Приговоренный к призме - Фостер Алан Дин. Страница 14
Но оно не могло прорвать МВМ. Он был уверен в этом, хотя и не так абсолютно, как днем раньше. А если оно сможет, тогда что? Если оно отпустит его, то все в порядке. Если нет — если нет, то возможно захочет немного подержать его. Возможно сутки, внизу под землей. Или пару дней.
Или больше. До тех пор, пока у него не кончится воздух, потому что скафандр не мог регенерировать воздух.
Он будет похоронен заживо, внутри своего скафандра. Герметичный МВМ станет герметичным гробом.
Нет, пора, он должен вырваться из этих неумолимых, ползущих объятий.
При помощи массивных металлических рук он попытался поджечь вещество.
Тянучая субстанция оказала сопротивление, и когда он попытался вытащить руки, то не смог этого сделать. Хуже всего было то, что теперь его руки оказались приклеены к бокам. Гель продолжал свое беспрепятственное шествие по его телу, залив собой руки до локтей.
— Знаете, — озабоченно сообщил ему скафандр, — если бы я мог синтезировать сильную кислоту, как некоторые здешние формы жизни, то, наверное, я бы смог поразить этот гель. К сожалению, меня спроектировали так, что я в состоянии синтезировать только пищу.
Эван пропустил жалобы МВМ мимо ушей. Его не интересовало то, что он не может делать.
«Думай» — приказал он себе. Его послали сюда, чтобы он находил ответы на вопросы и пути решения трудных проблем. Сейчас ему нужно было именно такое решение. Скафандр мог только выполнять его указания. Существовал предел, за которым скафандр не мог предлагать варианты действий, а мог только отвечать на его команды. Эван силился припомнить все, что он узнал о Призме с того самого проклятого момента, как коснулся ее поверхности.
И в то же время он как завороженный смотрел, как зловещая клейкая масса ползет по его руке, поднимается до локтя, устремляется к плечу.
Дойдя до этого места, она направится к шее.
Под землей что-то шевельнулось, почти незаметно.
Кислота, может, и помогла бы, но скафандр не может синтезировать кислоту. Что еще он может сделать? Как найти эффективное средство против нападения неживой материи? Чем еще пользуются обитатели Призмы, чтобы…
— Ведь ты можешь генерировать частоты на волне любой длины, не так ли?
— Да, сэр. Являясь частью внутренней системы связи я…
— Попробуй ультразвук. Помнишь растения с шипами, которые мы встретили за станцией? Попробуй это; вложи в эти волны всю свою силу! Даже если они могут повредить мне.
— Отличное предложение, сэр.
Скафандр наполнился тихим жужжанием. Эван знал, что он слышит не тот звук, который генерировал МВМ, а скорее звук работающих на пределе своих возможностей коммуникационных приборов.
Прошло несколько минут. Вдруг гель прекратил свой подъем. От иллюминатора его отделяли несколько сантиметров. Он начал уплотняться, затвердевать.
— Мне кажется, мы нашли возможное решение.
— Не останавливайся! Давай еще!
Он стоял и прислушивался к жужжанию внутри костюма. Если костюм перестарается и сожжет один-два своих компонента… Но МВМ продолжал наполнять воздух волнами, недоступными его слуху.
Но не слуху Призмы. Лес вокруг него внезапно ожил, обезумевшие существа в панике разбегались во все стороны, создавая фантастическую картину разнообразных форм и силуэтов.
Звуковой датчик на шлеме донес до него новый звук. Было похоже на то, как кто-то разбил о его голову целую корзину с яйцами. Звук стал повторяться с увеличивающейся частотой.
Гель, затвердевший вокруг его тела, начал распадаться на куски.
Что-то под его ногами приподнялось, и он чуть не упал. Больше никаких движений снизу не последовало. Треск продолжался, он множился и расширялся. Потом затвердевший гель начал отпадать от него, сначала мелкими кусочками, потом большими, освобождая его руки и торс. Для пробы он попытался поднять свою левую ногу. С третьей попытки ему удалось освободиться от ослабевшей хватки. Теперь он мог пользоваться руками и отдирал огромные куски затвердевшей субстанции.
Когда он очистил внешнюю поверхность скафандра от последнего кусочка, он перебрался на глыбу кристаллического сланца и с этого безопасного места посмотрел туда, где только что чуть не погиб, как муха в янтаре. Он не увидел ничего такого, что походило бы на ловушку, ничего, что говорило бы о том, что под землей притаилось нечто огромное и смертоносное, подкарауливая свою добычу.
Пока вентиляторы высушивали его потное лицо, он развлекся тем, что устроил разнос скафандру за то, что тот не смог предупредить об опасности.
— Простите, сэр. Мой проект не учитывал такую хитрую атаку. Обычно опасность грозит со стороны клыков или когтей, а не со стороны липкой грязи. Она началась так медленно, что я был захвачен врасплох. Иной раз довольно трудно отличить обычное природное явление от враждебного нападения. Существуют же миры, где дождь смертелен для местных форм жизни.
Когда оно начало выделяться, я подумал, что это всего-навсего проявления местных климатических или вулканических особенностей, с которыми я вполне готов справиться.
— В следующий раз сначала прыгай, а потом анализируй, — прорычал
Эван, отказываясь прислушиваться к логике. — Или спрашивай. Может, у меня нет твоей способности к мгновенному отбору информации, зато мой мозг лучше приспособлен к быстрому анализу.
— Конечно, сэр, — покаянно сказал МВМ, что приличествовало данному моменту. — Я не желал бы обременять вас излишними вопросами, которые касаются одномоментных операций.
— Это ничего. Можешь обременять. — Он осмотрел местность, стараясь заглянуть в глубины алмазно сверкающего силикатного леса. Небо над головой было ослепительно ярким. Прозрачные раковины захрустели под его ногами, когда он сошел со сланцевой глыбы, и их ярко-зеленые отростки торопливо выпускали защитные прозрачные пузыри.
— Давай найдем этот проклятый маяк.
— Слушаюсь, сэр.
Он возобновил путь, покрывая сразу несколько метров за один шаг с помощью не знающего усталости скафандра. Датчики цепко держали слабый электронный сигнал, который отмечал местопребывание двадцать четвертого и последнего обитателя научной станции — или ее тела.
В последующие дни у него были многочисленные встречи с формами жизни, во множестве кишевшими на поверхности Призмы. Ни одна из них не представляла угрозы для их продвижения. Все они были должным образом запоминаемы, кодированы и заперты в память МВМ для будущего изучения. Все они по своей необычности превосходили всякое воображение, а некоторые были настолько странными, что Эван не был уверен в том, что он сможет убедить своих коллег, что они действительно существуют в природе.
Особенно его впечатляли игольчатые шары.
Они наполняли собой весь овраг, почти скрыв маленький ручей, текущий по дну. Все они были разного цвета и разного размера, начиная от миниатюрных шаровидных структур не больше его кулака до гигантов с окружностью более четырех метров. Это были чисто силикатные формы, их было столько, что они напоминали застывший фейерверк. От каждого невидимого ядра в разные стороны отходили тысячи игл. Каждую иглу окружал ряд еще одной тысячи игл поменьше. Эти иголки в свою очередь были окружены еще меньшими иглами и все это повторялось, пока не доходило до микроскопического уровня.
Только с помощью «линз Хаусдорфа» он смог разглядеть порядок в этом хаосе. Голубые, сердоликовые, янтарно-желтые и металлически-зеленые, игольчатые шары создавали ложное впечатление хрупкости, которое не могло обмануть его ни на секунду. Под защитой своего скафандра он спокойно мог шагать сквозь них, оставляя за собой ковер, сверкающий всеми красками радуги, но идти без скафандра значило быть распоротым миллиардами мельчайших бритв.
Вместо того, чтобы постоянно поворачиваться вслед за солнцем, игольчатые шары оставались неподвижными. Сотни светочувствительных поверхностей были расположены таким образом, что им всегда хватало фотонов независимо от того, где в данный момент находилось солнце.