Нефритовый кубок - Старк Джеральд. Страница 21

Никаких особенных страстей на конюшенном дворе Сыскной Управы, впрочем, не наблюдалось – разве что имело место изрядное скопление праздно глазеющих стражников. Опять же, и глазеть-то им, по мнению Конана, бегом преодолевшего немаленькое расстояние от Приюта до конюшен, было решительно не на что.

Предполагаемое поле битвы выглядело донельзя обыденно: посередь мощеного двора сутулый старикашка в дорогой, но мешком на нем сидящей коричневой скабе нудно втолковывал что-то его светлости Верховному Дознавателю, помавая у последнего перед носом крючкообразно согнутым пальцем. Рядом, вроде бы совершенно не интересуясь происходящим, возвышался мрачный туранский красавец и мял в железных пальцах тяжелую боевую плеть-камчу, грозное оружие кочевников Великой Степи. Ясное дело, удрученно сообразил киммериец, пожаловали ит'Каранг с телохранителем.

Взгляд у его немедийской светлости уже приобрел некоторую остекленелость, а фоном беседе служили распахнутые настежь ворота конюшни, являвшие миру длинный ряд стойл, ни в одном из коих не замечалось сухопарого злобного жеребца песочно-рыжей масти.

Не представляя, как вести себя в такой ситуации и терзаясь самыми дурными предчувствиями, киммериец направился прямиком к беседующим, надеясь, что выглядит достаточно уверенно. Приблизившись шагов на десять, он услышал обрывок фразы, произнесенной скрипучим старческим тенорком с сильным шемитским акцентом:

– …таковые действия, согласно «Уложению о власть предержащих», могут расцениваться как вопиющее злоупотребление, нанесшее непоправимый вред вследствие… – тут старик прервался, и все трое воззрились на Конана: шемит раздраженно, туранец хмуро, а Рекифес, как показалось варвару, с явным облегчением.

– Конан! – рявкнул Верховный Дознаватель. – Где ты шляешься, разрази тебя гром?! Как раз когда досточтимый Барч ит'Каранг…

– Ай, постойте, – бесцеремонно перебил шемит, сморщив смуглую физиономию, и без того похожую на сушеную сливу. Рекифес нахмурился, но послушно замолк. – Таки это и есть юноша, который арестовал лошадь? Юноша, это был ты или я сильно ошибаюсь?

– Я, – ответствовал Конан, недоумевая, отчего бы опытнейший из шадизарских конезаводчиков оскорбительно именует Феникса лошадью. Старый шемит изучающе таращился на киммерийца снизу вверх. Туранец, напротив, пренебрежительно косился сверху вниз, благо росту в нем имелось добрых четыре локтя с небольшим. – А в чем дело?

– В чем дело?! – вскричал старик, возводя очи горе и одновременно оглядываясь на здоровяка-телохранителя, словно призывая того в свидетели. – Он еще спрашивает, в чем дело! По какому праву, позволь узнать?

– Как веществен… – заикнулся Конан, однако был прерван раздраженным взмахом руки старого шемита и его громким «пфе».

– Ай, я вас умоляю! Что можно доказать с помощью лошади? Твою казарменную тупость, юноша? Какое доказательство? Чего доказательство? Лошадь упала, вот и все! Ты не знал, что такое иногда случается? А что ты тогда вообще знаешь? И чем ты думал, интересно мне услышать?!

Киммериец понял, что в его объяснениях не нуждаются. Почтеннейший ит'Каранг явно хорошо осведомлен об обстоятельствах дела.

– Погиб человек… – рискнул вмешаться Рекифес.

– Несчастный случай, – дернул костлявыми плечами старик. – Это очень, очень прискорбно, но где здесь преступление, я вас спрашиваю? Что молчите? У наездника была семья, но таки они получат деньги, много денег. Что вы сделали с Фениксом, а? Я вас спрашиваю, где он?

– Где конь? – эхом повторил Рекифес, прожигая Конана яростным взглядом.

Конан посмотрел на Верховного Дознавателя. Потом на ворота конюшни, надеясь, что случится чудо и Огненный Феникс возникнет прямо из воздуха.

Ничего не изменилось. Заботливо вычищенное стойло оставалось, увы, пустым. У ветхого столба, на том же месте, где варвар бросил их утром, лежали вилы.

«Увели, – мрачно подумал Конан. – Все-таки свела какая-то сволочь… Но как? Когда?»

– Ну? – допытывался несносный шемит. – Украли? Околел от вашего гнилого сена?

– Не знаю, – обреченно признался киммериец, готовясь к худшему. Туранец-телохранитель, до сей поры молча накручивавший камчу на здоровенный кулак, внимательно глянул на варвара.

– Если с конем что случилось, – вдруг сказал он без всякого акцента, – то лучше б ты вообще не рождался. В куски порву.

«Митра Лучезарный и Кром-Заступник, помогите, а?!» – взмолился Конан. Вроде бы копыта где-то стучат, подумал он, или показалось?

Копыта впрямь стучали: мимо распахнутых ворот деловито просеменил запряженный в тележку зеленщика ослик…

Толпа стражников (в гуще коей затесался – подальше от бдительного ока Рекифеса – Ши Шелам) негромко гудела, обсуждая разворачивающуюся на их глазах нешуточную драму. До боли знакомый язвительный голосок воришки предположил, будто жеребца спутали с обитавшей по соседству водовозной кобылой и сейчас драгоценное животное, вывалив язык и пыхтя, усердно влечет по шадизарским улицам огромную бочку с водой…

– Вон отсюда, – бросил через плечо Рекифес. Раздававшаяся над ухом болтовня подчиненных надоела ему хуже горькой редьки. Вдобавок месьор дознаватель не на шутку опасался сплетен, которые непременно поползут, стоит кому-то из стражников выйти за ворота Управы и перешагнуть порог ближайшей таверны. Демоны бы побрали этого мальчишку-варвара, умудрившегося все запутать и вызвать неудовольствие сильных мира сего! Сегодня же придется взашей гнать его из Когорты, хотя чрезвычайно жаль расставаться со столь многообещающим молодым человеком.

– Почтеннейший ит'Каранг, – собравшись с духом, заговорил Конан, обращаясь к желчному шемиту и стараясь придать голосу как можно больше почтительности, – не волнуйтесь так. Конь обязательно найдется…

Старик зашелся в лающем клекоте, долженствующем изображать смех. Рекифес брезгливо отступил на пару шагов, сделав вид, будто он не имеет к происходящему не малейшего касательства. Туранец отчего-то еле слышно фыркнул, и Конан понял – он опять ляпнул некую глупость. Да что за невезучий день такой выдался!

– Юноша, я, к сожалению, не имел чести родиться в семействе ит'Каранг, – ядовито проскрипел шемит. – Я всего лишь недостойный слуга этого почтенного дома, и с детских лет прозываюсь Мульмаром бар-Зейяром. Достойный Барч ит'Каранг – он, – для пущей убедительности Мульмар вежливо показал на сумрачного «телохранителя».

«Я пропал, – спокойно и даже несколько рассеянно подумал киммериец. – Ит'Каранг сейчас нарежет из моей шкуры ремешков для новой плетки, а то, что уцелеет, Рекифес с величайшем удовольствием прикажет отправить в Алронг годков так на десять. Или на двадцать. Шетаси был прав: зачем я только встрял, куда не просили?»

Должно быть, выражение лица начинающего человекоохранителя сделалось чрезвычайно скорбным и преисполненным сознанием неисправимости сотворенного. Бар-Зейяр сочувственно зацокал языком и затряс головой, явно намереваясь разразиться новой речью, ит'Каранг равнодушно созерцал стражников Управы, державшихся теперь на почтительном отдалении, Рекифес напряженно обдумывал способ отвести собирающуюся над двором грозу.

Именно в этот момент, не раньше и не позже, словно заранее все рассчитав и выбрав наиболее подходящий миг, где-то в начале улицы возник ровный, ритмичный перестук, приблизился, став почти оглушающим, и, разметав сборище у ворот, во двор влетело новое действующее лицо.

Вернее, целых два лица. Золотистый конь, в коем даже неискушенный знаток лошадей за лигу признал бы чистокровного саглави, а также уверенно восседавшая на его спине девица, весело прокричавшая:

– Добрый день, месьор Рекифес! Эй, Конан, он уже почти не хромает! Знаешь, мы доехали почти до Старой Башни, и Феникс все время норовил свернуть к Конному Полю!..

Скакун заржал и сделал нерешительную попытку встать на дыбы, ловко пресеченную наездницей.

– Кх-кхо это? – просипел достопочтенный бар-Зейяр с таким видом, будто намеревался вот-вот хлопнуться в обморок. Невозмутимый туранец уставился на свою утраченную и внезапно объявившуюся четвероногую собственность так, будто впервые в жизни увидел лошадь и сообразил, для чего она предназначена. Рекифес с нескрываемым облегчением перевел дух и исподтишка погрозил младшему подчиненному кулаком – мол, до чего людей довел!