По Мыслящим Королевствам - Фостер Алан Дин. Страница 64

К ним бежала дюжина дворцовых стражников под предводительством тех двоих, которые раньше стояли на посту у ворот. Задыхаясь, один из них замысловато отсалютовал, на что командир часовых ответил взмахом негнущейся руки.

— Граф желает видеть этих странников немедленно, безотлагательно! — Солдат глотнул воздуха. — Их надлежит препроводить в главный обеденный зал, где их встретят граф и графиня самолично! — Он с уважением посмотрел на двух путешественников и их странных спутников.

Неуверенно нахмурившись, старший стражник замешкался:

— А как быть с большой кошкой?

С трудом переводя дух, посланный резко кивнул:

— Также доставить в обеденный зал. Дворцовый советник выразился ясно: привести всех четверых.

— Воля их. — Снова повернувшись к Эхомбе, командир ободряюще улыбнулся. — Не страшитесь ни дворца, ни членов двора, которым вас представят. Они, в сущности, вполне безобидные люди. Северная Лаконда — очень спокойная страна. Что же до графа, то он, как известно, много шумит, да редко наказывает. То, что он лично пожелал вас увидеть, — добрый знак.

— Мы ничего не страшимся. — Симна величественно прошествовал мимо стражи. — Мы сражались с Тленом и членгуу, пересекли Хругары и Абокуа, обрушивали на врагов небесные осколки и заставляли погоду плясать под свою дудку. Обыкновенные люди нас не пугают.

Стражник заставил себя не рассмеяться.

— Просто говорите спокойно и правдиво, и вы поладите с графом. Он не любит хвастунов.

— Эй, — сказал Симна, важно вышагивая между двумя рядами солдат, выстроившихся до входа во дворец, — я не хвастаюсь! Я всего лишь говорю правду. Меня так и зовут — Честный ибн Синд.

Проходя мимо дружелюбного стражника, Эхомба шепнул ему:

— Пожалуйста, поймите: мой друг не зазнается. Он так говорит всегда.

Парадный двор, по которому путешественники шагали под бдительными взглядами тяжеловооруженного караула, казался бесконечным, но наконец они вошли в тень ближайшего здания. Здесь их пригласили внутрь и провели через залы, убранные чудесными гобеленами и картинами. Повсюду были парящие рыбы, заключенные в тончайшие сети или за прозрачные стеклянные стенки. Экзотические представители тропиков всевозможных цветов, форм и размеров служили живым украшением дворца. Их радужные переливчатые цвета, безусловно, ни в чем не уступали великолепным, но неподвижным произведениям искусства, покрывавшим стены.

Наконец путники добрались до зала с высоким потолком, большую часть коего занимал стоящий стол, где могла рассесться добрая сотня человек. В дальнем конце дюжина людей с нетерпением дожидалась их появления. Ослепительные тропические рыбки свободно плавали в воздухе, не сдерживаемые ни сетями, ни прочими преградами. Поскольку помещение было лишено окон, то не возникало надобности чинить препятствия их движению.

Дальний край стола был уставлен тончайшим фарфором и серебром. На большие блюда только что выложили горы лучшей снеди из запасов дворцовой кухни. У Симны потекли слюнки, а Алита облизнулся при виде такого обилия мяса, хоть и безнадежно испорченного воздействием огня.

Высокий стройный мужчина с немного крючковатым носом и редеющими светлыми волосами, седыми лишь на висках, встал навстречу путешественникам, не в силах дождаться, пока они проделают неблизкий путь от парадного входа до дальнего конца стола. К немалой досаде Симны, он, не замечая северянина, остановился прямо перед Эхомбой. Для такого худощавого человека голос у него оказался неожиданно глубоким и звучным.

— Мне доложили, будто вы одеты как варвары, однако я вижу, что в своем роде ваше одеяние не менее изысканно, чем мое собственное. А касательно внешних изъянов его и ваших, так их извиняют те трудности вкупе с расстояниями, которые вам довелось преодолеть в долгом путешествии. — Отступив в сторону, граф взмахом указал на стол. — Милости прошу! Добро пожаловать в Северную Лаконду. Отдыхайте, ешьте, пейте — и рассказывайте мне, что вам известно о моем сыне. Моем единственном сыне.

Двоих людей усадили поближе к главе стола, а на дальнем противоположном конце отвели место для Алиты и Хункапы. Ни мохнатый обитатель гор, ни большой кот отнюдь не чувствовали себя ущемленными, что не принимают участия в беседе. Алиту вообще не интересовали тявкающие разглагольствования людей, а Хункапа Аюб все равно не сумел бы отчетливо уследить за ходом разговора.

Еда была поразительно сытной, а вино — превосходным. Дрожащие прислужники увещевали даже кота отведать хоть немного последнего, ссылаясь на то, что такова традиция и отказ означал бы оскорбление гостеприимству дома Бекуитов. Алита великодушно согласился осушить кубок с темно-вишневой жидкостью. С меньшими усилиями слугам удалось уговорить сделать то же самое Хункапу.

На другом конце стола Эхомба и Симна являли манеры более изящные, нежели их наряд, наслаждаясь самой лучшей пищей за многие дни. Эхомба всегда был умеренным едоком, а Симна выказал удивительное знание приличий, принятых в цивилизованной среде, чего он до сих пор не демонстрировал в их совместном путешествии.

— Нет особого смысла пытаться утереться салфеткой, когда ее все равно неоткуда взять, — объяснил он в ответ на сделанный шепотом комплимент Эхомбы. — То же относится к приборам. Пальцы или вилки — я одинаково хорошо управляюсь и тем, и другим. — Он отхлебнул вина из серебряного потира с изысканностью и грацией питбуля, ткущего кружево.

Рядом с графом сидела женщина, лишь немного моложе него, которая большую часть обеда тихонько плакала в непрерывную череду шелковых платочков, покуда все внимали рассказу Эхомбы. Когда он наконец добрался до конца повести о своей встрече с ее сыном, она поднялась и, извинившись, вышла из-за стола.

— Моя жена, — объяснил Беварин Бекуит. — Последние месяцы она только и делала, что молилась о благополучном возвращении нашего сына.

— Я сожалею, что оказался тем, кто принес вам столь плохие известия. — Эхомба вертел в пальцах свой почти пустой кубок, разглядывая чеканку, которая изображала лакондцев, тянущих рыбу из каналов и с небес при помощи совершенно непохожих неводов. Пастух вдруг почувствовал невероятную усталость. Без сомнения, прекрасная еда и соответствующая обстановка в соединении с напряжением во время перехода Хругар нагнали на него сонливость. — Он умер со стойкостью, которой позавидовал бы любой мужчина, думал не о себе или своих ранах, а о страданиях других. Последние его слова были о женщине.

— О прорицательнице. — Бекуит крепко сжал длинные пальцы вокруг собственной золотой чаши. — Перенести две подобные утраты за один год — это превосходит силы любого человека. Мой сын, — он с усилием сглотнул, — был так же любим народом Северной Лаконды, как Темарил — нашими братьями на юге. Держава лишь сейчас начинает оправляться от потрясения, сопряженного с их потерей.

— Я уже говорил о своем намерении вернуть прорицательницу ее народу, согласно с предсмертной волей вашего сына. Я скорблю, что ничем не сумел ему помочь. После кончины ему… — пастух запнулся, вскользь подумав о том, как сильно отличаются обычаи разных стран, — ему были оказаны те же почести, какие оказывает мой народ каждому благородному человеку в таком случае.

Эхомба потер глаза. Было бы в высшей степени невежливо уснуть за столь гостеприимным столом. Человек участливый, вроде Бекуита, мог бы это понять, однако им не следует на это рассчитывать.

Тем не менее необходимость в отдыхе стала непреодолимой. Взглянув налево, Эхомба увидел, что Симна тоже совсем обессилел. Северянин тряс головой и зевал, как человек, который… скажем, как человек, который только что пересек изрядную часть мира, чтобы добраться до этого места.

Когда пастух привстал, готовясь извиниться за себя и своих спутников, он обнаружил, что его кресло будто обрело тяжесть и неподвижность литого чугуна. Напрягшись, он оттолкнул его назад и выпрямился. Ощутив, что слегка нетверд в ногах, Эхомба оперся рукой о стол.

— Я… я прошу прощения, сударь. Вы должны извинить меня и моих друзей. Мы долгое время были в пути и прошли огромное расстояние, вследствие чего весьма устали. — Налитые свинцом веки грозили захлопнуться без его одобрения, и он через силу держал их открытыми. — Не могли бы мы где-нибудь отдохнуть?