Воскрешение - Юрин Денис Юрьевич. Страница 3

Холод был неприятен Лату, но не мог убить охотника за чужой кровью. Солнечный свет был чрезвычайно опасен в первое столетие его ночной жизни, затем же лишь вызывал раздражающий, сводящий с ума зуд кожи и жуткую резь в глазах. В случае крайней необходимости Фегустин даже путешествовал днем, но не мог продержаться под обжигающими и причиняющими головную боль лучами небесного светила долее часа. Пока не мог, поскольку старшие вампиры клана Мартел вели дневной образ жизни, а его Глава, сам великий Теофор Нат Мартел, бывало, даже загорал, получая от солнечных ванн необычайное как моральное, так и телесное наслаждение.

Осиновый кол, вогнанный в тело, причинял страшную боль, сравнимую с опусканием руки в едкий раствор. Однако вопреки распространенному среди людей мнению точное попадание куска осины в сердце не убивало шеварийского кровососа, а лишь лишало на какое-то время способности двигаться.

Смертельным же врагом для Фегустина, как, впрочем, и для остальных представителей его клана, не говоря уже о людях, являлось оружие, обычное человеческое оружие, которым можно легко отделить бессмертную голову от бренного тела или, раздробив крепкий череп, повредить мозг, единственную часть его плоти, не подлежащую восстановлению. Именно по этой причине шеварийский вампир лишь в крайних случаях нападал на солдат, дворян, наемников или разбойников, а в ходе охоты избегал прямого силового воздействия на жертву, благо что у членов клана Мартел имелись свои весьма изощренные и безопасные способы добывания пищи.

Выбрав жертву, Фегустин тут же начал действовать, но при этом не забывал об осторожности, ведь любая случайность могла помешать охоте. Первым делом он покинул безопасный наблюдательный пост у двери и, стараясь никого не задеть локтями и не наступить на ногу кому-нибудь из шатающегося с кружками между столами люда, приблизился к жертве на расстояние в десять шагов. Полминуты оказалось достаточно, чтобы влезть в головы сразу троих простолюдинов и изучить их скудные, примитивные мыслишки. Женщине хотелось спать, ее муж мечтал уговорить соседа еще на кувшинчик вина за его счет, а случайный собеседник семейной пары – крестьянин – страстно желал подпоить разговорчивого простофилю-горожанина до мертвецкого состояния и поближе познакомиться с его женой.

В который раз на своем веку поразившись незамысловатости человеческих стремлений, Фегустин решил удовлетворить тайные желания ближних, но, как коварный джинн, сделал все с точностью до наоборот. Через минуту с начала его мысленного и совершенно незаметного со стороны внушения сластолюбец-крестьянин заснул крепким сном, в котором осуществились его фривольные фантазии; муж присоединился к шумной компании наемников, в надежде, что разгоряченные хмелем солдаты угостят его дармовым винцом; а избранная жертвой женщина медленно поднялась со скамьи и направилась к выходу. Она не спала. Ее красивые, но уже давно утратившие задорный блеск глаза были широко открыты, но тем не менее разум ей уже не принадлежал. В ее голове пульсировало неугомонное и неотложное стремление как можно быстрее покинуть шумный, душный трактир и на сто шагов удалиться в лес, туда, где ее ждали желанная тишина и мягкая постель из опавшей листвы и пожухших трав.

Вот и все, самая трудная часть темного дела была успешно завершена: невинная «овечка» добровольно отбилась от человеческого стада, а те, кто мог бы ее хватиться, на ближайший час, а при удачном раскладе – два, нашли иное применение своим силам. Теперь вампиру оставалось лишь проследовать за жертвой и наконец-то утолить одолевавшую его жажду, однако злодей не торопился покидать душный зал «Петуха» и вопреки здравому смыслу, вместо того чтобы пойти следом за женщиной прочь со двора, протиснулся к стойке и заказал сонно моргавшему трактирщику стаканчик самого лучшего в заведении вина.

Не только вампиры из шеварийского клана Мартел, но и многие иные кровососы не брезгуют людскими напитками, поскольку считают чрезвычайно полезным не столь для здоровья, сколь для поднятия настроения побаловать себя перед трапезой небольшим аперитивчиком. К тому же от нелепых случайностей не застрахован никто, даже самые хитрые и расчетливые убийцы. Фегустин не хотел, чтобы кто– нибудь из дремавших возле костров иль в каретах заметил, что он покинул двор тут же за дамой, которую утром или, самое позднее, к полудню найдут поблизости мертвой. Совпадения порождают слухи, а к слухам обычно очень внимательно прислушиваются отцы из святой инквизиции. На памяти Лата было несколько случаев, когда беспечная неосторожность его собратьев приводила к началу большой охоты на них.

Колокол на одной из часовен Альмиры оповестил о начале второго часа ночи, как раз когда Фегустин покинул двор придорожного трактира и направился напрямик, полем, к опушке леса, где спала крепким сном одурманенная жертва. Обостренный слух и удачно дувший с юго-запада ветер помогли вампиру услышать то, что было недоступно человеческим ушам, ведь до столицы филанийского королевства как-никак целых десять имперских миль, а может, и чуть более…

Новость отнюдь не обрадовала кровососа, а заставила его перейти с быстрого шага на легкую трусцу, что оказалось весьма затруднительным, учитывая рыхлость и вязкость обильно орошенной дождями земли. Осень была еще в самом начале, поэтому светало рано – около четырех часов утра. Судя по приметам, грядущее утро обещало быть солнечным, значит, в распоряжении Фегустина оставалось всего три неполных часа на то, чтобы полакомиться кровью жертвы, а в процессе трапезы и удовлетворить мужские потребности (этот приятный пункт Лату крайне не хотелось исключать из своего плана), а затем еще как-то успеть добраться до одного из трактиров возле ворот Альмиры.

К сожалению, члены могущественного шеварийского клана не умели летать, обращаясь летучей мышью, да и скорость их бега не превышала рысь средненькой лошадки. Провести же еще один день на лоне природы, прячась в ветхой избушке, по пояс в воде под мостом или среди змей на дне лесного оврага, Фегустину не хотелось, а с другой стороны, его появление в людном месте под лучами утреннего солнца грозило бы множеством неприятных моментов. Нет, солнце не убило бы одного из Мартелов, а люди ни за что не признали бы в нем вампира, поскольку до сих пор пребывали в приятном для детей ночи заблуждении, что солнце мгновенно испепеляет проклятую плоть кровососов. Но вот его нежная кожа покрылась бы красными пятнами и огромными волдырями, весьма схожими с бубонами чумы. Люди боятся заразы: ни один трактирщик иль хозяин постоялого двора не пустил бы его на порог, а обезумевшая от страха перед страшной болезнью толпа закидала бы камнями да палками.

Вампир уже почти достиг опушки леса, как вдруг внезапно застыл на бегу и с опаской завертел головой, к чему-то принюхиваясь и присматриваясь. Сменившийся с юго-западного на южный ветер донес до чутких ноздрей кровососа едва ощутимый аромат, странность которого крылась в том, что за двести лет своей довольно бурной ночной жизни Фегустин его ни разу не встречал. Одно дело – почувствовать новый запашок в многолюдном трактире, где воздух буквально пропитан человеческими и винными зловониями, а амбре из топленого жира, прогорклого масла и слегка подгнившего мяса просто сводит с ума чувствительное ночное создание, и совсем другое – ощутить его здесь, посреди открытого поля.

Примерно с минуту Фегустин не двигался с места, пристально всматривался в простиравшуюся перед ним темноту и изо всех сил принюхивался, однако незнакомый запах уже больше не щекотал интенсивно шевелившиеся ноздри вампира, а его привычные к ночи глаза не видели ничего, кроме уродливых очертаний земляных бугров рытвин да кочек. В конце концов, решив, что объект, источавший новый аромат, удалился в противоположном направлении, а следовательно, неопасен, вампир продолжил путь к спящей неподалеку жертве, чье манящее, мерное дыхание уже достигало его чутких ушей.

Горожанка не зашла далеко в лес. Подложив под голову руки, она лежала на боку под одним из ближайших к полю деревцев. Едва приподнимающиеся при дыхании округлости ее форм несказанно порадовали глаз Фегустина, пробудив в нем не столь уж и забытое мужское начало. Вампир укрепился в своем намерении – сделать в процессе питания парочку небольших перерывов и несколько раз совместить приятное с очень приятным… Однако голод был куда сильнее похоти. Склонившись над жертвой, кровосос первым делом разорвал когтями ворот ее старого платья и жадно впился клыками в призывно пульсирующую артерию. Наконец-то Фегустин ощутил во рту приятный вкус крови. Он жадно высасывал из спящей глубоким сном и лишь томно стонущей женщины живительную влагу и боялся… боялся увлечься настолько, что не сможет вовремя остановиться. Но вот сладостный момент утоления первого голода наступил. Лат вспомнил, что он мужчина, поэтому оторвался от шеи и, быстро лизнув ранку языком, остановил на время кровотечение. Каждому известно, чтобы вино не выветрилось, кувшин в перерывах нужно закупоривать пробкой.