Боевая машина любви - Зорич Александр. Страница 5

– Мое имя Лид, кто еще не узнал меня по доспехам! Почти все вы помните меня по осеннему делу в Урочище Серых Дроздов! Тогда мы сражались плечом к плечу, теперь можем перебить друг друга на радость сотинальму. Я хочу переговорить с бароном Вэль-Вирой или его доверенным лицом!

Настороженное молчание. Низкое солнце истязает глаза и высекает искры из глубин нежного снега.

Сергамена появился бесшумно и легко, и так же быстро исчез. Два-три грациозных изгиба позвоночника, не имеющего позвонков, пять-шесть пульсаций источника жизненной силы, не имеющего ничего общего с сердцем.

Только и всего. А на том месте, где только что был Лид, билась в истерике ужаса сбитая мягким ударом с ног лошадь, вминая в снег оброненную совну с серой парламентерской холстиной.

Трудно было на глаз определить размеры сергамены.

Одному из пикинеров, которого сергамена сшиб с ног заодно с лошадью Лида, показалось, что сергамена по размерам никак не уступит быку. Другой мог поклясться, что сергамена не больше лесной кошки, однако как такому небольшому существу удается тащить в зубах взрослого мужчину в доспехах, он был объяснить не в силах.

Сергамена серой молнией метнулся в лес, волоча Лида за широкий и прочный кожаный пояс, главную составную часть оружейной перевязи.

К чести Лида, он не хлопнулся в обморок от ужаса и, извиваясь всем телом, исхитрился вытянуть из ножен дагу, двухладонный клинок левой руки.

Проносясь с захватывающей дух скоростью на расстоянии в толщину волоса от ветвей, каждая из которых могла размозжить ему голову, Лид нанес сергамене подряд несколько ударов в основание шеи.

Шерсть сергамены пружинила, как чешуи двойного панциря – в точности по описаниям Аваллиса. Самым страшным и необъяснимым было то, что острие даги отчего-то не могло раздвинуть эти чудесные шерстинки, доискаться плоти сергамены и войти в нее хотя бы на сколько.

Сергамена не проявил особой обеспокоенности. Но во время очередного прыжка левая рука Лида отчего-то повстречалась с вылетевшим из строя своих собратьев стволом дуба. Еще прыжок – и Лид кубарем покатился по снегу. Сергамена приземлился на снег рядом с Лидом, опустил тому на грудь передние лапы и его змеистые зрачки-черточки повстречались с расширившимися во всю радужку зрачками военного советника.

– Гамэри! – невидимый строй за засекой взорвался восторгом. – Гамэри!

Это был уже второй След Зверя, виденный в тот день воинами обеих враждующих сторон. Но торжествовал на этот раз служилый люд Вэль-Виры.

Лид не слышал их воплей. Тело его находилось в двух лигах от засеки, у самого подножия горы Вермаут. А сознание временно расторгло счастливый брак с органами чувств. Сознание Лида, как и сергамена, гуляло само по себе.

Глава 2

Расценки на зимнюю навигацию

1

– Опасно пускаться в плавание по такой погоде, гиазир Эгин.

– Это я знаю.

– Неужели никак невозможно дождаться конца месяца?

– Невозможно. Мне нужно быть в столице.

– Ну я, допустим, ладно. Я, допустим, согласен. Но капитан будет против. Он свободный человек, между прочим.

– То есть вы даете свое согласие?

– Кто вам это сказал?

– Ну вы же сами только что сказали, что «ладно». Вы же градоправитель, Вица! А не девка с Угольной Пристани.

– Я градоправитель, да… Но капитан будет против. Да и матросы… не изъявят особого восторга.

– Я дам им денег.

Градоправитель посмотрел на Эгина опасливо, но не без иронии. Еще с прежних времен, когда Эгин был тайным советником на Медовом Берегу, Вица побаивался его. Но с недавних времен он стал позволять себе в отношении Эгина иронию, плавно переходящую в презрение и обратно.

Дело в том, что у Эгина не было денег. То есть денег в том количестве, которые, собственно, и называются этим словом – «деньги». А уважать человека просто так, за порядочность, благородство или находчивость Вица не умел и не тщился научиться. С тех пор как Эгин перестал быть аррумом всемогущего Свода Равновесия, при одном упоминании которого у градоправителей слабели колени, причин к тому, чтобы бояться Эгина, тоже особенно не осталось.

– Вот вы говорите «дам денег». Но позвольте, гиазир Эгин, разве у вас есть деньги? – с сомнением поинтересовался Вица.

– У меня их нет.

«То-то и оно!» – хотел брякнуть Вица, но все-таки сдержался. Гиазир Эгин – бывший аррум. Он может наслать порчу – или как там это у них в Своде по-научному называется. Злить его не стоит.

– У меня нет денег, – повторил Эгин. – Но человек, к которому я еду, правая рука гнорра Свода Равновесия. Он оплатит услуги моряков по утроенному тарифу.

Вица мысленно взвесил последний аргумент Эгина. Видимо, тот оказался не особенно весомым.

– А вдруг нет?

– Что «нет»?

– Вдруг не оплатит?

– Разве в прошлом я давал поводы сомневаться в правдивости собственных слов? – с нажимом спросил Эгин.

– Не давали… но как енто говорится… «доверяй, но проверяй»! Мало ли что?

Эгин вздохнул. Разумеется, он – хоть и бывший, но аррум Свода Равновесия – умел гипнотизировать человеческих кроликов.

Приложив совсем немного стараний, он мог бы заставить Вицу сплясать фривольный танец на обеденном столе, размахивая над головой портками (четыре года каторжных работ по Уложениям Жезла и Браслета).

Мог бы заставить его, куражу ради, продекламировать анонимные стишки о сиятельной княгине Сайле (шесть лет каторжных работ).

Всему этому Эгина учили во время подготовки ко Второму Посвящению. Однако с некоторых пор он старался жить так, чтобы знания, вынесенные из Четвертого Поместья, никогда не шли в ход. Жить, пока не случатся чрезвычайные обстоятельства.

И вот они, чрезвычайные обстоятельства. Значит ли это, что следует вспоминать забытое? Похоже, что да.

Правда, ни фривольный танец, ни анонимные стишки были Эгину ни к чему. Ему нужно было в Пиннарин. А для этого ему требовалось судно, которое довезет его до Нового Ордоса.

– Послушайте, Вица… – начал Эгин, понизив голос до полушепота.

Зрачки его впились Вице прямехонько в левый глаз. Большой и указательный пальцы левой руки Эгина были сомкнуты в кольцо, в то время как пальцы правой, сложенные щепотью, исподволь приблизились к самому носу Вицы.

– …Это совершенно неотложное дело. Такой патриот, как вы, должен это понимать. Что деньги? Гря-азь… Патриотизм выше денег…

Эгин говорил нараспев. Его левая рука сейчас оттягивала на себя хилую волю Вицы, правая – владела поводьями сознания.

– Всякий патриот понимает, что гиазиры из столицы прямо-таки швыряются деньгами. Им некуда девать деньги. Вы же сами видели, сколько мотов в Пиннарине. Каждый нужник в столице отделан чистым золотом. Каждому матросу гиазир из столицы даст втрое от обычного, если «Гордость Тамаев» отвезет гиазира Эгина в Новый Ордос. Это же очевидно…

– Очевидно, это совершенно очевидно, – повторил Вица.

– И капитан получит богатые подарки. Вы ведь ручаетесь за честность столичного гиазира и гиазира Эгина. Вы – патриот, вы ручаетесь…

– Я патриот… я ручаюсь, – ручной обезьянкой кивал Вица.

– В том письме, что принес сегодня почтовый альбатрос из Пиннарина, так и было сказано: тройное жалованье. Вы ведь сами видели это письмо… – продолжал Эгин, создавая мыслеобраз футляра для писем.

– Видел… конечно, видел… своими глазами… тройное жалованье…

– И вас прямо-таки распирает от нетерпения пойти и сообщить это все экипажу «Гордости Тамаев». Прямо-таки распирает. – Голубые глаза Эгина были прозрачны, как воздух, в мозгу у Вицы было так же прозрачно и светло.

Прозрачно и светло.

– Меня распирает… – Вица расстегнул тесный ворот камзола. – Меня совершенно распирает…