В плену пертурбаций - Фостер Алан Дин. Страница 37

Язычки пламени, судя по всему, оценили старания юноши: они подпрыгивали, вертелись волчком, распадались на мириады искорок, воспаряли под самые небеса. Тем временем жар сделался поистине удушающим. Джон-Том, представься ему подобная возможность, наверняка бы разделся, но не осмеливался ни отложить в сторону дуару, ни отвести взгляд от огнеликих любителей музыки. Те, похоже, были просто счастливы, однако их настроение могло в любой момент измениться.

Джон-Том со страхом думал о том, что случится, когда у него иссякнет запас песен; вдобавок он осознал, что язык уже еле ворочается во рту, а в горле пересохло.

– Я устал, – проговорил юноша. – Может, передохнем?

– Нет, нет, играй, играй! – Из огненной стены выплеснулся вдруг крохотный язычок пламени, который словно лизнул руку Джон-Тома, опалив при этом волосы на тыльной стороне ладони. Юноша отпрянул и поспешно заиграл новую композицию. Очевидно, заклинание Клотагорба потихоньку ослабевало, из чего следовало, что спасение напрямую зависит от того, как долго он сможет играть и петь. Джон-Том мало-помалу стал отчаиваться в успехе своего импровизированного концерта, и тут пламя исчезло! Внезапно, без малейшего предупреждения, пертурбация завершилась. Деревья вновь обернулись деревьями, камни – камнями, а путники обнаружили, что стоят на полянке посреди хвойного леса.

– Сорбл, поднимись и посмотри, виден ли где-нибудь огонь.

Филин послушно взмыл в воздух. Ему не понадобилось много времени, чтобы установить положение дел.

– Все в порядке, хозяин. Мир такой, каким был до пожара. Мы возвратились в действительность. Ничто не горит, кроме… – Сорбл указал крылом влево от себя.

Джон-Том выкидывал замысловатые коленца, словно исполняя некий невразумительный танец, и старался избавиться от дуары, отливающей цветом раскаленного добела металла. Наконец юноше удалось швырнуть инструмент на землю. Как ни странно, тот все же не загорелся, а какое-то время спустя остыл настолько, что стало возможным снова взять его в руки. Джон-Том оглядел дуару, пощупал еще теплые струны и произнес:

– Похоже, обошлось.

– Шикарный у тебя был видок, кореш, – заметил Мадж. – Знаешь, я видел загнанных лошадей, сам загонял до полусмерти разных там дамочек, но чтобы учинить такое с музыкальным инструментом… Да ты герой, приятель, тебе памятник ставить надо!

– Я всего-навсего слегка перебрал с песнями об огне. – Юноша погладил дуару и повернулся к чародею. – Сэр, помните, вы рассуждали о пертурбациях, которые могут быть нацелены точно на нас? Это как раз такой случай?

– Трудно сказать, – отозвался Клотагорб. – Я не ощутил в пламени какой-либо особой злости, что, впрочем, ничего не доказывает, за исключением, может быть, того, что с возрастом я теряю остроту восприятия. Тем не менее одно можно утверждать с полным основанием: вне зависимости от того, являлась эта пертурбация целенаправленной или нет, она была гораздо серьезнее предыдущих. По мере того как нарастает, если можно так выразиться, возбуждение пертурбатора, вносимые им в структуру мироздания искажения становятся, очевидно, все более радикальными. Я предлагаю организовать ночные дежурства, чтобы очередная пертурбация не застала нас врасплох.

– Я могу дежурить первым, – вызвался Колин. – Мне нравится ночь.

– А я вторым, – поторопился вставить Мадж. – По мне, так лучше пораньше с утра, чем попозже вечером.

– Значит, мне достается кладбищенская смена [5], – вздохнул Джон-Том. – Дормас, я разбужу тебя, когда подойдет пора меняться.

– Не забудьте про меня, – напомнил Сорбл. Судя по виду филина, эти слова дались ему нелегко: ведь храбрость отнюдь не принадлежала к основополагающим чертам его характера. – Я могу дежурить дольше всех, ибо ночь для меня – то же самое, что для вас день.

– Надо сказать Дормас, чтобы глаз не спускала с бочонка с вином, – прошептал Мадж на ухо Джон-Тому. – А как насчет вас, ваша расфуфыренность?

– Я величайший волшебник на свете, – высокомерно проронил Клотагорб, – не говоря уж о том, что никто из вас по интеллекту мне и в подметки не годится. Разумеется, я не могу отвлекаться на всякие пустяки.

– Я так и думал.

– Придержи язык, водяная крыса. Если тебе не терпится возглавить нашу экспедицию, я…

– Не стоит, ваше чудомудрие, – ухмыльнулся выдр. – Разве я похож на идиота?

– Если ты и впрямь не глуп, как пробка, – заявил чародей, – то должен понимать, что в триста лет спать нужно как можно дольше.

Утро следующего дня выдалось холодным и ясным. Колин зевнул, потянулся и окликнул товарищей, которые все еще нежились под одеялами и в спальных мешках:

– Эй, вставайте! Я развожу костер.

– Посмотрим, как у тебя получится, когда тебе сунут в зубы факел!

– Что? – Коала резко обернулся. Единственным, кроме него самого, поднявшимся в столь ранний час был Мадж. Выдр стоял на краю полянки и разглядывал лес. Колин произнес с угрозой в голосе:

– На первый раз прощаю, но только попробуй повторить!

– Чего? – озадаченно переспросил Мадж.

– Ничего. – Колин наклонился над заготовленной с вечера кучей хвороста и принялся складывать ветки на остывшем кострище.

– Ничего так ничего, – пожал плечами Мадж. – Набрать чегой-нибудь к завтраку? Ну там, ягод или орехов?

– Неважно, – последовал быстрый ответ. – Главное – мотай отсюда, а не то огребешь на орехи и ходить никуда не придется.

– Слушай, ты, – так и взвился выдр, – заткни свою поганую пасть!

Колин поначалу как будто не расслышал, однако, повернувшись, увидел, что Мадж в упор глядит на него. Коала прищурился, оторвался от своего занятия и спросил:

– Ты что-то сказал?

– Сказал, сказал, лопоухий. Ну-ка, признавайся, о чем ты толковал?

– Когда? – удивился Колин.

– Эй, вы, задиры, – проговорила Дормас, высовывая голову из-под одеяла, – если вам невтерпеж, идите в лес и орите там в свое удовольствие. Не мешайте спать!

– Смотри не проспи все на свете, мешок с костями!

Сна у Дормас как не бывало. Лошачиха вскочила и огляделась по сторонам.

– Кто это сказал? Ну-ка, покажись, умник!

Мадж и Колин были слишком заняты выяснением собственных отношений, чтобы обратить внимание на вопрос Дормас.

– Если тебе не нравится наша компания, – прорычал выдр, – вали на все четыре стороны. Обойдемся и без тебя. Эка невидаль – гадальщик на рухляди!

– Между прочим, у меня такое впечатление, что если кто-то из нас и вправду лишний, так это ты, паршивая водяная крыса!

– Неужели? – Мадж потянулся за ножом.

– Погоди, друг. – Раздражение Колина сменилось искренним удивлением.

– Еще чего! Я научу тебя, как надо себя вести!..

– Да погоди ты! – прикрикнул Колин. – Я ничего не говорил.

– Медведь не обманывает. – Спорщики обернулись и увидели Клотагорба, который, казалось, высматривал что-то в воздухе. – Хватит пререкаться. У нас новые неприятности. Просыпайтесь, просыпайтесь!

– А? – произнес сонным голосом Джон-Том. – Что стряслось?

– Вставай, Джон-Том.

– И так всегда? – спросил Колин у своего недавнего противника, разглядывая юношу.

– Почти, – признал со вздохом Мадж. – Знаешь, он иногда пригождается, ну, как вчера, но лентяй страшный. Хлебом не корми, дай тока подремать.

– Мадж, я все слышу, – заметил Джон-Том, натягивая рубашку. – Уж кто бы говорил насчет лентяя!

– Замолчите! – велел Клотагорб, повернулся и направился к дереву, на ветке которого нес дежурство бдительный Сорбл. – Ты никого не видел?

– Нет, хозяин, но я что-то почувствовал. Я хотел вас разбудить, но потом решил, что не к спеху, благо дело все равно шло к рассвету.

– Молодец, – похвалил филина Клотагорб. – Мои наставления все же не прошли для тебя даром. Ты научился подозрительности.

– Да что происходит? – воскликнул Джон-Том. Юноша поднялся и теперь мотал головой, прогоняя остатки сна.

Чародей открыл было клюв, чтобы ответить, но тут послышался визгливый, насмешливый голос:

вернуться

5

Кладбищенская смена (амер.) – жаргонное название времени суток от полуночи и далее