Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре. - Атрейдес Тиа. Страница 18

Войти в Хурригсу оказалось не так просто - тракт был забит повозками горожан, не желающих оказаться в городе, занятом армией мятежников. В воротах толчея стояла невероятная. Даже пешему протиснуться между сталкивающимися и застревающими телегами, обезумевшими от давки и крика лошадьми и толпой бедных горожан, не имеющих даже лошади, и потому везущих свои скудные пожитки в ручных тачках и тележках, или же просто на себе, было весьма не просто. Над городом сияло ласковое весеннее солнце, но не могло рассеять мрак обреченности, такой густой и въедливый, что им, казалось, пропитались даже булыжники мостовой. Хурригса ещё делала вид, что сопротивляется, и на стенах её толпились солдаты при полном вооружении, но с первого взгляда на них становилось понятно, что город сдастся сразу, стоит только Пророку потребовать открыть ворота.

Пробираясь по узким улочкам, Лунный Стриж прислушивался к разговорам прохожих. Ничего нового и интересного он так и не услышал - обыкновенные слухи и бредни перепуганных до смерти людей. Зато на центральной площади, перед ратушей, на это самое интересное он буквально наткнулся. Три человека в белых балахонах с обритыми головами вещали с перевернутой телеги собравшемуся народу, потрясая в воздухе грубо сделанными из дерева кругами, окрашенными в белый же цвет, символами Светлой Райны.

Смысл их выкриков сводился к увещеванию горожан открыть ворота Пророку, пасть перед ним ниц, уверовать и присоединиться к Армии Справедливости. Проповедники с фанатично горящими глазами обещали, что все скопом уверовавшие будут сразу внесены в списки чистых и праведных, после смерти прямиком и без очереди идущих в Страну Звенящих Ручьев, под сень Светлой, а все прочие ревнители скверны отправятся к Тёмному Хиссу немедленно, как только попадутся в руки Новых Священников. Эти самые "священники" произвели на Лунного Стрижа впечатление на всю голову ушибленных недоумков, тупо повторяющих чужие слова, не вникая особо в их смысл. Нет, они верили во весь тот бред, что орали, срывая глотки и брызгая слюной от усердия, но вряд ли понимали, как глупо и нелогично звучат их речи. Но народ слушал, открыв рты и развесив уши, и многие из собравшихся уже готовы были побросать все, и чуть ли не бежать навстречу Пророку. Это казалось бы смешным, если бы Хилл не видел своими глазами, к чему привела доверчивость таких же дураков, а особенно их жен и детей. Если бы не видел невспаханных и незасеянных полей, обещающих в недалеком будущем голод в стране, славящейся плодородием своей земли.

Судя по словам фанатиков, Пророк уже совсем близко, и не позже завтрашнего дня подойдет со своей ордой к Хурригсе. Всего на несколько минут убийца задержался, раздумывая, не проще ли будет подождать жертву прямо в городе, где добраться до проповедника будет несравненно легче, и скрыться потом без малейших проблем. Но представил себе, сколько народу будет расплачиваться за его промедление собственными жизнями, разозлился и обругал своего Тёмного покровителя, вечно алкающего крови, последними словами. А заодно и себя, за трусость. У него так и чесались руки сподобить фанатиков поскорее встретиться с их богом, раз уж они так этого хотят, но вряд ли распаленная проповедью толпа оценила бы его бескорыстную помощь по достоинству.

Неподалеку от северных ворот Лунный Стриж зашел в таверну. Как ни странно, темный душный зал был набит битком - городская стража напивалась с утра пораньше с трогательном единении с бандитскими мордами, городскими нищими и совсем уж невразумительной публикой. Но пообедать ему все же удалось, как и не встрять в одну из многочисленных мелких пьяных стычек. Заплатив изумленному владельцу заведения серебряную монету вперед, он снял себе комнату на три дня. Не то что он собирался тут жить, но переться к пророку под видом менестреля, с ног до головы увешанным оружием стал бы только полный идиот. Да и что за бродяга с парой полных кошелей? Хилл сложил все лишнее попросту на кровать, оставив себе только пару метательных ножей - их наличие не должно было вызвать особых сомнений в его безобидности, - гитару и тощий заплечный мешок с запасной рубахой, флягой и половиной хлеба. С сожалением распрощался с тщательно подобранным снаряжением, навряд ли удастся за ним вернуться, и покинул таверну, не прощаясь, благо спрыгнуть из окна второго этажа на пустой задний двор не представляло проблем.

Из многочисленных слухов Лунному Стрижу удалось понять, что Пророк подходит к городу с северо-запада, то есть искать его нужно несколько левее Имперского тракта. Карту этих мест он запомнил ещё в Суарде, и достаточно оказалось одного только названия "Кривые осинки", чтобы сориентироваться на местности. Лунному Стрижу предстоял совсем короткий путь по проселкам, не больше трех с половиной лиг. И то, он рассчитывал встретить бандитский сброд раньше - в двух лигах от Хурригсы было большое село на берегу речки Ворки, отличное место для ночной стоянки банды.

***

- Не, Кабан, зря ты так. Бабы, они... короче, ну как без баб-то, а? Ты сам посуди! Вот вернешься ты домой, а там жёнка твоя... пирогов испекла, борща наварила, румяная да горячая... чем плохо-то?

- Ну да! Пока я тут воевал, она-то, небось, к мельнику бегала! Правильно Пророк говорит - всё зло от баб! Сосуд скверны, во!

- Подумаешь, к мельнику! Дашь ей в глаз разок-другой, чтоб крепче любила, да в койку. И никакого мельника больше не вспомнит... у тебя баба-то дома осталась? А, Кабан?

- Дома, дома... гнида. Вернусь, убью гадину!

- Эт зачем же?

- А чтоб не смела на меня пасть разевать! Я её поил-кормил, и не бил почти, а она, холера, в меня горшком запустила на прощанье! Не, ну ты представляешь, вот так прямо взяла горшок-то, с кашей, и как в меня кинет! Во гадина! И говорит, мол, уйдешь, так и не возвращайся, не муж ты мне. Точно убью! Это ж надо, на меня, на кормильца-то, руку поднять...

- Эй, заткнитесь оба! - бритоголовый в белом балахоне повелительно поднял руку, призывая свой небольшой отряд к порядку. Десяток бородатых мужиков послушно притихли и вернулись в жалкое подобие военного строя. Предводитель принял самый важный и значительный вид, на какой только был способен, то есть напыжился, нахмурился и упер левую руку в худой бок, правую простирая навстречу выехавшей из-за поворота дороги крестьянской телеге.

- Кто такие? Куда идете? - Бритоголовый изо всех сил подражал непосредственному начальству, пытаясь придать пронзительному тенорку раскатистость и внушительность, но получалось не очень. Но двое крестьян постарше и совсем молодой парень, едущие на телеге, похоже, впечатлились и быстренько попрыгали с телеги на землю, почтительно опуская глаза и комкая в руках шапки.

- Мы, эта... с Полянок мы, да. Местные... эта, вот морквы там, свеклы, значить, везем... да, - отозвался самый почтенный из поселян, робко и с опаской поглядывая на шайку неумытых мужиков с дубинками и ржавыми железками, изображающими из себя мечи, и с надеждой - на типа в белом балахоне. - Слыхали мы, что сам... Пророк... вот... для армии, значить, да, морква-то. Ещё вот пива бочонок, сам варил, да.

- Ну-ка, покажьте, добрые люди, что там у вас за морква! - бритоголовый, как и его шайка, несколько оживился при упоминании пива, и полез в телегу, смотреть.

- Да вот, Вашмилсть, моркво-то... а вот пиво... - второй крестьянин живо сдернул с телеги драненькую холстину, явив на обозрение груду овощей и изрядный потемневший от времени бочонок, явственно отдающий кислым хмелем. Бритоголовый презрительно окинул взглядом корнеплоды, и быстренько наложил лапу на бочонок.

-Пиво, говорите? А знаете ли вы, добрые люди, что Великий Пророк наш сказал о пиве? - он придал голосу суровость и торжественность.

- Неа, Вашмилсть... не знаем... - крестьяне дружно и с почтительным любопытством уставились на белый балахон.

- Пиво пити веселие ести! Ибо то не вино демонское, а напиток простой, для честного народа потребный! - под эти слова предводителя на лицах остальной шайка, уже подобравшейся вплотную к вожделенному бочонку, расцвели довольные ухмылки.