Каменный Кулак и мешок смерти - Кууне Янис. Страница 40

Сколько ни всматривался ярл Хедебю в лицо племянника Неистового Эрланда, он никак не мог уяснить, понял ли его сторешеппарь.

– Только… видишь ли, Хрольф, – все менее уверенно тянул Кнуб, – тебе нужно самому… ну, конечно, со мной… и с малой дружиной… отвезти Хареку его мзду… иначе он может подумать, что я… не все ему довез… ну, ты понимаешь, он так и норовит обвинить меня в том, что я укрываю от него прибытки Хедебю, а тут…

Гастинг точно окаменел. Ни одна жилка не шелохнулась на его лице. Он медленно вдыхал воздух и медленно, но шумно выдыхал. Не хватало только, чтобы в трапезной послышалось зудение мух, но на дворе стояла поздняя осень, – на берегах Ладожки, наверное, уже лежал снег, – подумал Волькша, – и потому ни одна муха не жужжала над остывающей снедью.

– Гастинг, если ты не поедешь, – ледяным голосом вымолвил Кнуб, – я не повезу это золото Хареку и он отдаст приказ брать в железо всех мореходов Свейланда и Норланда, пока его люди не поймают того, кто разорил Хохендорф…

Это означало усобицу между викингами. Это означало, что свеи перестанут ходить с грабежами на Бриттские острова. Это означало, что их кровожадные взоры устремятся на земли водей, весей, венедов и других языков Гардарики. Это означало все то, чего так боялся Волькша, убеждая Хрольфа пойти на Хавре. От этих мыслей Стейн Кнутнев точно глотнул ледяной воды в разгар лета.

– Хрольф, если ты боишься, давай я поеду с Кнубом вместо тебя и отвезу золото Хареку? – предложил Годинович. – Он ведь никогда тебя не видел, стало быть и не поймет, что я – это не ты.

Гастинг обернулся на голос Варга. Неужели его страх был виден даже со спины?

– Венед, – обратился Хрольф к Волькше, – неужели ты думаешь, что конунг Даннмарки поверит в то, что мальчишка, у которого и борода-то толком не растет, мог захватить целый город?

Волкан вскинул одну бровь, что должно было обозначать: не ты ли летом говорил, что так оно и было?

– Нет уж, – шумно вздохнув, подытожил сторешеппарь. – негоже племяннику Неистового Эрланда прятаться от Судьбы. Я поеду на Зееланд, Кнуб. Но ты, – обернулся Хрольф к Волькше, – поедешь со мной. И Бьёрн тоже. И…

– Возьми не больше десяти человек, – дружески посоветовал ярл Хедебю, – иначе Харек, вот ведь подозрительная Черепаха, подумает, что ты недостаточно раскаялся и не предаешь себя в его руки, надеясь в случае чего проложить себе железом дорогу с Зееланда. Я всегда так делаю, – поспешно прибавил он, заметив, что сомнения вновь одолевают сына Снорри. – Всегда беру только малую дружину…

– Когда отплываем? – спросил Хрольф.

– Мой драккар уже готов к отплытию, – ответил Кнуб. – Дань Хареку уже погружена. Ждем только тебя и твоих людей.

Тут только шёрёверны заметили, что ярл Хедебю трапезничал одетый по-походному.

Льды Мэларена

От Хедебю до острова Зееланд был всего один дневной переход морем. До престольного Роскилле по воде летом оставалось еще два дня пути, но с зимней Реной мореходы решили не связываться и добрались до двора Харека на повозках, благо выпавший было снег сошел под нежаркими лучами Хорса, но дороги остались твердыми как камень.

Роскилле поразил Годиновича тем, что весь мог бы уместиться в укромном углу Хедебю. Но зато все дома в нем были по два прясла [172] и выше, а по улицах ходили сплошь ратари да надворные думцы с приказчиками.

Впрочем, нравы в даннской столице мало чем отличались от порядков княжьего городища на Ильмене. Всякий посыльный раздувал щеки, точно стольник, а стольник кривил рожу – ни дать ни взять конунг или самое меньшее ярл. Не будь с ними Кнуба, людям Хрольфа пришлось бы жить на скотном дворе, а весть об их желании совершить покаянное даяние в казну дошла бы до Харека лишь на Коляды. [173]

Но недаром ярл Хедебю почитался в даннских землях за второго человека после конунга. Одного его косого взгляда было достаточно, чтобы заносчивая морда придворного наглеца превратилась в лик испуга и подобострастия. Сила толстяка многократно умножалась за счет серебра, которое он по слухам привез ко двору. А уж в чем и была нужда у Славного Харека Скьёлдинга, так это в серебре. Иная мышь в закромах зееландского бонде была богаче, чем конунг в тот год.

Когда Хрольф со своей малой дружиной внес в трапезную Скьёлдинга неподъемный сундук, Харек и Кнуб сидели бок о бок и только что не кормили друг друга с рук. Однако Волькша отчетливо видел, что владыка Роскилле и ярл Хедебю улыбаются друг другу не радостнее, чем два медведя, повстречавшиеся в малиннике.

– Синеус Харек из рода Скьёлдингов, владыка Северного моря, – громко изрек Хрольф, сын Снорри, племянник Неистового Эрланда из рода Гастингов. Кнуб столько раз говорил ему, что Харека надлежит величать владыкой Северного и Восточного морей, но бывший Потрошитель сумьских засек ни разу не встречал даннского конунга на просторах от Ниена в землях водей до свейского Оланда [174] и от сумьского Бьорко [175] до Лепьи [176] в землях латготтов, и потому он не упомянул второе из морей. – Я, Хрольф, шеппарь Грома, Молнии и Тучи, вольный мореход с Бирки, не по злому умыслу, а по неведению взял на копье подданный тебе город Хохендорф. В искупление моей провинности я прошу тебя, Харек Скьёлдинг, принять от меня и моих драккаров вот этот сундук серебра и золота.

Сторешеппарь то ли забыл, то ли не стал произносить все, что Кнуб просил его сказать, дабы уладить дело миром. Вместо этого Хрольф ногой откинул крышку сундука. В чем сыну бонде нельзя было отказать, так это в хитрости. Он намеренно положил наверх пару больших золотых чаш. Золото в них было так себе – бледноватое, самоцветы не слишком яркие, но зато размера они были изрядного. На не слишком изобильном столе Харека не было ни одной чаши такой величины и искусности. Хрольф достал один из кубков и подставил Улле, который из меха наполнил его душистым франкским вином. Стараясь не пролить ни капли, шёрёверн подошел к даннскому конунгу и с неловким поклоном вручил ему подношение.

В глазах Харека одна за другой проносилась вереница мыслей.

Сначала он хотел выплеснуть вино в лицо мореходу и приказать страже вязать смутьяна. Однако со слов Кнуба он знал, что среди малой дружины, что привел с собой племянник Неистового Эрланда, был чудо-боец, который убивает наповал одним взглядом. Ну, не взглядом, а кулаком, но разница невелика. Так или иначе, а сагу о могучем воине слышали все хольды, находившиеся в тот день в трапезной. Стало быть, его ленивые и бестолковые дружинники, оберегая свою жизнь, могут его и не послушаться. Случится неловкость. И тогда у Харека не будет никакой возможности выйти живым из этой палаты.

Тогда он решил обласкать свеонов и попытаться зазвать к себе на службу. Если ему удастся заполучить чудо-ратаря, то он сумеет поставить на место не только вора и наглеца Кнуба, но и других зарвавшихся ярлов.

Вино пахло так пленительно, кубок блистал так солнечно, что мысли начали путаться в голове у даннского конунга. Он принял чашу из рук Хрольфа и пригубил.

– В придачу к золоту мы привезли еще и три бочки такого вина, – добавил сын Снорри.

– Твоя провинность прощена, – вымолвил Харек, с трудом переводя дух после долгого глотка вина. – Ты и твои люди могут сесть за мой стол и сегодня есть мое жаркое, – прибавил он великодушно.

Впрочем, жаркое оказалось не таким уж жирным и обильным, как в тереме Кнуба или даже в доме Хрольфа, когда тот приказывал Фриггите сделать широкое застолье. Лепешек, огородных плодов и кореньев было не вдосталь за унылым столом властелина Роскилле, который так упился дареным вином, что напрочь забыл о своем намерении зазвать свеонов к себе в дружину. Ну, еще знать бы точно, кто из них чудо-воин… с ним тогда можно было бы поговорить… а звать на службу десяток бесполезных, бессовестных, бестолковых свеонов… пусть оставляют золото и катятся к себе на Бирку… плывут… катятся… с глаз долой, а то Харек Великий передумает их прощать…