Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре. - Атрейдес Тиа. Страница 38

"Что, ещё порычать? Не дождешься!" - Хилл лучезарно улыбнулся, кивнул и забрал у Шу её любимый десерт. И тут же принялся его есть. Как настоящий тигренок. Длинным розовым языком из мисочки, с урчанием и потягиванием. С таким же точно урчанием, как этой ночью... в соответствующий момент. Принцесса поняла тонкий намек, судя по запаху дикого меда, коснувшегося его ноздрей. Как приятно было видеть выражение её глаз!

"Ну вот. Фрейлины опять краснеют и бледнеют. Местами уже не от смущения. Нда, Тигренок. Оказывается, и ты любишь поиграть. Что, доволен? Думаешь, уел? Ага! Жди". - Шу растерялась на секунду от такой непередаваемой наглости, и не только от наглости. Только что была статуя, и вдруг - неприкрытое желание, этот язык... она против воли ощутила тяжесть и томление. Но сдаваться? Ни за что.

- О, Мия, ты была права! Стоило спросить! Никогда бы не подумала, что тигры едят вишневый десерт.

"Что-то я много говорю, это не правильно". Шу отвернулась от него, чтобы не видеть этого издевательства, но, к сожалению, Тигренок слишком высок, чтобы его совсем не было видно из-за стола, даже сидящего на полу. И клуши так и вытягивают шеи, чтобы получше разглядеть представление. "Всё, надо прекращать это безобразие. Ещё немного, и мои девочки свернут себе шеи".

- Тигрятам вредно много сладкого, - тоном маленькой капризной девочки заявила принцесса, отбирая у Хилла остаток мусса. - Фи, какой чумазый! - и накрахмаленной салфеткой стала вытирать ему лицо, заодно прикрыв его от фрейлин. - Не шипи, котик. Молочка хочешь? Котикам полезно молоко.

Фрейлины тихонько захихикали над уморительной сценкой. Её Высочество купила себе красивого невольника, и обращается с ним, как с котенком. Как весело! Никто из них и не подумал о том, каково этому юноше приходится. Подумаешь, какой-то раб!

- Дайте мне молока! Самую большую чашку! Мой Тигренок хочет молока! - обернувшись к нему, сахарным голосочком, - сейчас, котик, будет тебе... молочко. - И, во избежание ещё какого-нибудь демарша, держа Тигренка за волосы, (со стороны казалось, что принцесса чешет его за ушком) пригнула его голову себе на колени.

Хилл на минуту позабыл про свою ревность и злость, так забавно было наблюдать за Шу. Вот актриса! Изображает из себя милую, избалованную дурочку, вся такая наивная и непосредственная. И при всём при этом тихонечко так своих девочек сиреневыми нитями поглаживает, успокаивает. А сама злится, искры так и летят. Хилл не желал себе признаваться, что её рука, властно и жестко удерживающая его голову, доставляет ему удовольствие. Впрочем, как и вся эта игра. Сейчас ему было бы гораздо труднее изобразить идеально спокойное и невозмутимое снежное изваяние. Пришлось бы гитару держать несколько по-другому, чтобы не нарушить образа. Но вот хихиканье фрейлин... чтобы понять их мысли, не нужно быть магом. Эти девчонки его за человека не считают, раз на нем ошейник и называется он Тигренком. Хилл сам не особо заметил, как его раздражение перекинулось с принцессы на её придворных дам. Шу с ним играет, и довольно жестоко. Но она играет с человеком, и в этой игре ещё неизвестно чем всё закончится. А вот эти девчонки... пока он был для них менестрелем, учеником Клайвера, бегали за ним толпами, готовы были друг дружке волосенки повыдирать, лишь бы его заполучить. На прием, на званый вечер, или просто на ночь - неважно. Теперь же он для них просто вещь.

- Проголодался, Тигренок? На, выпей молочка, - принцесса ласково потрепала его по затылку и вручила чашку молока. Весьма кстати, потому что он действительно был голоден. Похоже, она об этом догадалась и решила его всё же покормить.

- Интересно, а пирожные котикам можно? - Шу с шаловливой детской улыбкой обратилась к фрейлинам. - Мия, твоя киска ест пирожные?

- Нет, Ваше Высочество, зато моя кошка кушает виноград, - Мия Тейсин обожала свою кошку, и при каждом удобном случае про неё рассказывала. - И ещё лесные орешки.

Дочь барона Тейсина разулыбалась, довольная вниманием принцессы. Шу же тем временем положила на свою тарелку горку пирожных и пирожков, добавила пару бутербродов и отдала тарелку Тигренку.

- Как интересно! А твой кот, Ленкория? Может, он ест пирожные? Как, кстати, его зовут?

Пока девушки увлеченно обсуждали своих котов, выясняя, что они едят, как себя ведут, у чьего кота шерсть длиннее и привычки забавнее, Хилл, наконец, позавтракал. Страшная мстя принцессе может и подождать немножко, в отличие от урчащего голодного желудка. Да и нежные пальчики Шу, поглаживающие его по голове, способствовали перемирию. Ничего, ещё целый день впереди, эти избалованные девчонки успеют получить свое. Глядя, как принцесса мило беседует с дамами, Хилл задумался вдруг, с чего бы такая перемена. Вчера она вела себя с ним как угодно, только не как с домашним зверьком. Шу вчера и злилась, и ластилась, и била его, и целовала - как мужчину, а не как котенка. А сегодня она убеждает своих дам, что Тигренок для неё - не более, чем неодушевленная игрушка. С чего бы это? Во взбалмошность, непоследовательность и прочую ерунду, свойственную женщинам, ему не верилось. Её Высочество даже в порыве страсти всегда знает, что делает. Так какого демона она творит сегодня?

Хилл не успел додумать эту мысль до конца, как Её Высочеству наскучило обсуждение котов и захотелось новых развлечений. Принцесса отобрала у Тигренка тарелку с последним пирожным и неподражаемо капризным тоном повелела:

- А теперь мы желаем усладить наш слух мелодиями далекого севера! - в её устах это звучало так, будто Её Высочество потребовала луну с неба и сокровища морских людей в придачу. Натуральная принцесса из ярмарочного балагана! Её изволение было именно тем, чего Тигренок и ждал. С Черной Леди в руках ему никакая магия не нужна, чтобы вить из женщин веревки. Фрейлины оживленно зашевелились - кот, играющий на гитаре! Какой изыск! Хилл подумал, что теперь они замучают родителей требованиями - как же так, у Её Высочества есть, и им тоже хочется! Новая мода грозила лишить свободы немало бродячих музыкантов.

Хилла это совершенно не волновало. Он взялся за Черную Леди, и она запела. С первыми звуками удивленные девицы притихли, и вскоре замолкли совсем. Сегодня не было баллад о любви. Леди пела о тоске и одиночестве души, запертой в клетку, птицы, лишенной крыльев, кита, умирающего на берегу. Пела о страсти, жаркой, неразделенной, испепеляющей страсти к небу, к необозримому простору, к свободе. Черная Леди вспоминала высоту и мощь ветра, несущего на своих крыльях песни неведомых далей, трепетала парусом бригантины, идущей сквозь штормы и ураганы к не обозначенным на карте берегам, звенела и рыдала криком чайки над портом, билась прибоем о скалы необитаемых островов, свистела в перьях пикирующего сокола, дребезжала плачем одинокого старика, не дождавшегося сыновей с моря...

Последние обертоны растаяли в воздухе, уплыли туманные корабли, улетели призрачные птицы. Остался обнаженный золотоволосый мужчина с черной гитарой в руках, с поникшей головой и ошейником невольника. И одиннадцать девушек, каждая из которых была уверена в том, что гитара пела только для неё. Одна из них не ошибалась. Для неё, и только для неё мог играть Хилл. Все остальные рассеялись и растворились, не оставив следа, и замирание юных сердечек, прислушивающихся к бессловесной беседе двоих, не имело никакого значения. Юноша забыл о них, он снова видел только её, только для неё рвалась и стонала его душа. Только её он звал с собой в путешествие по синим, как его глаза, просторам.

Но для остальных дев всё было иначе. Каждая из них теперь смотрела на игрушку принцессы совсем другими глазами, и считала, что чудо открылось ей одной. И что Тигренок Её Высочества достоин лучшей судьбы, чем служить развлечением жестокой колдунье, и эта судьба... Размышления томных экзальтированных девиц, начитавшихся модных сентиментальных романов, весьма предсказуемы. И, хоть Тигренок и забыл уже о своих коварных намерениях, музыка (или его магия, кто знает?) сделала свое дело.