Полководец - Хаецкая Елена Владимировна. Страница 32
«Я — один из стражей Границы, — уверенно, размеренно проходили в голове Дениса мысли, одна за другой. Достойные, мужские мысли. — Я обязан возвратиться на войну, к моим друзьям, к моим товарищам. Даже если Серая Граница захлестнула их… Это ведь, в сущности, не имеет никакого значения. Защитники Брестской крепости стояли насмерть не потому, что рассчитывали таким образом выиграть войну, а из принципа. Вот они же не сдались… — Денис сам от себя не ожидал, что приведет подобный пример. — Гонэл погибла. Сейчас в замке каждый человек на счету. Каждый меч, каждое копье…»
И в конце концов намерение созрело, окончательно оформилось и потребовало действия. Повинуясь ему, Денис в один прекрасный посленовогодний день отправился в логово Морана Джурича. Он хорошо помнил, где оно находится: здание, описанное Достоевским как «дом старухи-процентщицы». Желтый дом без украшений, тупым углом выходящий на Екатерининский канал.
Набираясь решимости (разговор-то предстоял нелегкий, да еще с таким эксцентричным типом, как Моран), Денис немного помедлил на набережной, разглядывая окружающий пейзаж: «канаву» в полыньях с утками, чумазые льдины, сугробы у обочины, редко высаженные деревья, окруженные специальными решеточками.
Странный он, этот «дом старухи-процентщицы». Вообще весь район странный. Бывают на земле такие места: хоть что ты с ними ни делай, а они не изменяются. И плевать им на наступление космической эры и падение коммунистического режима. Обычно эта неизменность связана либо с провинциальным духом, либо с духом безобразий. Близость Сенной надежно обеспечивала и то, и другое. Кажется, хоть небоскреб со сверкающими зеркалами здесь возведи — и через пару лет он благополучно усохнет, изрядно подрастеряет блеск и лоск и обратится в «доходную» шестиэтажку со скучными мордатыми кариатидами под балконами третьего этажа.
«О, Гонэл! — подумал Денис, ничуть не стыдясь своей патетичности. — Гонэл, золотая богатырша!..» На мгновение зимний Петербург показался ему невыносимым. Если не жить в Истинном мире — то уж не жить вообще нигде. Вопрос возвращения туда — это вопрос жизни и смерти.
Денис тряхнул головой и вошел в подъезд. А вот и знакомая лестница с осыпающимися ступенями. Денис уверенно взбежал наверх.
Помнится, они с мамой проходили сквозь какую-то огромную коммуналку, где входные двери не закрывались вообще, ни парадная, ни черная. Денис подергал все двери на площадке третьего этажа, но везде оказалось заперто. За одной сразу ожила и забрехала собака. Как будто она сидела на пороге, прижав нос к косяку, и только того и ждала, чтобы кто-нибудь снаружи подал признаки жизни.
Запоминать номера квартир в таких домах бессмысленно. Еще со времен первой перепланировки здесь сбита вся нумерация. Нет, ориентироваться надо на глаз. Проще говоря, найти, где открыто, и нырять туда на свой страх и риск.
После четырех неудачных попыток Денису наконец повезло, и памятный по прошлому разу бесконечный коридор поглотил его. Дверь черного хода терялась далеко вдали, как будто Денис смотрел в поставленные друг против друга зеркала. По законам гадального жанра, из последнего зеркала должно будет потом выбраться чудовище в гусарском мундире и поманить незадачливого гадателя костлявым пальцем.
Денис продвинулся на несколько шагов вперед, и тотчас входная парадная дверь убежала так же далеко, как и черная. Молодой человек оказался в насыщенной предметами и воспоминаниями трубе коммунального коридора — мыслящий микроб в кошмаре линейного времени. Обремененные пышными шубами вешалки, пожелтевшие детские ванночки, санки — ровесники Ленинградской блокады, лыжи, поеденные молью валенки, заплесневелые кадушки, обитые железом сундуки — все это умножалось и дробилось, а Денис все шел и шел, и мимо него текли маразматические бабушки в ситцевых халатах, дети на трехколесных велосипедиках, мамаши с кастрюлями, подростки в ядовитых майках, кошки, мужчины в мешковатых штанах, пенсионеры, похожие на персонажей журнала «Крокодил»…
В конце концов, ошалев от собственной потерянности, Денис остановился прямо посреди коридора и закричал в пустоту:
— Моран! Джурич Моран!
Никто из обитателей квартиры, заслышав этот отчаянный вопль, даже ухом не повел, так что Денис продолжал кричать — невозбранно и безрезультатно:
— Моран! Джурич Моран! Моран!
Никакого ответа на его призывы так и не последовало.
Денис в панике побежал по коридору. Несколько раз заворачивал за угол, но все равно потом оказывался в изначальном прямом тоннеле, словно бы составленном из зеркал, и видел впереди недосягаемую дверь черного хода. Он сбил с ног какую-то бессловесную старушку, промчался сквозь пьяного соседа с папиросой, — тот даже не пошатнулся, только крякнул, — перепрыгнул через девочку с бантом на макушке и неожиданно вылетел в черный ход на лестницу.
Тяжело дыша, обтирая со лба пот, Денис остановился на площадке. Точно, он был здесь с мамой. Вон и граффити на стене, вроде бы, знакомые — слово FUCK в завитушках. А на той стене должна был вывеска, похожая на вагонную, только вместо «Санкт-Петербург — Новгород» там выведено: «Экстремальный туризм».
Вот здесь она была, точно. Денис отлично ее помнит.
…Он стоял на площадке, заплеванной, с горами окурков между окон, и глупо таращился в пустую стену. Там не только не оказалось таблички. Там вообще не было никакой двери.
Поверить в такую нелепость Денис попросту не мог. Несколько раз он прикладывал ладони к стене, потом отходил и недоуменно смотрел. Затем задрал голову, зачем-то посмотрел наверх, но никого там, естественно, не увидел. Снова приблизился к стене. Глухо постучал в нее согнутым пальцем. Подождал. (Чего, спрашивается, ждал? Что откроется «портал» и оттуда выйдет жулик Джурич Моран, собственной персоной?)
Денис уселся боком на подоконник. Окурки, засунутые между мутными стеклами, попытались удушить незваного гостя. В пику им Денис нарисовал цветочек на стекле. Послюнил палец и нарисовал. Помаялся немного, сполз с подоконника, подошел к пустой стене и снова постучал, сперва кулаком, потом, не стесняясь, ногой.
Эффект нулевой.
Ну, и что теперь остается делать? Только признать свое полное поражение и вернуться к маме.
Денис медленно спустился по ступенькам.
Он был так огорчен, что не слышал, как по пятам за ним крадется Авденаго.
Розовый, ухоженный, аккуратно одетый маменькин сынок, разумеется, ничего не заподозрил. Ни разу не обернулся. Даже не поежился, хотя мог бы, кажется, ощутить кое-чей взгляд на своей спине.
Интересно, как отнесется эльфячий поскребыш к тому обстоятельству, что его до самой квартиры выследил тролль? Ха, настоящий тролль! В Петербурге. Забавно, да?
А что, разве не тролль? Насильственно выброшенный из Истинного мира, Авденаго вовсе не намерен был отрекаться от своего прошлого. Воспитанник Морана и — чего уж там, назовем вещи своими именами! — его холуй. Авденаго — дахати Нитирэна, муж Атиадан, не последний в своем клане.
Дайте только время, и Авденаго возьмет Денисика за трепетное горло.
Денис приметил тролля на следующий день, когда выходил в булочную. Причем Авденаго не сомневался в том, что Денис смотрит именно на него — и именно с полным осознанием того тягостного факта, что общения им не избежать.
На свой счет Авденаго не обольщался: джинсы с дырой на колене и краденое пальто, пыльное и явно с чужого плеча, делали его похожим на бомжа. Да он, в сущности, и был бомжом. Берлога в коммунальном коридоре, где Авденаго скрывался в первые дни после своего возвращения, — не в счет. Он же не кошка, чтобы обитать в коробке под вешалками.
Выслеживая жертву, Авденаго совершенно не торопился. С пугающим, звериным терпением подпирал стену. Ждал, пока Денис с авоськами пойдет обратно домой. Когда тот показался, Авденаго отвалился от стены и шагнул навстречу. Даже улыбнулся — просим отметить этот факт отдельно.