Внутри себя - Фостер Алан Дин. Страница 35

Эрик бросил кран и поплелся по улице.

«Что со мной происходит? – подумал он. – Что со мной происходит? Сумасшедший дом. Невозможно быть способным делать такие вещи». Он вызвал в памяти сцену, когда размахивал тяжелым костюмом для подавления общественных беспорядков вместе с его оператором над головой, как ковбой вертит лассо. Невозможно, невозможно! Неужели все это действительно произошло, или все ему приснилось?

Эббот методично попытался реконструировать последний час своей расшатавшейся жизни. Он пошел, чтобы увидеться с Лайзой. Тархун помешал им. Он сбежал, вырываясь от всех, кто хотел удержать его. Ни один человек не мог оказаться способным устроить такое.

Эрику захотелось позвать на помощь, опуститься на колени прямо на улице и взывать к небесам о помощи, но он не посмел так рисковать и привлекать к себе внимание. Вместо этого он продолжал идти, подняв голову и направляя шаг, чтобы слиться с ночной толпой, переходя на пешеходную дорожку вдоль Первой Авеню.

Это невозможно. Следовательно, этого не было. Довольно просто. Эрик постарался не думать о недавних событиях. Он был уверен в своем психическом здоровье. Он не сошел с ума. Просто влюбился. Новый гостиничный номер, новая одежда, немного еды, и самочувствие станет гораздо лучше. Эббот поплотнее завернулся в плащ.

Вряд ли полезно заострять внимание на неправдоподобном, не говоря уже о невозможном. На мгновение, следовательно, он допустит, что невероятные события не происходили. Эрик сразу почувствовал, как замедлился пульс. Попробуй ненадолго сконцентрироваться на главном: еда, убежище, одежда. А потом Лайза.

Никто не оглядывался на фигуру в висящей одежде, бредущую но авеню. Это был Нуэво-Йорк, и каждый вечер по его улицам ходили гораздо хуже одетые горожане. Может быть, некоторые заметили странную улыбку этого человека, но подобный взгляд, удивленный и отстраненный, был таким же обычным для города. По крайней мере, человек не слонялся бесцельно, а направлялся куда-то.

Полицейский патруль тоже не обратил на него внимания. А почему бы нет? Ничто не указывало на то, что они не заметили самого опасного человека в городе.

Эрик Эббот, конечно, не считал себя опасным. Нет, он любил, и это было прекрасно. В любви нет ничего опасного.

11

В том, что это центр управления и сомнений возникнуть не могло. Но занимались здесь не управлением кораблями и станциями, запускаемыми в глубины космоса. Тут имели дело исключительно с информацией, с байтами, снующими туда-сюда из глубин дюрайростока во всемирную сеть и обратно. Облепившие вершину горы спутниковые антенны соединяли центр управления со спутниками связи Коллигатара во множестве висящими над головой. Все функционировало гладко и говорило о могуществе электроники и человека.

Каждое рабочее место было обустроено согласно вкусам и прихотям оператора, работавшего на нем. На одном красовалась высокая цельнодеревянная ручная поделка из Центральноафриканской Федерации. На другом стояла композиция из сухих цветов родом из Тихоокеанского Союза. На третьем – цепочка с колокольчиками ручной работы из республики Инюит. Рабочие места свидетельствовали не только о вкусах, но и о происхождении каждого из операторов.

Поднимаясь на помост, Ористано ощутил приглушенную, спокойную гордость за то, как функционирует самая совершенная в мире компьютерная станция. Все шло как положено. Дежурный персонал сидел на своих местах. Одни спали, другие просматривали тексты. Авральной работы на их долю практически не выпадало – настолько эффективно стала со временем работать система.

Все шло как положено, или все-таки не все.

– Господин старший?

Ористано обернулся направо.

– Что такое, Фронтенак?

Сотрудник сунул под нос Старшему Программисту ворох распечаток.

– Да снова австралийцы, сэр.

– Так, так, – тот пробежал глазами распечатки, но мысли его были далеко.

– Так что там?

– Жалуются. Мол обделили их площадями при ловле планктона.

Ористано вздохнул. «Не пора ли, – подумал он, – учреждать переходящую ленту самому склочному народу».

– На мой взгляд нормальные цифры. А чем они недовольны?

– Да вот говорят, что выделенные им для сбора урожая площади не учитывают прогнозов о крайне суровой грядущей зиме в южном полушарии.

– Черт бы их побрал! – тихо выругался Ористано. Сотруднику же он сказал: – Передайте представителю Австралии, что погоду мы только предсказываем. Мы ей не управляем. Пока, по крайней мере. Скажите ему, что для крилеуборочного флота действуют одни и те же ограничения и что площади и предполагаемый улов рассчитываются согласно тысячам переменных, из которых погода лишь одна.

– Им это не понравится, – упрямо сказал помощник. – Опять, скажут, обижают южное полушарие, не желают считаться с проблемами Океании.

– Они так всегда говорят, – устало ответил Ористано. – Не успокоятся, пока мы им не соберем вещи и не переведем Центр Управления Коллигатаром в их Крайстчерч.

– Мне им так и передать, сэр?

– Нет, конечно же нет, Фронтенак, – раздраженно сказал Ористано, – но увидев, что задел подчиненного, тут же поспешил смягчить тон. – То есть, я хочу сказать, чтобы вы придумали какой-нибудь разумный ответ. Проявите дипломатический подход, как всегда. Проинформируйте их, что Коллигатар еще раз вернется к изучению этого вопроса. А дальнейшее будет зависеть от выводов, к которым он придет в результате дополнительных расчетов.

– Но сэр, ведь это успокоит их только временно.

Ористано сделал рукой умиротворяющий жест.

– А больше и не надо. Я за это время столько всяких других дел успею утрясти. Просто сделайте так, чтобы они месячишко еще мне в глотку не вцеплялись, ладно?

– Силь ву пле. Да, сэр. – И забрав распечатки, служащий оставил Ористано в покое.

«Будто других дел у меня мало», – сердито думал Мартин, возвращаясь в свой кабинет. Над его столом безмолвно мигала красная лампочка. «Вот, вот, – подумал он, – то Коллигатар, то жена. Вечно им чего-то надо. Требуют. Ладно, у этого хоть мозги есть».

Ористано явно был несправедлив к своей супруге Марте. Он уселся в кресло.

– Порядок. Я здесь, можешь выключать. – Лампочка неожиданно погасла. – Ну что там? Опять какие-нибудь опасности?

Сарказму Коллигатар был не подвержен. По крайней мере, делал такой вид. Он вежливо сказал.

– Нет, Мартин, это та же самая опасность, которая беспокоила нас все это время.

– Все это время, хорошо. Это ведь уже много недель продолжается, – Ористано пытался скрыть нетерпение. – Одно дело оповестить о каком-то готовящемся ужасном злодеянии и поставить всех на ноги, чтобы дать ему достойный отпор. Другое дело требовать, чтобы все поддерживали себя в состоянии готовности, в то время как день за днем ничего не происходит.

– Мне удалось узнать кое-что новое с тех пор, как мы последний раз говорили на эту тому.

– Очень хорошо. И что это за «кое-что новое»?

– Ничего конкретного.

– Ясное дело, – вздохнул Ористано. – Не хватало еще, чтобы ты что-то конкретное разузнал.

– Намеки, предположения, обертона, взаимосвязи также бывают достаточно значимы, Мартин.

– Я вовсе не собираюсь принизить значение твоей работы. Выдай мне всю новую информацию в файл для изучения. Я просмотрю ее, когда будет время.

– День тяжелый? – спросила машина с искренней озабоченностью.

– Как обычно.

– Что, снова австралийцы беспокоят?

– Ты подслушал? Да с этим я уже разобрался.

– Ведь данный случай гораздо важнее, чем рыболовецкие споры.

– Ты что, хочешь сказать, якобы я недостаточно серьезно воспринимаю опасность, о которой ты говоришь? – Ористано внутренне собрался. Дело в том, что машина подвергала обработке интонации и выражения лица Мартина и делала из этого определенные выводы. – Я очень, очень встревожен этим. И не я один. Но ты должен понять, нам всем очень трудно. Мы здесь трудимся в поте лица над самыми насущными проблемами, поэтому не можем быть, подобно тебе, озабоченными чем-то одним. Тем более, что до настоящею момента никаких признаков явной угрозы системе не появлялось.