Поверженные правители - Холдсток Роберт. Страница 40

Это просто отзвуки. И не все они возникли, когда образовался мир, хотя считается, что десять из них были с самого начала. Их порождали боль, мечты или вмешательство существ, подобных мне.

Проще говоря, это остатки игр, побочные эффекты упражнений в чарах, колдовстве или магии. Однажды возникнув, они оказываются очень прочными, и рассеять их нелегко. Они продолжают жить. Они, как эхо, глохнут понемногу, но никогда не затихают до конца. Они такие же стойкие, как память.

И мы попали в один из таких отзвуков.

Во времена моего затянувшегося детства эти разбросанные по миру владения эха охранялись ольховыми людьми, отгонявшими неосторожных, готовых вступить в небыль. Позднее они стали местами паломничества, и охрана мест, называемых теперь пустотами, из которых часто возвещались пророчества, перешла к более строгим хозяевам: жрецам и правителям, извлекавшим из них выгоду.

Вот и несчастные Дельфы — обнищавшая дыра в скалах, с храмами, разграбленными набегами всевозможных племен, — почти наверняка были остатками такой полости.

Я предпочитал называть их нижними путями. И боялся их. Эти места были непредсказуемы, как непредсказуемы были породившие их головы. Чаще всего молодые и умные, но порой и безумные. Когда-нибудь в грядущие времена их секреты откроются при раскопках. Но меня подобные предприятия не особенно прельщали.

Однако сейчас я заинтересовался, и не только потому, что Ясон и его спутники молча сидели посреди такого «нижнего пути», но и потому, что в нем отчетливо пахло нарочитым созданием.

Тайрон упомянул мастерские. Остров был сплошь усеян мастерскими Мастера. Не открываются ли они в самую большую из известных мне стран эха, в эхо целого острова, острова Крит? И не был ли пляж, на котором мы устроились, одним из таких входов, как и сам огромный лабиринт дворца Ак-Гноссос? Эта мысль будит воображение.

Не ошибся ли я в своих догадках и кто именно создал это место? Кто обратил этот длинный узкий островок в лабиринт отзвуков? И если все это лишь эхо, где же сам остров?

Нас с Ниив ночью посетил медовый дух. Медовый запах и медовые чары, стихия, которая наверняка не принадлежала к созданиям Мастера. Не ее ли мучительные грезы сотворили эту прожорливую мечту?

Меня трясло от скачущих мыслей. Я не замечал мрачно нахмурившихся невежд и видел только понимающие улыбки Тайрона и Талиенца.

— Где-то, — заключил я, — на пути с Альбы к гавани Акротири мы перешли из знакомого мира в мир эха, что теперь окружает нас.

— На Корсике! — воскликнул Тайрон. — Я чувствовал, что там что-то неладно. Именно там, теперь я уверен. Помните ту странную волну? Как море покачнулось, отбросив Арго на мол? Именно тогда! И не ты, и не я, Мерлин, свили нить этого волшебства.

— Сам Арго, — закончил я за него. Этот критянин был очень непрост.

— Сам Арго, — согласился Тайрон.

— К слову… Вот и он, — пробормотал Ясон, поднимаясь на ноги и указывая рукой на восходящее солнце. — Это ведь он?

Я подметил, как что-то мелькнуло в его глазах: пожалуй, не радость, а робость. Он смотрел на корабль, который называл своим, на маленькую точку в солнечном сиянии, но ему было не по себе.

Ниив шепнула:

— Полюбуйся на своего дружка, скотину, ублюдка! Ну, ну, ну…

— Что ты видишь? — спросил я ее. — Только глазами и чутьем. Больше ничего не надо.

— То же, что и ты. Он боится. И сам не знает чего. Вот оно! — Она вцепилась в мою ладонь и тихо злорадно бормотала: — Скоро мы увидим, как он свалится в вырытую им самим яму. Приятное зрелище!

Я оттолкнул ее от себя. Она застыла, с округлившимися глазами, подбоченившись, всей позой выдавая себя, и тут же опустила руки, обмякла, притворяясь, что ей все равно.

Я не замечал ее. Я видел только Ясона. Я повидал стихийных духов во многих обличиях, но те, что сейчас туманили ему разум, больше всего походили на мошкару, роящуюся в сумерках вокруг людей и скотины. Ярость и воспоминания, страх и пыл свивались вокруг него в эфирные испарения. Прошлое истекало из человека, считавшего его давно похороненным.

К берегу приближался не корабль, а волна. Она становилась все выше, пена водопадом стекала с гордого носа, медленно поднимавшегося над водой.

Арго всплывал подобно левиафану. Он разбил гребень волны, нарисованные глаза следили за нами, в то время как киль коснулся земли и пропахал галечный берег между нами, рассыпавшимися перед его внезапным, ошеломляющим появлением.

Гнев и жалость стекали с его бортов так же зримо и ощутимо, как струи воды. Ясон шагнул вперед, грубо отшвырнув меня с дороги. Он отвечал на зов. Я на миг решился подслушать и услышал жесткий хриплый голос корабля, скорбно призывающий его к себе. Остальные были отвергнуты, и Ясон один поднялся на палубу и вошел в Дух корабля.

Вскоре он появился снова, пепельно-бледный, дрожащий, в отвратительном настроении, и окликнул нас:

— Остальные здесь. Промокли, но живы. Пора отчаливать. Столкните эту прогнившую развалюху с отмели.

Мы сделали, как он велел, грубой силой и с помощью оказавшихся под рукой канатов стащив корабль в океан. Едва все оказались на борту, Арго развернулся, нацелившись в неизвестность, поймав ощутимое лишь для него течение. Он пересек море и наконец вошел в русло реки.

Теперь мы взялись за весла и вывели корабль из нижнего мира прямо посреди острова.

Глава 19

ЭФЕМЕРА

Потом, вынырнув из мрака, как из сновидения, мы увидели, что окружены горами. Ярко светило солнце. Многоцветный город раскинулся на берегах реки. В воздухе витало не только благоухание с вплетающимися в него запахами дубленой кожи, но и звуки. Звуки жизни. Шум городской суеты, выкрики любопытных, собравшихся веселой толпой подивиться на наше судно, на наш Арго, стучавший и гремевший о причал, пока Рубобост и греческие моряки искали причальные канаты, чтобы успокоить корабль.

— То-то, — одобрительно заметил Урта, оглядываясь по сторонам. — Наконец приличный город. Вот это я понимаю.

В самом деле, было чем полюбоваться. По течению мимо нас проплывали баржи, и с их высокой палубы на нас с любопытством пялились моряки; лодочки поменьше проходили на веслах не под барабанный бой, а под мерные звуки бронзовых рожков. На причалах были сложены узкогорлые пифосы. Волы тащили плетеные повозки, нагруженные плодами. В загоны с блеянием входили козы с темной шерстью. Где-то вдали, за выкрашенными лиловой и розовой краской домиками, шло празднество. Звон тамбуринов прерывался торжественным уханьем больших барабанов и визгом рожков. Порой слышались крики веселья. Порой стоны. Порой вопли.

На склонах вспыхивали искорки, и мы, присмотревшись, различили шествие детей, одетых в белые туники, с маленькими, отражающими свет щитами в руках. Они поднимались по извилистой тропе все ближе к небу.

— Где эта поганая дыра? — вдруг возопил Ясон. Он был явно не в себе. — Куда мы попали? Кто-нибудь знает?

Тайрон, обернувшись к нему, крикнул:

— Да. Домой!

— К кому домой?

— Ко мне домой, — зычно проревел критянин, усмехаясь хмурому Ясону.

— Ты здесь родился? В этом прекрасном городе? — спросил Урта. Если сравнить с грязным, звенящим кузнечными молотами и копотью хаосом Тауровинды, ему было чем восхищаться.

— Прямо здесь, — ответил Тайрон, указывая в гущу домов. — На Пчелиной улице.

Когда смысл названия дошел до утэнов Урты, они разразились хохотом. И тут же стали предлагать возможные названия для улиц родного городка: все они звучали не столь изысканно.

Тайрон их не слушал. Он засмотрелся вдаль, упиваясь цветами и звуками, потом покосился на меня:

— Почти ничего не изменилось. Вот бы узнать, долго ли меня не было.

— Узнать нетрудно.

Пока Ясон улаживал вопросы портового сбора с городскими чиновниками, едва ли не одновременно с нами подоспевшими к причалу, мы с Тайроном собрались в город. Шум праздника становился громче, крики веселья пронзительнее. Я спросил спутника, что они могут праздновать, и тот слегка замялся: