Доля правды - Сапковский Анджей. Страница 6

Округа была безлюдной, дикой, зловеще враждебной. Геральт не вернулся на тракт до сумерек, не хотел делать крюк, поехал напрямик, через бор. Ночь он провел на лысой вершине высокого холма, с мечом на коленях, у маленького костра, в который время от времени бросал пучки бореца. Среди ночи он заметил далеко в долине отблески огня, услышал безумные завывания и пение, а также что-то, что могло быть только криком истязаемой женщины. Он направился туда чуть свет, но нашел лишь вытоптанную поляну и обугленные кости в еще теплой золе. Что-то, сидевшее в кроне могучего дуба, верещало и шипело. Это мог быть леший, но мог быть и обычный лесной кот. Ведьмак не стал задерживаться, чтобы проверить.

Около полудня, когда он поил Плотву у родника, кобыла пронзительно заржала, попятилась, скаля желтые зубы и грызя мундштук. Геральт машинально успокоил ее Знаком и тогда заметил правильный круг, образованный торчащими из мха шляпками красноватых грибков.

- Ты становишься настоящей истеричкой, Плотва. – сказал он. – Это же обыкновенный чертов круг. К чему эти сцены?

Кобыла фыркнула, поворачивая к нему голову. Ведьмак потер лоб, нахмурился, задумался. Потом одним махом очутился в седле, повернул коня, быстро поехал обратно, по собственным следам.

- "Любят меня зверьки", - пробормотал он. – Извини, лошадка. Получается, у тебя ума больше моего.

Лошадь прижимала уши, фыркала, рвала подковами землю, не хотела идти. Геральт не стал успокаивать ее Знаком – соскочил с седла, перебросил поводья через голову коня. За спиной у ведьмака уже не было старого меча в ножнах из кожи ящериц – его место занимало теперь блестящее красивое оружие с крестообразной гардой и тонкой, хорошо сбалансированной рукоятью, оканчивающейся шаровидным навершием из белого металла.

На этот раз ворота не отворились перед ним. Они были открыты, так, как он оставил их, уезжая.

Услышал пение. Он не понимал слов, не мог даже определить язык, которому они принадлежали. В этом не было необходимости – ведьмак знал, чувствовал и понимал саму природу, суть этого пения, тихого, пронизывающего, разливающегося по жилам волной тошнотворного, обессиливающего ужаса.

Пение внезапно оборвалось, и тогда он ее увидел.

Она прильнула к спине дельфина в высохшем фонтане, обняв замшелый камень маленькими руками, такими белыми, что казались прозрачными. Из-под копны спутанных черных волос блестели, уставившись на него, огромные, широко раскрытые глаза цвета антрацита.

Геральт медленно приблизился мягким, пружинящим шагом, заходя полукругом со стороны ограды, мимо куста голубых роз. Существо, приклеившееся к спине дельфина, поворачивало вслед за ним маленькое личико с выражением неописуемой тоски, полное очарования, создающего впечатление, что все еще слышна песнь, хотя маленькие бледные губки были сжаты и из-за них не доносилось ни малейшего звука.

Ведьмак остановился в десяти шагах. Меч, медленно извлекаемый из черных эмалированных ножен, разгорелся и засиял над его головой.

- Это серебро, - сказал он. – Этот клинок серебряный.

Бледное личико не дрогнуло, антрацитовые глаза не изменили выражения.

- Ты настолько похожа на русалку, - спокойно продолжал ведьмак, - что могла бы обмануть любого. Тем более, что ты редкая птичка, черноволосая. Но лошади никогда не ошибаются. Они узнают таких, как ты, инстинктивно и безошибочно. Кто ты? Я думаю, муля или альп. Обычный вампир не вышел бы на солнце.

Уголки бледных губок дрогнули и слегка приподнялись.

- Тебя привлек Нивеллен в своем облике, верно? Сны, о которых он говорил, вызывала ты. Догадываюсь, что это были за сны, и сочувствую ему.

Существо не шевельнулось.

- Ты любишь птиц, - продолжал ведьмак. – Однако это не мешает тебе перегрызать шеи людям обоего пола, а? Воистину, ты и Нивеллен! Прекрасная из вас вышла бы пара: чудовище и вампирка, хозяева лесного замка. Вмиг подчинили бы себе всю округу. Ты, вечно жаждущая крови, и он, твой защитник, убийца по первому зову, слепое орудие. Но сперва он должен был стать настоящим чудовищем, а не человеком в чудовищной маске.

Огромные черные глаза сузились.

- Что с ним, черноволосая? Ты пела, а значит, пила кровь. Прибегла к последнему средству, то есть тебе не удалось поработить его разум. Я прав?

Черная головка легонько, почти неуловимо кивнула, а уголки губ поднялись еще выше. Маленькое личико приобрело жуткое выражение.

- Теперь, наверное, считаешь себя хозяйкой этого замка?

Кивок, на это раз более заметный.

- Ты муля?

Медленное, отрицательное движение головой. Раздавшееся шипение могло исходить только из бледных, кошмарно улыбающихся уст, хотя ведьмак не заметил, чтоб они пошевелились.

- Альп?

Отрицание.

Ведьмак отступил, крепче сжал рукоять меча.

- Это значит, что ты...

Уголки губ начали подниматься выше, все выше, губы раскрылись...

- Брукса! – крикнул ведьмак, бросаясь к фонтану.

Из-за бледных губ сверкнули белые, остроконечные клыки. Вампирка вскочила, выгнула спину, как пантера, и испустила вопль.

Волна звука ударила в ведьмака, как таран, лишая дыхания, сминая ребра, пронзая уши и мозг шипами боли. Отлетая назад, он еще успел скрестить запястья обеих рук в Знаке Гелиотропа. Колдовство значительно уменьшило силу, с которой он врезался спиной в ограду, но и так у него потемнело в глазах, а остатки воздуха вырвались из легких вместе со стоном.

На спине дельфина, в каменном кругу высохшего фонтана, где только что сидела хрупкая девушка в белом платье, распластывал поблескивающее телище огромный черный нетопырь, раскрывающий длинную узкую пасть, переполненную рядами иглообразной белизны. Перепончатые крылья развернулись, бесшумно захлопали, и существо ринулось на ведьмака, как стрела, выпущенная из арбалета. Чувствуя во рту железистый привкус крови, Геральт выкрикнул заклятие, выбросив вперед руку с пальцами, раскрытыми в Знаке Квен. Нетопырь, шипя, резко повернул, взмыл, хихикая, вверх и тотчас спикировал отвесно вниз, прямо на шею ведьмака. Геральт отскочил в сторону, ударил, не попадая. Нетопырь плавно, грациозно, поджав одно крыло, развернулся, облетел его и снова атаковал, раскрывая зубастую пасть на безглазой морде. Геральт ждал, меч держал двумя руками, направив его в сторону существа. В последний момент он прыгнул, но не в сторону, а вперед, рубанув наотмашь так, что загудел воздух. И промахнулся. Это было настолько неожиданно, что он выбился из ритма, на долю секунды запоздал с уклоном. Почувствовал, как когти зверя разрывают ему щеку, а бархатно влажное крыло хлещет по шее. Он развернулся на месте, перенес вес тела на правую ногу и ударил стремительным взмахом назад, вновь не попав в фантастически увертливое существо.

Нетопырь замахал крыльями, поднялся выше, спланировал в сторону фонтана. В тот момент, когда кривые когти заскрежетали о камень бассейна, ужасная, слюнящаяся пасть уже размывалась, изменялась, исчезала, хотя появляющиеся на ее месте бледные губки все еще не скрывали убийственных клыков.

Брукса пронзительно, модулируя звук в ужасающий напев, завыла, вытаращила на ведьмака переполненные ненавистью глаза и опять завопила.

Удар волны был таким мощным, что преодолел Знак. В глазах Геральта завертелись черные и красные круги, в висках и темени застучало. Сквозь сверлящую уши боль он начал слышать голоса – причитания и стоны, звуки флейты и гобоя, шум вихря. Кожа на его лице мертвела и зябла. Он упал на одно колено, потряс головой.

Черный нетопырь бесшумно плыл к нему, на лету раскрывая зубастую пасть. Геральт, хоть ошеломленный волной крика, отреагировал инстинктивно. Вскочил, молниеносно подстраивая темп движений к скорости полета чудовища сделал три шага вперед, вольт и полуоборот, а затем быстрый как мысль двуручный удар. Клинок не встретил сопротивления. Почти не встретил. Геральт услышал вопль, но на этот раз это был вопль боли, вызванной прикосновением серебра.