Точка искажения - Соловьева Елена. Страница 4

– Что за?… – сказал он и отступил от лужицы. Резкий запах плесневелого сыра заставил обоих скривиться.

Эйлин опять оказалась в западне. Единственный выход – держаться надменно, словно Реннен испортил ей день.

– Уродовать людей уже недостаточно? Решила кого-то отравить?

Шутник. Уснувшая было ненависть прорывалась наружу, хотя стоявший перед ней человек не заслуживал даже толики чувств. Никаких.

– Извини, Монвид, – она сделала ударение на его фамилии, – и в мыслях не было подходить к тебе, а прикасаться – тем более. Не знала, что ты женился и взял фамилию супруги.

Эйлин скрестила руки на груди, готовая к нападению.

Реннен Монвид – так прозвучало его имя на общем собрании в первый день учебы, когда первокурсникам представляли лучших студентов академии. Она не могла поверить своим глазам: предатель, который когда-то разбил ей сердце и даже не извинился, стоял перед ней жив-здоров в лучшей академии мира – да еще и под чужой фамилией.

Нужно было сразу его сдать, но прежде Эйлин хотелось во всем разобраться самой. Правда, стремление никогда не видеть и не слышать этого бесчувственного гада в итоге победило. Теперь ей ничего не оставалось, кроме как гордо вскинуть подбородок. Реннен смотрел на ее волосы, а затем протянул руку и заправил прядь за ухо. Эйлин резко отдернула голову:

– Совсем спятил?

Она развернулась: броситься бежать со всех ног или уйти грациозно, по-королевски? Но Реннен снова схватил ее за локоть, делая больно. На его лице отразилось не то презрение, не то желание придушить. Это кто кого еще ненавидеть должен?!

– Значит, я не ошибся, и в лектории действительно кто-то был. Хотела на меня посмотреть исподтишка? Я не против. Но зачем красть вот это? – Он носком указал на постепенно бледнеющую лужицу. – А еще давно хотел спросить, почему не выдала моей фамилии? Решила отомстить покруче? Что ты хочешь за молчание? Может, деньги?

Какой же он все-таки моральный урод! Эйлин по одному отцепила его тонкие паучьи пальцы и процедила:

– Не трогай меня! Я забыла, что ты тут вообще есть. Для меня ты умер. Понял?

Внутри все клокотало, на глаза навернулись злые слезы, но сдержала их. Хватит, наплакалась! Своим очарованием Реннен мог обмануть кого угодно, но не ее. Когда-то Эйлин нравились эти черные волосы, карие глаза – не парень, мечта. А потом наружу полезли химеры, таящиеся внутри прекрасного принца, и от иллюзий не осталось и следа. Она не сможет ему верить, да что уж тут: после дружбы с этим двуличным трусом можно вообще разочароваться в людях.

Видимо, слова достигли цели: Реннен отпрянул, как от удара, и выпрямился.

– Спасибо. Так вот почему мне пришлась по душе некромантия. Оказывается, я труп.

– А здесь ты что забыл? – с обвинением сказала Эйлин.

Если бы не Реннен, ректор уже наслаждался бы обеденным чаем с ароматом покорности.

– Хобби. Бывает, попадаются очень интересные экземпляры для исследования, например как сейчас.

Холодным пристальным взглядом он пытался просверлить дыру в голове у Эйлин, не иначе.

– Ладно, я пошла.

На нее вдруг навалилась такая усталость, что Эйлин готова была упасть прямо в смердящую жижу.

– Я тебя провожу, – ответил Реннен голосом, не терпящим возражений, и начал медленно спускаться по лестнице.

– Куда?

– К ректору.

Черт! Вечно от него одни проблемы.

– Тогда я всем расскажу, кто ты на самом деле. – Эйлин угрожающе сощурила глаза.

– И кто же?

– Ублюдок под чужой фамилией.

Реннен напрягся, замедлил шаг, но не остановился, не передумал. Вот сволочь, никогда не скажешь, что у него на уме.

– А ты так и не повзрослела.

На том разговор закончился. Эйлин шла быстро, почти бежала, сдерживая ругательства, которые вертелись на языке. Сухое дыхание опаляло горло. Чтоб оно все провалилось! И академия эта проклятая пусть провалится! Может, тогда какое-нибудь чудовище протянет из подземелий наружу огромные клешни и утащит в пекло Гесса, Монвида и вообще всех, кто отравляет ей существование. Она выбралась из дома, чтобы начать новую жизнь, стать другим человеком, но и тут прошлое идет по пятам.

«Посмотрим еще, кто кого», – повторяла Эйлин про себя, представляя, как липкие щупальца ломают шею Реннена.

Череду жестоких фантазий, не несущих ничего, кроме боли и нечеловеческих страданий Монвиду, который преспокойно шагал рядом, оборвал нервный голос секретарши в приемной ректора:

– Лавкрофт, вас ждут уже полчаса. Госпожа Гесс два раза чай просила.

Упс. А она тут как оказалась? Быстро же. Интересно, одна или всей семьей пожаловали?

– Ты идешь? – Эйлин повернулась к Реннену.

Глупый вопрос, еще бы он упустил возможность унизить ее в очередной раз.

– Я здесь подожду. Надеюсь, ты сама расскажешь, что наделала, – язвительно ответил кареглазый призрак из прошлого.

– И чтобы без вранья, а то знаю тебя.

От ярости у Эйлин перехватило дыхание, в голове застучало, и она, крепко сжав зубы, практически ворвалась в кабинет ректора.

Глава 2

– Полюбуйтесь на эту хамку: никаких манер! – Широколицая дамочка кивнула головой в сторону застывшей на пороге Эйлин. Выражение ее маленьких, заплывших глазок прочесть было сложно: то ли ярость, то ли презрение.

Молчать. Что бы ни случилось – молчать.

Мать Гесса, не вставая с дивана, попыталась развернуться – и зацепила толстой коленкой чайный столик. Фарфоровые чашки жалобно звякнули, но устояли.

– Здесь приличное заведение, слышишь?! Может, ты росла в трущобах и там принято нападать на других, но цивилизованные люди ведут себя иначе.

Это она про своего сынка? Рассказать ей, что ли, как он прямо на занятиях, стоя за спиной у глуховатого профессора магической рунописи, называл того старым козлом? Или про то, как ради смеха свернул шею посыльному стрижу?

– Простите, но ваш сын начал первым.

Эйлин заметила, как ректор, сидевший в кресле сбоку от взбешенной женщины, сделал резкий жест рукой, призывая замолчать. Лицо его исказилось, будто он страдал от зубной боли.

– Кошмар, еще и врет в глаза! – Мамаша Рихарда повернулась к ректору: – Мой сын – благородный юноша, воспитанный в лучших традициях…

– Дорогая… – Голос, лишенный теплоты, принадлежал худосочному лысеющему мужчине, который стоял у камина спиной к Эйлин.

– Не смей меня затыкать! – взвизгнула дамочка. – Или тебе плевать на сына? А эта, между прочим, получает стипендию. Наши деньги! Ты ее спонсируешь, а она в благодарность калечит моего мальчика.

– Я в курсе, за что плачу. – Гесс-старший даже не взглянул на Эйлин; сверкнув лысиной, он повернулся к ректору: – Господин Вейнгарт, уверен, вы понимаете. Мы забираем Рихарда домой на некоторое время.

Ректор примирительно кивнул.

– Вопросов с его посещением не возникнет, – сказал он. – Прошу вас, не нервничайте, мальчик наверняка расстроится, увидев мать в таком состоянии.

Женщина вздернула мясистый нос и шумно втянула воздух. Наверняка собиралась продолжить истерический монолог. Но господин Вейнгарт глянул на нее так, будто был врачом, предупреждающим сердечника воздержаться от прыжков с парашютом. В кабинете вместо упреков раздался лишь стон:

– Вы правы, Теодор. Полно. Вы мудрый человек и примете единственно верное решение.

Ректор помог госпоже Гесс подняться, легонько взял под руку и вполголоса продолжил говорить ей что-то о здоровье, апоплексическом ударе и тяготах сиротства, которые ожидают Рихарда в случае ее безвременной кончины. Дама согласно кивала. Тяжелые серьги с бриллиантами, некрасиво оттягивавшие ее мочки, подрагивали в такт.

– Лавкрофт, присядьте пока, – строго бросил ректор через плечо.

Гесс-старший помедлил, прежде чем выйти, и смерил Эйлин таким взглядом, словно она была кучей мусора в центре праздничной площади. Если сын с возрастом станет похож на отца, то будущее у мира, где власть принадлежит подобным типам, незавидное.