Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре. - Атрейдес Тиа. Страница 52

- Иди к себе, - и это всё, что он услышал от неё. Принцесса сразу ушла к себе в спальню и закрыла дверь.

Восемь шагов к окну, восемь шагов обратно. Разобранная холодная постель, на которую смотреть противно. Пустота и обида внутри. И сна ни в одном глазу. За окном щербато ухмыляется луна, кричит ночная птица, шелестят сонно ветви... восемь шагов туда, и восемь обратно. И сакральный вопрос - что делать? Ждать? Кто знает, чего тут можно дождаться. Если Её Высочество сердита, лучше не попадаться ей на дороге. Что же такое ей наговорила эта девица? Если весь тот бред, что и ему... но не могла же Шу ей поверить? После того, как... демоны, при одном воспоминании о сегодняшнем утре Хилл начинал задыхаться, его кожа горела, словно она снова прикасалась к нему. Неужели? Но она же не может не видеть, как он влюблен. Боги, он дышать не может вдали от неё! Хилл прислонился лбом к прохладному стеклу, стремясь погасить причиняющее боль желание. Коснуться её, только коснуться! Увидеть её глаза, вдохнуть запах... может быть, она просто злится на него? Может быть, если попросить прощения... но как? Ещё раз принести ей цветок? Прошлый раз она его чуть не убила за ослушание... Хилл метался по комнате, иногда останавливаясь и прислушиваясь. Её голос? Она зовет? Нет, просто ветер за окном...

По комнате гулял ветер, шепча и колыхая прозрачные шелковые занавески. Она смотрела в зеркало, и не могла понять, что на уме у незнакомки за стеклом? Что, кроме ветра? Слова Мии, что она не знает, что такое любить, не давали ей покоя. Что, если Мия права? Почему она называет это любовью, если это чистой воды эгоизм? Как она сама похожа на девчонку, недавно выкрикивавшую ей в лицо - я, мне, для меня... в чем отличие? Только я, мне и для меня... а он? Ему? Для него? Что она может дать ему, кроме унижения и постоянной опасности? Какое она имеет право обрекать его на такую жизнь? И с чего она сама взяла, что он влюблен в неё? С того, что он хочет её? Что он занялся с ней любовью? И что?! Какой у него был выбор? Или ему надо было снова позволить избить себя? Шу смотрела на незнакомку в зеркале и стыдилась её. "Сексуально озабоченная маньячка. Колдунья психованная. Конечно, он займется с тобой любовью, жить-то хочется". Маньячка в зеркале не отвечала, изображая из себя умудренную и загадочную волшебницу. "Тьма. Тьма твой удел, и что ты рыпаешься? Смирись. Успокойся. Не дано тебе воспарить к небесам, крылышки не те. Посмотри на себя, загадочная. Эгоизм и жестокость, вот твоя суть. Ты можешь сколько угодно морочить голову хоть всей Империи, но себя-то ты не обманешь. Любовь - это не твое. Не хватит у тебя духу отказаться от мужчины, даже если он спит с тобой ради спасения собственной шкуры. Даже если ты знаешь, что единственное, что ему от тебя надо, это чтобы ты просто о нем забыла. Всё. Он проснется на следующее утро где-то очень далеко, и вспомнит тебя разок. Как страшный сон". Лицо в зеркале оставалось таким же холодным и безразличным. И в глазах плескалась та же тьма.

Снова шелест ветра, влажные и холодные прикосновения осенней ночи. Ветер шепчет и скрипит, словно... дверь? Нет, наверное, показалось. Шу снова уставилась на порождение тьмы в зеркале. И за плечом зазеркальной принцессы беззвучно возникла фигура. "Вот, уже бред начался" - она отвернулась от зеркала, но фигура никуда не исчезла. Он стоял перед ней на коленях, склонив голову, покорный и обнаженный. Шу с трудом выдохнула воздух сквозь стиснутые зубы.

- Уходи. Ты не должен.

Он не шевелился.

- Иди к себе. Я не желаю тебя видеть, - боги, как же хочется протянуть руку и дотронуться до струящегося золота, как хочется снова почувствовать жар его губ... - уходи.

Он поднял голову, и она увидела его глаза, полные тоски, и боли, и вины... его губы, беззвучно шепчущие - пожалуйста, не гони меня! - и плетку в его протянутых руках... предлагающую наказать его, если она сердита, только не прогонять...

- Тигренок, зачем... - она не могла пошевелиться. Что он делает? Зачем?

- Пожалуйста, Шу... - она видела слезы, стоящие в его глазах, ей казалось, что его боль убивает его...

Она заставила себя пошевелиться, забрать из его рук плеть, чтобы выбросить её... и он улыбнулся с облегчением.

- Ты простишь меня, Шу? - боги, о чем он? За что простить? - Пожалуйста... - его губы дрогнули в мольбе, и он склонился к её ногам.

- Не надо, милый, не надо... - Шу наконец откинула плетку в сторону и дотронулась до манящих прядей, вздрогнув от острого ощущения, и почувствовав его судорожный вздох, - не надо, поднимись...

Вина, боль, желание, надежда, нежность... она тонула, задыхаясь, в синих глазах, снова обращенных к ней. Он обнял её колени, и потерся о них лицом, поймал её руки, целуя каждый пальчик, и привлек к себе, поднимая на ноги, позволяя почувствовать свое пылающее, напряженное тело. Он бережно расстегнул пуговки на её платье, и, спуская его с хрупких плеч, следовал за ним горячими нетерпеливыми губами, вынимая её из одежды, словно жемчужину из раковины...

Шу таяла и горела в его руках, ласкала обнаженное тело, такое родное, прекрасное и желанное, целовала его, падая вместе с ним на постель, и понимала, что ей неважно, почему он это делает, неважно, почему он снова пришел к ней, и не имеет никакого значения, кто и что скажет или подумает о ней. В любом случае Тигренок принадлежит ей, и никуда она его не отпустит.

Глава 20.

Его Величеству надоело ждать. Они с Заком уже успели и размяться на свежем воздухе со шпагами, и позавтракать не спеша, а Её Высочество так и не соизволила явиться. Собирались же в город, от дворцовой суеты подальше! Вон, уже особо нахальные придворные у дверей топчутся, в надежде на продолжение вчерашнего. Что б им дома не посидеть? Кей досадливо взглянул на лакея, доложившего о появлении в приемной ещё одного хлыща.

- Скажи всем, я занят. Весь день. Государственными делами особой важности. И пусть не отсвечивают тут - меня всё равно нет, и до завтра не будет! - слуга молча поклонился и исчез. Сейчас побежит её Высочеству Регентше доложит, что Его Величество государственными делами интересоваться изволит. Да уж, поинтересуешься с ней. Из зала совещаний его теперь чуть не на ручках выносят. Ах, не забивайте вашу юную пустую голову всякой ерундой! Лучше наслаждайтесь отдыхом! Мы обо всем позаботимся, Ваше Величество, идите лучше напейтесь, или по борделям пошляйтесь, а ещё лучше - шею себе сверните в темном переулке, Ваше Величество. Для блага Отечества.

- Что ты ухмыляешься? Может, каждый день им балы с банкетами устраивать предложишь? - Зак на сердитое рычание приятеля только рассмеялся и запустил в Его Величество яблоком. Кей поймал его на лету и машинально укусил.

- А что? Устраивай. Только без меня, ага? - Зак увернулся от надкусанного яблока и вздохом притворного сожаления проводил его полет в открытое окно. - Что ж вы так неосмотрительно монаршьей милостью разбрасываетесь, Ваше Величество? А вдруг на недостойную голову свалится? Вы бы уж прицеливались получше. А то ещё в приемную выгляньте и туфлей их, туфлей! Особо отличившихся. Будут потом хвастаться, сам король туфлей пожаловал, на ленточке носить вместо ордена, и всем показывать...

Кей расхохотался. Чудная идея, учредить орден Утренней Королевской Туфли! Сестренке бы понравилось.

- Ладно, пошли, разбудим Её Высочество. Сколько можно дрыхнуть? И вообще, заставлять Наше Величество ждать - чревато последствиями. Могу ведь и туфлей, туфлей... - тут расхохотались оба, представив себе, как встрепанная сердитая принцесса с ругательствами гонится за ними с этой самой туфлей наперевес.

- Кей, а ты уверен, что Её Высочество нас туфлей не... - приступ смеха помешал Заку довести мысль до конца. - Может, она там вовсе и не дрыхнет?

- Что за гнусные инсинуации? Уж не хотите ли вы намекнуть, что Её Непогрешимое и Высоконравственное Высочество может в сей ранний предполуденный час заниматься таким аморальным делом, как чтение замшелых талмудов? Или вы намекаете, что Её Высочество не будет счастлива нас видеть? О, как вы низко пали... - Его Величество встал в обличительно-торжественную позу, и простер указующую царственную длань в сторону лейтенанта Дуклийона, валяющегося в кресле у окна и слегка подрыгивающего ногами.