Уругумская сталь [СИ] - Малинин Евгений Николаевич. Страница 20

– Если Бамбарак уйдет, то я уйду вместе с ним! – Твердо заявил Падур и даже пересел поближе к Вотше.

Ватиз и Фарух переглянулись и в один голос заявили:

– Мы тоже уйдем с Бамбараком!

– Я сделаю так, как скажет дядя… – Негромко проговорил Сафат и посмотрел на Вагата.

Все повернулись к молчащему Изамату. Самый младший из извергов сидел, опустив голову, и ковырял землю коротким обломком ветки.

– Ну, что скажешь, Изамат?.. – Поторопил парня кузнец.

Тот поднял голову, оглядел сидящих вокруг костра ребят и вздохнул:

– Вы представляете, как нас мало?..

На лицах ребят отобразилось недоумение, но Вагат спокойно ответил:

– Да, нас мало. Но любое дело начинается с малого…

– Какое дело! – Лицо Изамата как-то жалко скривилось. – Если бы Бамбарак меч многоликому отдал, никакого дела и не было бы!

– Ты считаешь, что нас всех просто отпустили бы?.. – Чуть насторожившись, переспросил Вагат.

– Нас-то точно отпустили бы! – Запальчиво ответил Изамат. – Да и с вами ничего страшного не случилось бы! Съездили бы в Коготь Ирбиса, сказали бы вожаку, что меч нашли на перевале, и все!

– Ты знаешь кого-нибудь из извергов, кто побывал в Когте Ирбиса и вернулся?! – Голос кузнеца стал жестким.

Изамат размахнулся и швырнул обломок ветки в темноту.

– А теперь из-за вас двоих всему айлу пропадать?! Зачем вы этот меч взяли?! – Голос паренька срывался в фальцет, сочился растерянностью и страхом. – Еще и княжича убили!

Тут он вскочил на ноги и повернулся к Вотше:

– Зачем ты к нам пришел?!! Сидел бы в своем Крае или где ты там жил! Нет, надо было к нам притащиться!! А теперь что с нами станется?! Перережут нас ирбисы, а айл сожгут и в долине нашей извергам запретят селиться!!

Он снова рухнул на землю и спрятал лицо в сомкнутых ладонях.

Над догорающим костерком повисла тягостная тишина. Казалось, никто не сможет нарушить ее, ничто не сможет пробить, разорвать ее тяжелый, давящий покров. И тут раздался чуть дрожащий голос Падура:

– Изамату страшно… Мне тоже страшно, и кому не будет страшно встать против многоликого. Я думаю, Бамбараку на ристалище в Крае тоже было страшно, но он же встал! Значит, этот страх… любой страх можно… превозмочь! Подумай, Изамат – мы должны были жить с этим страхом всю жизнь, жить всю жизнь, зная, что в любой момент придет многоликий и лишит тебя жизни или изуродует ее! А сейчас у нас появилась надежда убрать этот страх из своей жизни и из жизни нашего айла, из жизни нашей земли! Так разве это не стоит того, чтобы попробовать превозмочь страх?!!

Изамат поднял лицо и, не отрывая глаз, смотрел на говорившего парня, а когда тот закончил, вздохнул и словно бы через силу произнес:

– Ладно, делайте, что хотите, я никому, ничего не скажу. Но сам я, ни стали, ни серебра вашего в руки не возьму!

И снова над тлеющими углями воцарилось молчание. Спустя несколько минут Вагат вздохнул и как-то устало проговорил:

– Ладно, давайте-ка спать ложиться…

Утром проснулись рано, и сразу засобирались домой. Собранное серебро разложили в семь мешков, так что груз для каждого оказался не слишком велик. Вышли в путь в самом начале часа Жаворонка, и поначалу шагали молча. Затем как-то ребята сами собой образовали пары и начали негромко переговариваться. Сафат все приставал к Вотше с просьбой рассказать поподробнее о его жизни в Крае, Ватиз и Фарух принялись обсуждать достоинства соседских девчонок, только Изамат, шедший впереди, и Вагат, замыкавший процессию, молчали. Молодой изверг шагал быстро, озираясь по сторонам, словно чувствуя на себе чей-то чужой взгляд, а кузнец шел, глубоко задумавшись, не обращая внимания на окружающее. И думы его были невеселы:

«Сафар, Падур, Рашат… – мальчишки… Они или отважны до безрассудства, или трусливы до… безрассудства, и от этой отваги и трусости они готовы на все! Бамбарак другой, он, похоже, уже давно готов к схватке с многоликими, не случайно именно ему открылась тайна серебра – я-то вот знал об этом металле, но знал только то, что он ни на что не годен, а Бамбарак!.. Поневоле поверишь, что его по жизни ведет сама Мать всего сущего! Хотя… она должна покровительствовать многоликим, они – ее дети!.. Но Бамбарак, действительно, может научить ребят драться, повести их за собой!.. А я?.. Я, ведь, уже не молод, у меня жена, двое детей, у меня… ремесло и место среди извергов! Что я делаю в этой компании юнцов?! Да, конечно, Бамбарак дважды спас мне жизнь – тогда, на перевале и сегодня, убив двух многоликих, и все-таки… Если я сейчас отойду в сторону, меня никто, даже сам Бамбарак не осудит, как раз он-то поймет меня лучше других. Но могу ли я… отойти в сторону?! Я сам, не осужу ли себя за это строже кого бы то ни было?!»

Он поднял голову и посмотрел вперед. Изамат ушел довольно далеко вперед, он словно хотел как можно быстрее добраться до дома, чтобы поставить между собой и своими друзьями других жителей айла, он, видимо, считал, что во вчерашнем споре на его сторону встало бы большинство односельчан. Ватиз и Фарух, Рашат и Падур о чем-то оживленно беседовали, а вот Сафат молча и очень внимательно слушал Вотшу, который что-то убедительно ему доказывал.

«Так что же мне делать?.. И возможно ли просто отойти в сторону?! Ведь за оружием они придут ко мне – дать им его, значит уже встать с ними рядом, не дать… Они и сами могут взять, а я при этом в стороне все равно не останусь! Так что – выходит, у меня нет выбора?!!»

И вдруг он испытал странное облегчение – выбора не было, а, значит, и раздумывать было не о чем, сомневаться не в чем! И тут же в голову пришла другая мысль:

«У меня двое детей, и я хочу, чтобы они были счастливы! Но смогут ли они стать счастливыми, если всю жизнь их будет преследовать страх, страх за свою жизнь, страх за жизнь близких, страх потерять свое достояние, страх, страх, страх… Конечно, человек привыкает ко всему, живем же мы в постоянном страхе, в бесконечной обреченности, но можем ли мы считать себя счастливыми?! Или наше счастье заключается в том, чтобы думать, будто наша жизнь лучше, чем у сайгов или тигров?! Значит, если имеется возможность уничтожить этот страх, эту обреченность в жизни моих детей, я должен попытаться воспользоваться этой возможностью, несмотря на риск… Да и что для меня этот риск, когда я и так рискую каждый день, каждую минуту. Не далее, как вчера к дверям моей кузницы подошли двое многоликих, и я пошел с ними на верную гибель, пошел, не возражая, не сопротивляясь, как баран на бойню!! Так чего же мне бояться, если я ничего не теряю, разве что несколько лет невозможной, бесправной жизни, а приобрести могу… целый Мир!..»

– Вагат!.. – перебил его мысли голос Вотши. Кузнец поднял голову и увидел, что его подручный уже шагает рядом с ним, а остальные ребята догнали Изамата, окружили его и о чем-то с ним беседуют.

– Нам понадобится с десяток деревянных мечей, утяжеленных металлом. Ты сможешь мне помочь их изготовить?

– А может быть, сделать сразу боевое оружие? – Предложил Вагат. – Будем сразу учиться владеть тем, что необходимо в настоящем бою. Конечно, придется подумать о защите во время занятий, но это дело решаемое.

– Может быть, ты и прав… – Согласился Вотша. – И еще надо подобрать место, где можно будет заниматься, так чтобы было не слишком далеко от айла, и не на глазах у соседей.

– И место такое есть – только сверху разглядеть можно, чем мы там заниматься будем. Только, знаешь, жить надо будет так, как будто ничего не произошло… До поры до времени.

Вотша улыбнулся, а Вагат, увидев эту улыбку, строго заметил:

– И нечего смеяться, дело мы затеваем серьезное…

Вотша кивнул и согласился:

– Серьезное!..

Но улыбка так и не сошла с его губ.

В Уругум они вернулись, когда заканчивался час Змеи. Собранное серебро было спрятано в кузнице, и ребята разошлись по домам.

Спустя два дня Вотша начал заниматься с ребятами фехтованием. Вагат подобрал для каждого его ученика оружие по руке – меч и небольшой круглый щит, он же отвел Вотшу в рощу, располагавшуюся совсем недалеко от айла. В этой роще он показал небольшую абсолютно ровную поляну, выстланную короткой жесткой травой и окруженную со всех сторон высокими кустами бузины, оплетенными густыми побегами вьюнка. Жители Уругума редко ходили в эту рощу, называя ее проклятой. Ребята вкопали на краю поляны два столба и установили вертушку – короткий чурбан, вращающийся на оси с поперечной перекладиной, на концах которой были укреплены палки, изображающие мечи, и превратили эту поляну в ристалище.