бег, поднял руку и указал на темный массивный контур.
— Вот оно, — сказал он. — Быстро!
Словно в ответ на его слова шторм вдруг обрушился на берег с удвоенной силой. Огромная волна ударила в парапет, окатив нас водой и шипящей пеной и чуть не сбив меня с ног. Махоуни, чертыхнувшись, сложил руки рупором у рта.
— Лавкрафт! — крикнул он. — Вы здесь?
Шторм заглушил его слова насмешливым дьявольским завыванием, и еще одна ледяная волна обрушилась на нас.
— Лавкрафт! — крикнул Махоуни еще раз. — Говард! Вы здесь? Я привел Роберта!
На этот раз его услышали. Сквозь шум шторма послышался чей-то голос, а затем на борту судна замаячил огонек лампы, и в конце концов темноту прорезал белый луч света.
— Погасите свет! — крикнул Махоуни. В его голосе слышалась паника. — Ради бога, Говард, погасите свет!
Говард и не думал этого делать. Белый луч света, наоборот, врезался в лицо Махоуни и остановился на нем. Я резко отпрыгнул в сторону и стал искать взглядом, где бы мне спрятаться, пока Говард не осветил карбидной лампой и меня.
— Кто вы? — прорвался голос сквозь шум шторма. — И где Роберт?
— Если не погасите свет, то никогда не узнаете этого! — гневно ответил Махоуни. — Роберт здесь, но если вы не перестанете играться со своей дурацкой лампой, ему крышка!
— Он прав, Говард! — крикнул я. — Погаси свет! Мы поднимаемся на борт!
Поначалу казалось, что Говард и на этот раз никак не отреагирует на наши увещевания, но он все-таки отвел свет лампы от лица Махоуни и направил его в море.
— Теперь нормально?
— Да, — ответил Махоуни. — Но, ради бога, не наводите больше на нас свет лампы. Это все равно, что выстрелить в Крэйвена, — он повернулся и посмотрел на меня. — Пойдемте!
Мы бросились к судну. Шторм (тем временем я все больше убеждался в том, что это был отнюдь не обычный шторм) с удвоенной силой набросился на нас. Я видел, как вовсю метались и шлепали по воде канаты, удерживающие судно возле пристани, и слышал, как борт со скрипом терся о камни набережной. Лампа в руках Говарда дергалась во все стороны. Ему, должно быть, с большим трудом удавалось удерживаться на ногах, находясь на безумно пляшущей палубе.