Наследница Ингамарны (СИ) - Зорина Светлана. Страница 51

Гинта не стала пока ничего рассказывать деду. Зато несколько раз совершила прогулку по угодьям аттана Тахуна. Стараясь оставаться незамеченной, она внимательно присматривалась к людям. Даже побывала возле самого замка, видела и Талафа, и его родителей, слуг и служанок, но та девушка так и не попалась ей на глаза. В конце концов Гинта сочла свои поиски бесполезным занятием. Кайна могла попросить любую девчонку из деревни, хорошо ей заплатив или чем-нибудь запугав. Гинта решила больше об этом не думать.

Ей теперь всё чаще и чаще удавалось сделать наом, а иногда даже вызвать нао. Причём в святилище ей это удавалось всегда. Она поняла, что всё дело в воде. Дед же говорил: вода Наугинзы и озера Хаммель содержит аллюгин. Озеро питает какой-то подземный источник. Аллюгин может хранить нао. Здесь он сильно разбавлен простой водой, но всё же способен на какое-то время удерживать суннао того, кто здесь побывал. И человек, владеющий наомой, может проявлять эти суннао. Тем более что стены святилища по-особому преломляют свет. А ведь наома — это и есть свет, разлитый в пространстве. Его можно сгущать и рассеивать. Наома — это соединение света и божественного анх.

Почему Вальгам был убеждён, что именно Диннувир взял его записи? Наверняка, он тоже спрашивал у бога, кто здесь бывал в его отсутствие и что делал? Но не мог же такой искусный нумад, как Диннувир, уйти, оставив своё суннао… Или он не собирался скрывать свой поступок от Вальгама? Если это так, значит, он считал, что ему нечего стыдиться. Но ведь он нарушил клятву! Гинта сама не могла понять, почему эта давняя таинственная история не даёт ей покоя.

Теперь она ещё больше полюбила своё маленькое святилище. Здесь у неё получалось всё, даже в тёмные безлунные вечера. Танцующие линны поднимались со дна бассейна и, повинуясь движениям её рук, плавно кружились над водой. Иногда она украшала поверхность озера огромными, ярко светящимися во мраке цветами или населяла его причудливыми рыбами, а под потолком помещала птиц — всяких-всяких, кроме ванга и ханга. Однажды даже сделала наом белой птицы с голубым хохолком, чьё изваяние красовалось над входом.

Управлять наомой за пределами святилища было труднее, но Гинта старалась изо всех сил. Вода озера Хаммель содержала много аллюгина, а в Наугинзе он иссякал по мере приближения к большой реке, из которой она вытекала. Поэтому на берегу озера и на берегу речки от озера до святилища у Гинты получалось всё и сразу, а вот дальше она уже не могла вызывать суннао тех, кто здесь побывал, — вода их просто не хранила.

Для того, чтобы чему-то научиться, надо почаще упражняться. А чем легче идёт учёба, тем она приятнее. Упражнения с наомой в святилище и близ него, где всё получалось, придавали Гинте уверенность. Здесь она, играя и забавляясь, как говорится, набивала руку. Ей ещё не было одиннадцати, когда она научилась вызывать любое суннао и делать наомы независимо от расположения светил.

Деду Гинта ничего не говорила. Он понятия не имел, чем она занимается в святилище водяных богов и во время своих одиноких прогулок по лесам в окрестностях Ингатама. Юная аттана давно уже изучила свойства всех целебных растений и животных ядов и вместе с дедом готовила лекарства. Она часто помогала ему в дворцовой лечебнице. Аххан доверил внучке несколько больных, и она быстро подняла их на ноги. Одним из них был охотник по имени Рух, едва не погибший от ран, которые ему нанёс сингал. Теперь на его теле не осталось ни шрама.

— Я не только снова могу охотиться, — радовался Рух. — Я ещё могу и по-прежнему нравиться девушкам. Никогда не поверю, что наша маленькая аттана способна причинить кому-нибудь зло, что бы там ни говорили некоторые.

— А кто про меня что говорит? — поинтересовалась Гинта.

— Да… пустое… Люди вечно болтают. Ты, аттана, хоть всех-то парней не отпугивай, — с улыбкой добавил охотник. — Это тоже не последнее дело.

— А ты постарайся больше не связываться с сингалами, — в свою очередь посоветовала Гинта.

Когда Рух упомянул о парнях, она догадалась, кто и что про неё говорит. Кайна никогда не простит ей того случая на площадке для борьбы. Гинта почти не сомневалась, что цветок — это её рук дело. Вернее, её затея. Руками она как раз воспользовалась чужими.

Спустя несколько дней старая Таома вошла в покои аттаны с озабоченным видом.

— Госпожа моя, люди боятся твоего зверя. Он опять к тебе ходит…

— Какие ещё люди? — недовольно спросила Гинта. — Тинга знает вся округа. Он уж который год ко мне прибегает. Мангал не трогает людей, если люди его не трогают.

— Говорят, что это вирунг! Говорят, что тебе служит злой лесной демон…

— И что я, по-твоему, должна сделать? Может, убить его? Во-первых, ты прекрасно знаешь, что влечёт за собой убийство мангала. Во-вторых, Тинг мой друг… И какие, интересно, люди всё это говорят? Случайно не те, что живут в Саране и его окрестностях? Я больше не желаю слушать эти глупости!

— Хорошо, госпожа, я больше не буду тебя тревожить, — тихо сказала старуха и повернулась, чтобы уйти.

Устыдившись своей вспыльчивости, Гинта взяла её за руку.

— Послушай, Таома, ты же сама понимаешь, что всё это глупые выдумки. Глупые и злые.

— Знаю, — вздохнула нянька. — Но они могут тебе навредить. Лучше бы его с тобой не видели.

Тинг не показывался почти всю зиму. Он вернулся в начале весны, а потом ещё два раза пропадал надолго, и Гинта знала, почему. Мангалы — очень заботливые родители. Не только самки, но и самцы опекают своих детёнышей до тех пор, пока они не начнут охотиться самостоятельно.

Тинг частенько сопровождал Гинту в её прогулках по лесам. Иногда он вслед за ней прибегал к святилищу водяных богов, но заходить туда не хотел.

«Звери лучше нас чувствуют присутствие божества, — думала Гинта. — А здесь к тому же не его боги».

Если б не надо было беречь силы для занятий в школе, она бы развлекалась с наомой целыми днями. Иногда по вечерам, заметив, что Гинта какая-то рассеянная и вялая, дед спрашивал:

— Неужели ты так устаёшь в лечебнице? Я вроде бы стараюсь тебя не перегружать…

Он что-то подозревал, но не задавал лишних вопросов. В последнее время между ними установились довольно странные отношения. Старый Аххан не мог не видеть, что внучка по сути давно уже вышла из повиновения. Она жила какой-то своей жизнью, в которую никого не пускала, разве что Сагарана. Только уважение к деду заставляло её изображать в глазах окружающих послушную ученицу. И как бы в качестве платы за это она требовала уважения к своей свободе. Требовала, разумеется, не на словах — для того, чтобы понять друг друга, дед и внучка не нуждались в словах. Гинта прекрасно справлялась со всеми заданиями деда и никогда не перечила ему на занятиях. В остальном же вела себя совершенно независимо и, покидая замок, не считала нужным докладывать, куда она уходит, зачем и насколько. Деду только оставалось делать вид, что он ей полностью доверяет. Он знал — давить на неё бесполезно. В этой маленькой, худенькой девочке уже чувствовалась будущая минаттана. Аххана порой раздражало её своеволие, но даже сердясь на внучку, он гордился ею. И ему очень хотелось дожить до того времени, когда она станет известной нумадой и мудрой правительницей, чья слава, быть может, затмит славу самого Диннувира.

Дед уважал свободу Гинты, однако его не могли не встревожить странные слухи, которые всё чаще и чаще доходили до Ингатама. В один из вечеров он позвал Гинту в комнату с камином и спросил:

— Это ты там забавляешься на берегу Наугинзы? Люди боятся. Говорят, возле проклятого святилища бродят призраки.

— Дедушка, ты же знаешь, что это не призраки, а суннао и наомы…

— Да я-то знаю, а другие…

— Другие тоже должны знать о таких вещах.

— А ты должна знать, что это место до сих пор считается проклятым. А водяных богов у нас боятся. И Камы… Люди думают, что это не нао, а каманы, посланцы бледной луны. А один человек увидел самого себя. Он уверяет, что это не нао. Ведь нао неподвижно. Нумад может заставить его двигаться, но эти движения обычно кажутся неестественными, а тот человек увидал себя идущим по берегу, да ещё со своей собакой, которая недавно издохла. И теперь бедняга думает, что она хочет увести его с собой…