Ткачи Сарамира - Вудинг Крис. Страница 15

Принцесса внимательно слушала, не произнеся в ответ ни звука, и задумчиво смотрела на наставника. Наследница знала намного больше, чем могла выразить словами. Ответ крылся где-то внутри нее самой, и девочка сознавала, что рано или поздно все поймет.

В один из солнечных дней, когда Люция находилась в обществе Заэлиса, императрица Анаис привела к ней императора Дуруна.

Принцесса сидела на циновке в своем кабинете. Через высокие треугольные окна в комнату падал солнечный свет, отбрасывая неровные тени на пол у ног девочки. Заэлис рассказывал о рождении звезд. Он вел урок хриплым басом, выделяя голосом наиболее значимые слова. Теперь наследница знала, что когда-то Абинаксис, самая большая звезда, взорвалась и рассыпалась по вселенной. Из этого хаоса появились первые боги. На уроках Заэлиса Люция всегда сидела очень тихо, но слушала учителя не слишком внимательно. Мысли ее занимал шепот духов западных ветров. Проносясь над дворцом, они весело болтали между собой, перебрасывались ничего не значащими фразами.

Заэлис замолчал, когда порыв ветра ворвался в комнату. Люция вдруг оглянулась, словно кто-то позвал ее.

– Что они говорят, Люция? – поинтересовался учитель.

Девочка повернулась и внимательно посмотрела на наставника. Заэлис был единственным человеком, который ценил ее талант. Учитель считал способности принцессы уникальными, а не чем-то неестественным, что нужно прятать. Всех наставников, нянек и охранников заставили поклясться, что они под страхом смертной казни сохранят в тайне все касающееся необыкновенных способностей наследницы. Прислуга и охрана делали вид, что не видят, как Люция играет с воронами. Они не слушали девочку, когда та пересказывала беседу деревьев в саду. Только Заэлис подбадривал принцессу и верил ей. Иногда его проницательность пугала девочку.

– Не знаю, – ответила Люция. – Не могу разобрать.

– Когда-нибудь у вас это получится, – заверил Заэлис.

– Надеюсь, – невозмутимо промолвила принцесса.

Девочка ощутила приближение Дуруна задолго до того, как услышала его голос. Император пугал наследницу излишней эмоциональностью. Он был подобен огню: быстро вспыхивал в гневе, переполнялся ненавистью, гордыней или какими-то неуемными желаниями. Ярость ослепляла Дуруна, и тогда поступки становились стремительными и необдуманными. В тихой, спокойной обстановке император испытывал скуку. Он не жаждал радостных ощущений и не обнаруживал склонности к наукам и самоанализу.

Дурун, придерживая небрежно наброшенный на плечи черный плащ, стремительно вошел в комнату и остановился напротив девочки. Императрица встала рядом; щеки ее пылали от гнева. Заэлис быстро склонил голову в поклоне, выражая глубокое почтение императору и его супруге. Люция присела в реверансе.

– Это она? – брезгливо бросил Дурун, даже не взглянув на наставника, будто его и не было в комнате.

– Как видите, Люция нисколько не изменилась с того раза, когда вы изволили навестить дочь, – невозмутимо произнесла Анаис.

Их разговор был продолжением спора по поводу необычных способностей девочки, завязавшегося еще в коридоре.

– Тогда я еще и понятия не имел, что пригрел на груди гадюку. – Дурун презрительно посмотрел на дочь. Наследница не отвела глаз, и ее лицо выражало безмятежное спокойствие. – Если бы не этот отсутствующий взгляд, – медленно произнес император, намеренно растягивая слова, – можно было подумать, что передо мной нормальный ребенок.

– Она – нормальный ребенок, – вспылила Анаис. – Вы столь же несправедливы к ней, как и Виррч. Он готов на… – Спохватившись, что едва не сказала лишнее, императрица замолчала и посмотрела на Люцию. Затем продолжила: – Неужели и вы способны на это?

– Надеюсь, вы сообщили наследнице, что все подданные настроены против нее?

Заэлис лишь беззвучно открывал и закрывал рот, слушая их перебранку. Он знал, что лучше не вмешиваться в разговор, даже чтобы защитить девочку. Император не стал бы слушать какого-то учителя.

– Вы разрушите государство своими замыслами, Анаис, – обвинял жену Дурун. – Если посадите девчонку на трон, это приведет к расколу Сарамира. Начнется война. Каждая потерянная жизнь будет на вашей совести!

– Пусть так, – прошипела императрица. – Войны затевались и по менее важным причинам. Посмотрите на нее, Дурун! Люция – красивый, умный ребенок… ваш ребенок! Ваша дочь наделена всеми качествами, которые вы надеялись найти в наследнике! Не будьте пленником ненависти, замаскированной под рассуждения о соблюдении традиций. Вы слишком внимательно прислушиваетесь к мнению ткачей и слишком мало думаете сами.

– А вы? – гневно выкрикнул Дурун. – О чем думали вы, когда произвели на свет это… – Император ткнул пальцем в сторону Люции, которая спокойно наблюдала за перепалкой родителей. – Теперь вы используете аргументы, которые прежде презирали. Она – урод, и я отрекаюсь от нее!

С этими словами Дурун запахнул плащ, круто повернулся и быстро вышел из покоев наследницы. Анаис гневно посмотрела мужу вслед. Но выражение лица императрицы смягчилось, как только ее взгляд упал на дочь. Она встала на колени перед Люцией, так, чтобы их лица оказались на одном уровне, и обняла принцессу.

– Не слушай его, моя дорогая девочка, – бормотала мать. – Твой отец не все понимает. Сейчас он сердится. Но со временем сможет все понять. Люди узнают обо всем и признают тебя.

Люция промолчала. Как правило, она редко отвечала в подобных случаях.

Глава 7

C тех пор, как Кайку покинула храм Эню на берегах реки Керрин, солнце уже шесть раз сменило на небе луну. И с каждым новым днем Тэйн беспокоился все больше.

На седьмой день, выполнив свои утренние обязанности, он ушел в глубь леса. Такие далекие прогулки не противоречили положению послушника. Путь в монахи в храме богини Эню лежал не через соблюдение ритуалов и выполнение хозяйственных работ, а через слияние с природой и обретение внутренней гармонии. У каждого служителя храма был собственный способ успокоить душевное смятение. Тэйн все еще искал свой.

Весна подходила к концу, а лето еще не наступило. В эти жаркие дни лес был полон мошкары. Тэйн блуждал между деревьев, обвязав рубашку вокруг пояса. Ружье на широком ремне болталась у него за спиной. Его сухощавое, загорелое тело лоснилось от пота, от духоты не спасала даже тень деревьев. Солнце клонилось к закату, и юноша повернул назад к храму, дабы сумерки не застигли его в лесу. По ночам в чащобах всегда было небезопасно, а последнее время к старым опасностям добавились новые, пусть и неведомые.

Тэйн смотрел вокруг и не узнавал привычные места. В лучах заходящего солнца лес казался особенно печальным.

Священники в храме украдкой перешептывались об испортившейся земле, о заболевшей почве. Богиня Эню слабела под влиянием каких-то неизвестных сил. Такие разговоры только расстраивали юношу. Что толку от священников богини природы, если они только и могут, что сидеть и оплакивать внезапную хворь земли? Какой смысл в молитвах и жертвоприношениях, если служители храма не способны защитить богиню? Против них выступили какие-то нечеловеческие силы. И преимущество было явно на стороне незримого противника.

Но не только эти вопросы, роившиеся в голове послушника, мешали Тэйну обрести спокойствие души. Несмотря на то что юноша упорно старался отвлечься, ему никак не удавалось забыть молодую женщину, которую он нашел в лесу. Ее лицо, голос, аромат тела не желали исчезать из памяти, как другие воспоминания. Послушника преследовал смех, доносившийся из соседней комнаты, когда Кайку чему-то радовалась. Юноша не мог забыть слезы, которые она проливала бессонными ночами. Тэйн представлял лицо Кайку, такое спокойное во сне, и думал, что никогда не встречал более прекрасной девушки. Он проклинал себя за глупые, ребяческие обиды на Кайку. И с каждым днем воспоминания делались ярче и пронзительнее.

Юноша опомнился, лишь почувствовав под ногами ледяную воду. Короткий, но трудный подъем по грязной дороге привел к озеру, скрытому среди деревьев. С высокой, отвесной скалы в него водопадом обрушивался горный поток.