Журнал "Если" 2009 № 9 - Галина Мария Семеновна. Страница 3

— Свечек понаделаю, в карты играть буду дотемна.

С кем он собирался тут играть в карты, осталось неизвестным.

Зато на третий день путники разжились наконец мясом. Ночью в чащобе было непривычно шумно, слышались треск и громкий сверлящий визг, казалось бы, у самого потухающего костра. Маги всполошились, но звуки ночной трагедии вскоре затихли, а идти на ощупь в темноту никто не решился.

— Утром посмотрим, — лениво сказал Радим, и колдуны согласились с проводником.

С утра Радим посмотрел, что творилось в ночи, и пока наниматели продирали глаза, притащил к остывшему кострищу зашибленного насмерть, но не тронутого хищником поросенка. Тощенький и полосатый, был он тем не менее достаточно велик, чтобы накормить собой всех троих, оставив чуток и на ужин.

— Кто ж это его, — пробормотал Дардейл, недоверчиво оглядывая нежданную добычу.

— Волк, кому ж еще... — ответил Радим, достав нож и примериваясь к тушке. — А может, алмас, они тоже, бывает, охотятся, если с голодухи.

— Тут и впрямь алмасы есть?

— Тут они как раз и есть. Это в других местах их не встретишь.

— Чего ж он поросенка не слопал, раз голодный?

— Секач помешал, — охотно объяснил Радим. — Кто там кого одолел, не знаю, но, думаю, им обоим сейчас не до поросенка.

Радим говорил, ни на секунду не переставая действовать. Огонь на кострище ожил по единому мановению, поросенка Радим выпотрошил, опалил, промыл в ручье и начисто выскоблил шкурку ножом. К этому времени в котелке уже булькали потроха. Дардейл с Влохом, понимая, что тут они не помощники, не вмешивались, следили только, чтобы хворост возле костра не кончился. Дардейл наблюдал за чужой работой с улыбкой, а Влох, напротив, мрачнел с каждой минутой. Наконец он наклонился к товарищу и шепнул, не разжимая губ:

— Это не волк. Тут явно прощупывается колдовство. Я с таким прежде не сталкивался, но чувствую, что оно опасно.

— Возможно, алмас, — также неприметно ответил Дардейл. — Некоторые считают алмаса магическим существом.

— Посмотреть бы... в жизни не видел алмаса.

— Так он небось удрал куда подальше, — не отрываясь от работы, громко произнес Радим. — Разве что секач его сильно помял. Сейчас с мясом разберусь, и можно будет сбегать, поглядеть, пока поросенок жарится.

— Время поджимает, — проговорил Влох, стараясь скрыть неловкость от мысли, что проводник, оказывается, прекрасно слышал их тайные разговоры. С природной магией никогда не знаешь, чего ожидать: ее носитель может быть полным идиотом, а может оказаться удивительно смышленым человеком, может быть глух на все пять органов чувств, а может видеть зорче ястреба и слышать лучше летучей мыши. И все это дается так просто, без каких-либо заслуг и упорной учебы.

— Поросенок не сгорит, пока мы гулять будем? — спросил Дардейл, в отличие от Влоха ничуть не смущенный.

— У меня не сгорит. А сбегать бы надо. Мне и самому интересно, что там случилось.

Поросенка на вертеле оставили на попечение утреннего ветерка и спорым шагом пошли смотреть, что приключилось ночью в неприятной близости от стоянки.

Следов на месте битвы обнаружилось сколько угодно, дерн был вспорот, словно на копанке, на взрытой земле отчетливо отпечатались следы кабаньих копыт, а вот с кем дрался секач, понять не удавалось. Рыхлая земля, но ни единого отпечатка хищной лапы. Колдуны разглядывали землю, коротко переглядываясь и раздувая ноздри, словно хотели выследить хищника по запаху. Однако след первым обнаружил Радим.

— Ты поглянь, медведь! — произнес он, указывая на случайно уцелевший отпечаток, удивительно напоминающий босую человеческую ногу, но чуть не вдвое большую и с отчетливо видными вдавившимися в рыхлую почву когтями. — Что ж он, дурак, посреди лета на кабана-то попер? Другой жратвы в лесу мало?

— Не медведь это, — тихо произнес Влох. — Это оборотень.

— Чего оборотню в такой глуши делать? — усомнился Радим. — И следы зачем затирать? Он в человека перекинется да уйдет. Я знаю, как они себя ведут.

— Где? — спросил Дардейл, стараясь не смотреть Радиму в лицо.

— Под городом лет пять назад объявился один. Только он в волка перекидывался. Вовкулак называется.

— И что с ним стало?

— Затравили его городские, потом просадили кольями и так проткнутого закопали на Могилихе. Потом болтали, будто он все равно встает, но это уже брехня, детишек пугать. А тут просто медведь. Поросенка схватил и думал, что стадо побежит. А секач не стерпел и кинулся. Медведь его задрал, потом по земле повалялся, они это дело любят, а тушу уволок. Прикопает где ни на есть, а потом будет тухлятиной лакомиться.

— Гладко у тебя получается, — Влох не то Радиму говорил, не то себе под нос бормотал. — Только все равно это не медведь, а оборотень. Я их породу во всяком обличье чую.

— Чего тогда на меня смотришь? — напрямую спросил Радим. — Я не медведь и не оборотень, знать должен, раз это дело чуешь.

— Знать-то знаю, а на медведя твоего поглядеть хочу поближе.

— Я и сам хочу, но боязно. Ни медведя возле добычи, ни оборотня зря тревожить не стоит. Были бы вы охотники, я бы понял, а вы говорили, что амулетики делаете.

— Артефакты, — скрипучим голосом поправил Влох.

— И нам удивительно, — добавил Дардейл, — что земля взрыта, следы затерты, а ни одного клочка шерсти не видать. И потом, куда он тушу девал? След где, хоть медвежий, хоть человеческий?

— Землю кабаны взрыли еще прежде того. А где следы — не знаю. Сами говорите, нечисто тут. Так я вас и предупреждал, что в здешних краях нечисто. Уходить надо.

— Уйдем. Но сначала... — Влох вскинул руки и незнакомым гортанным голосом пропел заклинание.

Начиналось серьезное колдовство, которого путники до сих пор избегали, экономя силы для неведомой цели. Радим сморщился и попятился от мага. Видимо, заклятие больно стегнуло по изощренным чувствам проводника, привыкшего ловить чуть заметные токи природной силы. Влох продолжал выпевать слова незнакомого, давно сгинувшего наречия, и в ответ раздался не то треск, не то рев разъяренного зверя. Ясень, стоявший у самого края полянки, качнулся, сгибаясь немыслимым для дерева изворотом, кора вздыбилась шерстью, трухлявое дупло обернулось зловонной пастью. Чудовище рвалось к поющему чародею, но корни, слишком глубоко ушедшие в землю, покуда не пускали его.

Затем в дело вступил Дардейл. Короткое, словно вскрик, заклинание, и зверь, наконец высвободивший лапы из взрытой почвы, вместо того чтобы прыгнуть на врага, метнулся в сторону и, ломая кусты, исчез.

— Арбауэр! — выдохнул Дардейл. В голосе его было больше восхищения, нежели страха. — А я-то не верил, что они есть на свете.

— Аюкла, — тихо произнес Радим. — Я думал, в здешней дуброве леший пошаливает, а это вон кто!

— Красавец! — восхищенно добавил Дардейл. — И ведь расскажешь кому — не поверят.

— Что ж ты его отпустил? — посетовал Влох. — Бить надо было.

— Ничего, мы свое возьмем... Не может быть, чтобы он нам корешка не отломил.

Чародей наклонился, начал разгребать многократно взрытую почву. Влох подошел, принялся помогать.

— Воняет, — недовольно произнес он.

— Это от кабана. Туточки он закопан. А вот и корешок!.. — Дардейл потянул из земли корень, обломленный спешащим оборотнем.

Почти сразу после того был найден второй корень, а затем и еще один, поменьше. Теперь и Влох оставил хмурый вид и излучал довольство.

— Нет там больше ничего, — напомнил о себе Радим, — а поросенок сгорит, если еще будете копать. Или съест его кто-нибудь. Придется тогда кабана выкапывать вонючего.

Угроза подействовала, и перемазанные землей волшебники поспешили обратно в лагерь, разглядывая на ходу свои находки.

— Из этих корней амулеты делать будете? — без особого интереса спросил Радим.

— Из них, — откликнулся Дардейл, даже не поправив проводника, который опять обозвал колдовской артефакт амулетом.

— Я знаю тут одну травницу, которая тоже амулеты готовит, так она бы корешок аюклы за версту обошла. Кто понимает, сразу видит: от этой штуки только порча, равно на всех, и на того, кого сглазить хотят, и на того, кто колдует. С аюклой шутки плохи, это тебе не майская трава и не мышиный череп. Так что вы там осторожнее.