Колдун из Салема - Хольбайн Вольфганг. Страница 77

Его внешность стала меняться все быстрее и быстрее. Болдуин зашатался. Ноги, казалось, уже не могли удерживать вес его тела. Он наклонился к столу, безуспешно попытался ухватиться за него и — рухнул на пол. Он стал похож на старый пустой мешок: одежда просто лежала грудой, как будто внутри ее не было тела. Вся эта ужасная трансформация длилась буквально считанные секунды. И вскоре на том месте, где свалился Болдуин, осталась только кучка старой одежды и серой сухой пыли.

Комната находилась глубоко под землей. В ней не было окон, а дверь была сделана из тяжелых толстых досок, к тому же обита железом. Доски так тесно прилегали одна к другой, что не осталось ни малейшей щели, поэтому дверь абсолютно не пропускала ни света, ни звука. Дженни лишь смутно помнила о том, как она сюда попала: Чарльз привел ее обратно в дом, затем в тот же подвал, в котором она очнулась тогда, в первый раз. Оттуда они попали в запутанный лабиринт переходов, подземных галерей и каких-то странных помещений. Все это находилось под домом. Спускаясь все глубже и глубже, они преодолели десяток лестниц и бесчисленное количество истершихся ступеней, затем они снова шли по подземным галереям и туннелям, пробирались по каким-то проходам, напоминавшим увеличенные до гигантских размеров кротовые норы, стены которых представляли собой утрамбованную землю. Они попадали в невообразимые, пробитые напрямик через подземные гранитные глыбы туннели, спланированные на основе непостижимых для человеческого разума расчетов. И вот наконец они пришли сюда.

Чарльз ушел, а вместе с ним исчезли связывающие ее волю духовные путы. Вернее, не исчезли, а лишь ненадолго оставили ее в покое: она чувствовала, что невидимая сила таилась где-то рядом, готовая снова наброситься на нее, стоит ей только еще раз попытаться сбежать отсюда.

Дженни чувствовала страх. Это было совсем не то ощущение, которое Дженни раньше понимала под словом страх, нет, это было абсолютно новое для нее неописуемое чувство — чувство ужаса, заполнившего каждую частичку ее рассудка и полностью парализовавшего ее волю. Даже если бы дверь не была закрыта, затаившаяся сила психологически не позволила бы ей сдвинуться с места.

Она была в этой сводчатой комнате одна, и в то же время не совсем одна. Здесь не было абсолютно никакого освещения, но она при этом каким-то удивительным образом могла видеть окружающие предметы, и хотя было абсолютно тихо, она слышала жуткие шелестящие и хрипящие звуки.

Она решила, что эти звуки похожи на чье-то тяжелое, очень мучительное дыхание. Здесь не было никого, кто мог бы дышать, но похожие на дыхание звуки были слышны достаточно отчетливо, и с каждой секундой они становились все громче, ощутимее, ужаснее… Эти звуки доносились не из какого-то конкретного места, нет, они, казалось, исходили из стен, из потолка, из пола, из трещин в кирпичной кладке, словно дышал сам дом…

Дженни попыталась отогнать изводившие ее мысли, но у нее ничего не получилось: они, однажды появившись, словно переносчики какой-то заразной болезни проникали в ее сознание и отравляли его. Ей показалось, что пол под ее ногами слегка завибрировал, стены зашевелились — едва-едва заметно, но, тем не менее, ощутимо, вся комната словно запульсировала, как большое, с трудом бьющееся сердце.

Дженни почувствовала, что сходит с ума. Она застонала, как перепуганный ребенок, забилась в угол и закрыла лицо руками, так сильно зажмурив глаза, что им стало больно. Но это не помогло. Звуки чьего-то дыхания становились все громче, кроме того, ей показалось, что она слышит еще и глухое равномерное постукивание. При этом в комнате становилось все теплее и теплее.

Вдруг раздался пронзительный скрежет. Дрожа от страха, Дженни отняла руки от лица, собрала остатки мужества и заставила себя посмотреть туда, откуда раздался скрежет.

Скрежет раздавался от двери.

Массивная, в руку толщиной дубовая древесина начала изгибаться, словно под огромным давлением. Дверь трещала и скрипела, от нее отскакивали длиннющие щепки, а затем и одна из железных деталей крепления с силой отлетела и шлепнулась на пол. Полотно двери раскололось, огромная, в ладонь шириной трещина пробежала сверху донизу, и в ней появилось…

Крик Дженни перерос в безумный вопль…

— Ничего не выйдет, — буркнул Рольф. — Можете мне поверить.

Говард, тяжело вздохнув, выпрямился, угрюмо посмотрел на сломанный нож в своей руке — это был уже третий нож, который он сломал, пытаясь открыть замок, — и отошел от двери, пожав плечами.

— Отойди-ка в сторону, Роберт.

Я повиновался. Рольф что-то пробурчал, отошел на три-четыре шага назад и напряженно посмотрел на дверь. Затем он с разбега ударил дверь плечом, вложив в удар всю мощь своего огромного тела. Дверь задрожала, как будто в нее попал пушечный снаряд. От дверной коробки во все стороны разлетелась мелкая известковая пыль, а одна из бронзовых деталей двери отскочила и шлепнулась на пол.

Но дверь осталась на своем месте.

Рольф при этом отскочил назад и лишь с трудом удержал равновесие, отчаянно размахивая руками. Он, сморщившись, потер ушибленное плечо, и в его глазах появилось недоуменное выражение.

— Не поддается, — пробормотал он. — Я никогда еще такой чертовой двери…

Он рявкнул, отошел назад и приготовился было еще раз попытаться выбить дверь, но Говард резким движением удержал его.

— Оставь ее, Рольф, — сказал он. — Ничего не выйдет. Дверь заколдована.

Он вздохнул. У него было какое-то непонятное выражение лица.

— Ну и глупец же я, Роберт, — пробормотал он. — Этот дом — просто огромная западня. Мне следовало об этом догадаться с самого начала.

Я ничего не ответил и лишь посмотрел на кучу истлевшей одежды и серой пыли — все, что осталось от Болдуина. По спине у меня побежали ледяные мурашки. «Но я уже мертв», — сказал он тогда. Я никак не мог избавиться от ужаса, охватившего меня в тот момент.

— Ты бы этого не смог сделать, — пробормотал я, не столько потому, что я так действительно думал, сколько для того, чтобы что-нибудь сказать и тем самым нарушить зловещую тишину, воцарившуюся в помещении.

Говард мрачно засмеялся.

— Смог бы, — ответил он. — Я должен был догадаться об этом. По крайней мере в тот момент, когда…

Он больше ничего ни сказал, а лишь в бессильном гневе сжал кулаки и, неожиданно и резко повернувшись, подошел к одному из окон. Мы, впрочем, понимали, что это было бесполезно: когда мы обнаружили, что дверь не открывается, первое, что мы попытались сделать, — это открыть какое-нибудь окно. Но створки оказалось невозможно открыть, словно они были приварены, да и выбить окно тоже не получилось. Говард покрутил оконную ручку, сокрушенно вздохнул и снова подошел к столу.

— Я попробую еще раз, — пробурчал Рольф. — Ведь просто смешно, что я…

— Это бессмысленно, — перебил его Говард. — Эту дверь не сможет выбить и слон. Но мы выберемся отсюда, — последние слова были сказаны скорее с сомнением, чем с уверенностью. — Что-то должно произойти. Я очень сомневаюсь, что они удовлетворятся тем, что заперли нас здесь, и будут ждать, пока мы не умрем от старости.

— Или от жажды, — добавил я. — Это произойдет быстрее.

Говард посмотрел на меня так, как будто такая возможность до сего момента ему и в голову не приходила. На какой-то миг его лицо исказилось от испуга, но затем он снова взял себя в руки.

— Глупости, — сказал он. — Что-то должно произойти. Я это чувствую. Этот дом… весьма необычный дом.

Вот против этого я возражать уже не стал. Еще когда я только вошел в этот дом, я сразу почувствовал, что с этим зданием что-то не так. Это был не просто дом из камня и дерева — нет, это было нечто иное.

Рольф, молча слушавший наш разговор, повернулся и, вполголоса выругавшись и подойдя своей шаркающей походкой к камину, наклонился над огнем так низко, насколько позволяли потрескивающие языки пламени.

— Что там такое? — спросил я с любопытством.