Небо в огне - Адеев Евгений Lord wolf. Страница 10
— Совсем как наш Велигой… — прошептал Муромец и тут же зажал рот ладонью.
Но Добрыня не обратил на это внимания.
— Долго старый волхв не решался ничего предпринять — пес был ему дорог, как родной. Но когда зверь однажды чуть не загрыз человека…
Богатырь отхлебнул из чаши, утерся поданным рушником, и быстро, на одном дыхании закончил.
— И тогда старый волхв выгнал его из дому.
На мгновение воцарилось молчание. Муромец ошеломленно хлопал глазами, донельзя удивленный таким странным концом, Попович крепко приложился к кружке, и лишь Владимир все так же неподвижно сидел полуприкрыв глаза и задумчиво водя пальцем по ободку чаши.
— И это все? — разочарованно вымолвил наконец Илья. — Тьфу ты, Добрыня, ну и сказочки у тебя…
— Не я ее сочинил, — пожал плечами богатырь. — Рассказал все, как слышал.
— Странная сказка… — медленно проговорил Владимир, поднял чашу и вновь поставил на подлокотник, едва пригубив ароматной влаги. — И грустная. Как жизнь…
— Тьфу!!! — Илья шарахнул кружкой по столу, аж посуда подпрыгнула и столешница возмущенно загудела. — Да когда это жизнь грустной была? Тьфу! Кто это такое сказки сочиняет?
С другого конца палаты отчетливо донесся скрип открываемых дверей, там возбужденно загомонили. Владамир заметил, как настороженно обернулся Добрыня, а двое «кречетов», до того скрывавшихся в тени у стен, быстро и плавно переместились поближе ко входу. Князю показалось, что в одном из них он узнал Велигоя.
Верный пес как всегда на чеку, охраняет покой хозяина…
— Нет, ну кто ж это такую глупость удумал? — возмущался меж те Илья. — Кто такие вредные сказы выдумывает? Изловить бы мерзавца, да треснуть хорошенько промеж рогов, чтобы дурь повылетела…
Добрыня, не оборачиваясь, сделал странный жест, напряженно выглядывая сквозь чад факелов, что же происходит у дверей. Затем медленно повернулся к Муромцу.
— Вот ты сейчас поди, и тресни, — хмыкнул он, кивнув за спину, в сторону дверей.
Илья вгляделся в мелькание человеческих фигур и огненных сполохов и лицо его вдруг начало медленно вытягиваться, широко распахнувшиеся глаза разом порастеряли и пьяный угар и боевой задор.
— Нда-а-а-а… — только и протянул он задумчиво.
В Золотую Палату вошли двое.
Велигой ловко обогнул последнюю с этого края палаты лавку и в два быстрых шага оказался возле входа, став так, чтобы исключить всякую возможность мгновенного прорыва. Взведенный самострел недвусмысленно покачивался в руках тиверца, рассеянно шаря булатным острием тяжелого болта в направлении дверного проема. Велигой удовлетворенно отметил, что еще двое «кречетов» так же быстро и неслышно приблизились с права и слева.
Нежданные гости на миг застыли на пороге, лица обоих скрывались в игре теней. Велигой всеми фибрами ощущал исходившую от них грозную мощь… и было еще что-то, странно знакомое, тревожное, но вместе с тем не враждебное. Воевода «кречетов» застыл на пути ночных путников непоколебимой скалой, всем своим видом изображая глухую неприступность. Те быстро и, как показалось Велигою, недоуменно переглянулись, потом быстро шагнули на свет, и тиверец сжался, как готовая к броску гадюка.
— Это что, теперь в Киеве всегда так гостей встречают? — молвил тот, что пониже с явным южным выговором.
Он был в просторной темной охотничьей одежде и с нелепым ромейским беретом, лихо сдвинутым на ухо. Небрежно наброшенный на плечи плащ не скрывал рукояти короткого меча у пояса, а в рукавах и за голенищами шнурованных сапожек, несомненно, тоже скрывалось несколько острых и опасных штучек. Темно-серые глаза на смуглом выбритом лице смотрели прямо и чуть настороженно.
Велигой со вздохом облегчения опустил самострел и дал знак своим людям, что опасности нет.
— Да, нашли время… — пробормотал он. — Тут Ящер знает, что твориться, не хватало только вас и ваших шуточек с появлениями ниоткуда.
Человек в берете ухмыльнулся, расстегнул пряжку плаща и критически оглядел подол на предмет наличия излишков пыли.
— Мои ребята, между прочим, — молвил Велигой сурово, — имеют приказ стрелять на поражение во все подозрительное, без предупредительного окрика.
Второй из вошедших коротко рассмеялся, весело тряхнув роскошной гривой темных волос, в черных глазах блеснули кровавые отсветы факелов, на мгновение превратив человека в нечто жутковатое. Черноглазый сбросил с плеча длинный толстый чехол — изнутри прозвучало нечто до странности мелодичное. За спиной на миг блеснуло полировкой навершие меча, но длинный плащ мгновенно поглотил этот взблеск темными складками, бархатисто зашуршал по грубой черной коже, составлявшей то ли доспех, то ли просто одежду ночного воителя. Черноглазый казался моложе своего спутника, несмотря на бросающуюся в глаза седую прядь на левом виске. Велигой знал, что так оно и было, но затруднился бы сказать, кто из этих двоих более опасен.
— Под всем подозрительным, — на всякий случай уточнил тиверец, — подразумевается все, что движется к княжьему терему с явными попытками остаться незамеченным.
— Тьфу, утомил, — буркнул крепыш в берете, сдирая через голову налучь с длинным луком неизвестного изготовления. — Мы так и будем стоять в дверях под прицелом твоей катапульты? Предупреждаю, здесь так пахнет жратвой, что эта плевательница меня вряд ли остановит… надолго.
Велигой с усмешкой закинул самострел на плечо, кивнул «кречетам», чтобы возвращались на боевые посты, и повел ночных гостей вглубь палаты. На полпути тиверец поймал за рукав пробегающего гридня.
— Дуй к князю, — молвил он быстро и властно, — и доложи, что на почестен пир прибыли Ратибор Теплый Ветер и Волк.
Глава 5
Трое витязей под нестройный гул сотен глоток прошествовали в дальний темный угол палаты, уселись за одиноко притулившийся к стене столик, не пользовавшийся популярностью у пирующих ввиду удаленности от центра событий и потому почти всегда пустовавший. Подбежавшие отроки приволок здоровенного осетра в молоке, кувшин ромейского вина и бочонок пива. Велигой краем глаза приметил, как посланный им гридень взбежал к княжьему столу, поклонился Владимиру и вытянувшись по стойке «смирно» отчеканил то, что было велено передать. Князь кивнул, окинул палату быстрым взором, лишь на мгновение задержавшись на притулившихся в уголке витязях, отхлебнул из чаши и что-то сказал Добрыне. Тот пожал плечами, тоже отыскал глазами дальний столик и вновь уставился в тарелку. Муромец что-то оживленно втолковывал Поповичу, который меж тем наполнил полный кубок меда и недвусмысленно поднял чашу в сторону вновьприбывших. Ратибор кивнул, отсалютовав своим кубком, Волк приветливо махнул рукой.
— Что-то Муромец на тебя как-то сердито смотрит, — молвил Велигой черноглазому витязю. — Что ты там с ним не поделил?
— Да Ящер его знает, — пожал плечами Волк. — Я с ним не ссорился. Вроде бы. В конце концов, я ж не самоубийца…
— Да ладно, — отмахнулся от тиверца Ратибор. — Мало ли из-за чего старик расстроился. С ним это бывает, особенно когда переберет лишку…
Велигой хмыкнул, достал из-за голенища длинный кинжал и занялся расчленением осетра. Некоторое время ели в молчании, если не считать отчетливого хруста за ушами Ратибора, который налегал на съестное за целый полк, что быстро привело к безвременной кончине несчастного осетра, которого, впрочем, тут же сменил немаленький такой кабанчик.
— Между прочим, я ожидал увидеть вас раньше, — молвил Велигой, когда с предварительным насыщением было покончено. — Задержались, ребята.
— Мы не могли явиться раньше, — пробубнил Ратибор с набитым ртом. — Сам знаешь, сейчас время такое… Все по печкам разлеглись, ищи-свищи по всей Руси… Я Волка седмицу по Таврике с собаками разыскивал, хорошо Микула напомнил, где его можно поймать. Ты представляешь, нашел его в том домике на лиманах, ну, помнишь, я рассказывал, который мы за тридцать гривен для него в свое время сторговали. Умора, да и только! Обнаружился наш певец дожигающим последнюю свечку, — лень было смотаться до Корсуня! — в окружении груды пустых бутылок и разбросанных листков с какими-то его каракулями… Ну и, разумеется, с лютней в зубах. А вокруг хибары — горы битых упырей!