Безумная Роща - Смирнов Андрей. Страница 98

Услышав это, нахмурился Мъяонель, потому как этим «еще кем-нибудь» мог быть только он, ибо среди его спутников Лорд Гюрза и Леди Каскавелла никому не уступали в могуществе, за исключением его самого и Мирэна.

Сказал Мъяонель недовольно:

— Где же вы пропадали столько времени? И почему теперь хотите переложить вашу работу на чужие плечи?

Сказала Леди Каскавелла:

— Милорд, целый народ — народ джиннов — сделали мы вашими союзниками, а вы порицаете нас за потерю времени и за безделье! Не оправдывает ли бесчисленная армия могущественных духов, которые выступят вместе с вами против Совета Лордов, нескольких дней нашей задержки?

И не нашел Лорд Мъяонель ничего, что можно было бы возразить на слова этой женщины.

ЖАТВА НЕНАВИСТИ

(история двадцать шестая)

Вскоре после возвращения из Медного Замка, Мъяонель обратился к Яскайлегу и Кемерлину, сказав:

— Я должен провести одну магическую процедуру, и хочу, чтобы вы помогали мне.

— Что нам надлежит сделать? — Спросили дроу.

— Прежде всего вам надлежит отправиться вместе со мной в сердце Безумной Рощи, — ответил Владыка Бреда.

Так они и поступили. Роща открыла потайные пути перед своим повелителем, и вскоре они оказались в ее центре, на высоком холме перед сумрачным замком. А следует сказать, что, восстановив Рощу, Мъяонель вскоре после того создал себе замок, вызвав из податливой материи Бреда разжиженный камень и придав ему желаемую форму, а потом убрав из этого камня все свойства, делающие его жидким.

Вокруг пришедших на холм колыхались бесцветно-черные деревья, и движения их были подобны движению пламени. Сила ощущалась здесь повсюду, и эта Сила пульсировала — безумием, пением, неотвратимым ритмом проникая в разумы Яскайлега и Кемерлина, как бы они не пытались оградиться от нее, не слышать музыки, проникающей в Сущее из Царства Бреда, не ощущать тяжелого дыхания этого Царства. Руководствуясь какими-то своими причинами (если у его действий вообще были какие-то причины — а в этом в разное время сомневались многие, общавшиеся с ним), на этот раз Мъяонель не защитил своих спутников, как то бывало обычно, когда он хотел взять кого-нибудь в свой замок, от пагубного воздействия Силы. И окажись в сердцевине Безумной Рощи какие-либо иные существа, не столь искушенные в волшебстве, как дроу — без труда царившая здесь Сила смогла бы найти путь в их умы и души, и изменила бы их так, как изменяла все, с чем соприкасалась. Но дроу — сами великие мастера чар и магии, и на пути Безумия они возводили искусные барьеры, а когда барьеры рушились, у Яскайлега и Кемерлина уже были готовы новые охранные оболочки.

Так стояли они некоторое время, не шевелясь, ограждая себя от влияния Силы и ждали, когда Лорд нарушит молчание.

Наконец, Мъяонель заговорил.

— Когда я в первый раз поселился в Эссенлере, — сказал он, — некоторое время Совет Лордов ничего не знал о моем появлении. Так же и я ничего не знал о нем. Увидев, сколь благодатна эта земля и сколь многое волшебство еще таится в ней — волшебство, которое можно извлечь и пробудить, и использовать для своих целей — я захотел совершить одно дело, мысли о котором посещали меня уже давно, за многие столетья до того, как я стал Обладающим. Я пришел в одно поселение, где обитали темные альвы, и предложил им переселиться сюда. Посредством волшебного искусства ванов, своей Силы и магии, таящейся в новом мире я хотел сотворить новое Целое для народа дроу. Некоторые из ваших поверили мне и приняли мое приглашение. Но моя попытка провалилась. Не знаю, достало ли бы моего магического искусства для подобной работы, так как работу эту завершить мне не дали. Уничтожив меня, мои враги уничтожили и Рощу, и всех, кто населял ее. Но я солгал бы, сказав, что на этом пути не добился совершенно никаких результатов. Кое-чего я все-таки достиг — хотя и не совсем того, чего желал достичь в самом начале. Определенным образом я соединил духовную сущность ваших родичей с одним из аспектов своей Силы…

— Ты изменил их? — Быстро спросил Кемерлин. В глазах Яскайлега был не гнев — только леденящий холод.

— Нет, — качнул головой Мъяонель, — я не менял их волю. Ты ошибаешься, о Кемерлин-Отступник, подозревая меня в каких-то нечестных намерениях. То, что я делал, я делал с их согласия — а далеко не все из пришедших со мной дали на это согласие. Но судьба согласившихся стала иной, чем у прочих. В определенном смысле, моя Сила стала их посмертными чертогами. Так же можно сказать, что они и сейчас — во мне.

— Незавидная участь, — молвил Яскайлег.

— Ты предпочитаешь после гибели тела умереть второй смертью? — Спросил его Мъяонель. Дроу презрительно усмехнулся, но не ответил, а Мъяонель продолжал:

— Их можно извлечь. Для этого я и пригласил вас сюда. Эта процедура болезненна и неприятна для меня, но она возможна, и мне требуются два опытных мастера заклинаний, чтобы уловить эти души и удерживать их внутри волшебных коконов в то время, пока я буду выворачивать свое естество наизнанку.

— Почему же ты сам не можешь провести ритуал Воскрешения? — Спросил тогда Кемерлин-Отступник.

— Они слишком глубоко во мне, — объяснил Мъяонель, — ведь Рощу сожгли в одно время с ними, и тогда же убили и меня самого. Мы сплелись слишком тесно, пребывая в том неописуемом состоянии, в каком существует Сила сама в себе, без всяких внешних проявлений и атрибутов. Поэтому все мое внимание, вся воля уйдет на то, чтобы достигнуть этих областей Силы, и, вместе с тем — самому не раствориться в этих областях.

Сказал Яскайлег:

— Мы ничем тебе не сможем помочь, если ты не оградишь нас от воздействия Рощи. Если ты не заметил — сейчас все наше Искусство поглощено сражением с нею.

Сказал Мъяонель:

— Когда я откроюсь Силе целиком, то никого не смогу защитить от нее. Кроме того, чтобы совершить действо, о котором мы говорим, вам также придется открыться Силе. Мне нечем убедить вас, что это не обман и что я не собираюсь искажать вашу волю — нечем, кроме собственного слова.

Некоторое время дроу молчали. Затем Кемерлин сказал:

— Я верю тебе.

Яскайлег сказал:

— Я верю тебе.

— Но существует еще одно обстоятельство, — заметил Отступник. — Если наши родичи слились с твоей Силой и вы сплелись в единое целое… Не воскресим ли мы безумцев?

— Об этом не стоит беспокоиться, — сказал Мъяонель. — Хотя они растворены во мне и не являются сейчас чем-то, что может сказать о себе «Это — я», процесс, в ходе которого их личности распались на составляющие элементы, а те, в свою очередь, растворились в моей Силе — этот процесс можно повернуть вспять. Гораздо большая опасность угрожала их душам, когда они в первый раз причащались к Силе. Тогда была опасность, что разум их может быть надломлен этим причащением. Но они сохранили рассудок, и не безумие стало править ими, а они — безумием, так же как и я правлю своей Силой, а не Сила — мной. Нет, об этой части воскрешения не стоит беспокоиться.

Сказал Кемерлин:

— Значит, и нам грозит та же опасность? Какова вероятность того, что мы лишимся рассудка?

— Не знаю, — пожал плечами Мъяонель, — будь вы людьми, я бы сказал, что эта вероятность велика. Будь вы ванами, я бы сказал, что вам ничего не грозит, потому что ван, принимая форму пламени, совершенно становиться пламенем, и начинает чувствовать мир так, как чувствует пламя, а принимая форму птицы, начинает воспринимать мир так, как воспринимает его птица — но никогда во времена расцвета нашей расы не было так, чтобы форма поглощала нас, и мы забывали, кто мы такие на самом деле. Но вы — дроу, и я не знаю, что вам ответить. Могу сказать лишь, что из тех шестерых, которых я подверг соединению, ни один не сошел с ума.

— Ну что же, — промолвили Кемерлин и Яскайлег, — мы готовы.

— Откройте мне свою сущность и дайте мне свои руки, — сказал им Мъяонель.

Они сделали, как он просил. Сжав их ладони, призвал Мъяонель Силу. Великим торжеством наполнилась тогда Роща, неистовым стал ее танец, и если прежде ее деревья были — как языки пламени, то теперь стали — как пожар. Прибывала Сила, пульсируя, изливаясь из Царства Бреда — в Сущее. Безумие подступило к Яскайлегу и Кемерлину и вошло в них, а они не противились ему больше посредством Искусства. Умертвив все чувства, погрузив разум в молчание, принимали дроу происходившее с ними так, как следует принимать смерть. А ведь то, что входило в них, хотя и не несло гибель телам, было смертью страшнейшей — смертью их душ. Ведь чтобы ожить, им следовало переродиться, а чтобы иметь возможность переродиться, прежде им требовалось умереть.