Волхв (СИ) - Атилла "Русич". Страница 59

Только общими усилиями и удержали на самой грани роженицу, не дали уйти наверх. И ребенок родился, хорошенький, хоть и синий. И ему пришлось помогать, поскольку нужен был он миру. Пусть не сам, но через него должен был родиться новый человек, который поможет понять еще непознанное. Едва успели. Только ребенок начал плакать, а роженица улыбаться, как дверь избы распахнулась, и вошли княжеские дружинники. Недовольно повели очами пустыми и жадными, схватили волхвов за бороды и волосы и поволокли на улицу.

— Почто хватаете? — спросил Тихомир. — Ужель обидели кого? Или сотворили что непотребное?

— Иди, волхв, — толкнул его дружинник копьем. — Ужель не знаешь, что нельзя волхоньем заниматься. Грех это тяжкий, за него и ответите.

— Ты не по слову скажи, а по сердцу, — снова молвил Бажен. — Ужель мы поганое что-то сотворили? Мы никого не убили, наоборот новому человеку в мир придти помогли.

— Бабы без вас рожали, и будут рожать, — буркнул дружинник. — А ежели не могут, то на то воля божья, а вы против нее идете, за это князь наказывать велел. Сожгут вас на дворе архиерея, уже и дрова готовят.

— Ты подожди, страж, — молвил снова Бажен. — Если мы перед вашим богом виноваты, так пусть он сам нас накажет, вы то чего нас бьете.

— Князь сказал, что богу помогать надо, — ответил дружинник. — И это нам зачтется, когда наверх придем.

— Не зачтется, обман это, — снова произнес Бажен. — Как же может зачесться грех. Вам же бог ваш убивать и бить запретил.

— За дела наши князь с архиереем ответит, — буркнул дружинник, наливаясь злобой. — Мы люди малые, нам что скажут, то и делаем.

— Коли помогли родиться человеку, что ж в том плохого? — спросил Тихомир. Бажен угрюмо замолчал, готовясь к уходу. На смерть пришли, знали же. А не придти не могли, мир стал бы другим. Другой путь, другой итог. А куда деваться? Кто-то же должен вести. Новая вера ведет в пустоту, а как быть? Отказаться? Так бедствия придут, смерть и мор. — А ежели то была жена твоя или невестка, тоже дал бы им умереть?

— Не твое дело, волхв, — пробурчал дружинник. — Лучше молчи, а то прибью.

Замолчал Буров, да и говорить дальше не стоило. Пришли. Завели их в большой двор, высоким забором огороженный. Поставили на колени перед теремом высоким, богатым, со шпилем, на котором петух торчал. Вышел на высокое крыльцо архиерей, облаченный в золотые одежды, с посохом золотым, шапкой тяжелой соболиной, золотыми нитями расписанной.

— Смотри, смотри, — толкнул в бок Бажен. — Глядь, как богато живут.

— Так чего не жить богато, если всех десятиной обложили, — буркнул Тихомир. — Волхв живет с огорода своего, нельзя ему с людей брать, а этим можно, вот и живут богато. Но сказано же, что богатые душу теряют, вот он и стоит бездушный. Сам можешь глянуть. Почти ничего не осталось, одна оболочка, а то, что внутри, давно почернело от жадности и злобы. Лихие люди веру ноне новую несут. Выгодна она им. Им да князьям.

— А за то, что волхованьем занимались, смерть на костре, потому как колдовство это черное и лютое, — ударил посохом о крыльцо архиерей. — И всегда будет так!

— Думай, что говоришь, — сглотнул нервно Бажен. — Что черного в том, что дитяти помогли родиться? Совсем разум потерял в золоте своем или не имел его совсем? Дурак что ли?

— А зачем ему ум? — вздохнул Буров, с тоской глядя на небо. Умирать то кому хочется раньше времени? — Церковникам думать не надо, у них на все про все бог новый думает. Гнилая вера, куцая, не дает развития духу светлому. А вот нам думать приходится и крепко. Мир же на Земле не заканчивается, он дальше продолжается. Там много чего есть, только эти букашки думают, что они главные в большом мире, а на самом деле мертвые они и уже давно. Нет их…

— Всех сжечь!!! — завизжал архиерей, грозно топая на крыльце и молотя посохом по челяди, нечаянно приблизившейся к нему. — Пусть горят! Всех в ад!

Быстро их привязали к столбу, вкопанному посередине, видать не впервой сжигали здесь, раз все приготовлено для смерти лютой. Уже и вязанки с заранее приготовленным хворостом поволокли от ворот, и полешки от поленницы.

— Уходить пора, — вздохнул Тихомир. — Попрощаемся, братец. Встретимся теперь уже там среди звезд.

— Негоже, владыко, отправлять живого человека в огонь! — закричал кто-то из толпы. — Они же ничего дурного не сотворили, наоборот, женщину спасли, роженицу, и ребенка вытащили на свет.

— Заступаетесь? — взвизгнул архиерей, недобро щурясь на бояр. — Видать, сами к их чародейству прибегали? Бога забыли! Сами в ад хотите? А ну как щас отлучу от церкви!!! Куда пойдете? К безбожникам? К язычникам? Столбам своим рубленным языческим молиться станете?

Бояре испугались и отступили, а Бажен усмехнулся.

— Вот видишь, как их учат? Слова вольного не дают сказать. Ну да прощай, брат. Авось встретимся там наверху.

— Знаю точно, что встретимся, — ответил Буров. — Не может быть иначе.

— Прости меня брат за мысли кручинные, — вздохнул Бажен. — Да не мог иначе, уж, больно страшно, а вдруг не получится? Хоть и знаю, что случится, а все равно дрожь бьет до жути. Ты первый иди, я за тобой. Пойду по светлому следу, авось не заплутаемся.

— Авось, — Тихомир закрыл глаза, готовясь. — Не бойся. Смерть не страшна, жизнь гораздо боле люта.

Огонь уже разгорался. Ярко горел хворост, весело потрескивая сучьями, обильно политый маслом. А наверху их ждало небо голубое, стылое, с солнышком как раз посередке.

— Иду! — Буров ушел в себя, проверил, готов ли? Выдохнул облегченно. Сможет, сила есть. — Прими нас небо! Жизнь моя, прощай…

И вспыхнул ярко огонь, и тут же взметнулся вверх сноп брызнувших искр прямо в небо, а вместе с ним и Тихомир поднялся. Высоко искры вспорхнули, сажен на пятнадцать, и опали. А затем и второй сноп искр в небо пошел, Бажен поднялся.

— Чудо божественное явилось! — молвил один из бояр. — Смотрите, волхвы сами в небо ушли, как Христос видать, святыми были!

— Молчи, дурень, — буркнул второй. — Гляди, как церковник на нас косится, надулся, красный весь от злости. Как бы самим на костер не попасть, только мы не вохвы, нам на небо не уйти…

Вечером архиерей сам своим посохом пепел ворошил, искал кости волхвов. Не нашел. Сердился очень. Заставил тех, кто хворост принес, батогами бить. Потом приказал обо всем, что произошло, молчать. А кто скажет, грозился от церкви отлучить. Никто ничего не сказал, хоть дивились сильно…

От своего тихого стона Буров и проснулся, больно было внутри, живот скручивало словно половую тряпку, а голову словно стягивал невидимый жгут, да и ноги словно огнем жгло. Пришлось в душ идти, холодной водой обливаться, после чуть легче стало, спокойнее. По телевизору обсуждали нападение ворон на сотрудников охранного предприятия «Витязь». В больницу попало восемь человек, четверо лишились по одному глазу, один обоих. Трое погибших. Хорошо, птицы ему помогли, иначе бы убили его вороги лютые. Вороны птицы ушлые, клюют в первую очередь в глаза, оттого их собаки боятся и кошки. А уж стая может любую живность забить, и человека тоже.

Тихомир выключил телевизор и посмотрел в окно. Вечерело. Надо было ложиться спать, чтобы завтра поутру отправиться домой. Закончено дело. Он все сделал, что хотел. Комбинат продал. Девочку с бабушкой отправил за границу. Тиха за ними присмотрит, а заодно сама отдохнет. Вот теперь еще у них денег прибавилось, смогут себе дом купить, да и все, что захотят. Обратно возвращаться им не нужно, у них и там будет все, что захотят. Так что получилось правильно, хорошо, только что-то внутри мелко так подрагивало, словно чего-то не учел. А что мог забыть? Главное, комбинат сбросил, больше смерти Насте никто желать не будет, потому что не у дел она. А вот его могут попробовать убить. Григорий наверняка обиделся на то, что он остался жив, да и его подельник Петр. Вряд ли генералы переживают, что их люди пострадали, для них это просто расходный материал, а вот то, что деньги не сумели обратно забрать, это для них обидно, для них смысл жизни в этих пустых бумажках.