Плющ на руинах - Нестеренко Юрий Леонидович. Страница 3

– Вы обещаете так много, ваша светлость, но разве в законе о перебежчиках, то есть Посланцах, предусмотрены исключения?

– На территории герцогства я представляю высшую светскую и духовную власть, так что о законах можете не беспокоиться. Но, конечно, посторонним не следует знать вашей биографии. Для всех вы будете Рилленом Эрлиндом, уроженцем Аррендерга – это достаточно далеко отсюда… для низших чинов – дворянином, не исключено, что вам придется ими командовать. После того, как вы вымоетесь, побреетесь и прилично оденетесь, ни тюремщики, ни солдаты вас не узнают. Вы будете брать уроки верховой езды и фехтования. Жить будете здесь, в замке, без моего ведома никуда не отлучайтесь.

– Значит ли это, что мне следует по-прежнему считать себя пленником, ваша светлость?

– Это значит, что отныне вы состоите у меня на службе в должности советника.

3

Так началась моя жизнь в Торрионе, древнем замке герцога. Это величественное сооружение, возведенное несколько столетий назад по всем правилам фортификационного искусства с использованием еще не забытых тогда технологий, герцог Раттельберский предпочитал прочим своим дворцам и замкам. Враг, даже преодолевший внешнюю стену, был бы еще весьма далек от победы: ему предстояло преодолеть еще шесть ярусов обороны, но даже и это не принесло бы спокойствия победителям. Сложная система тайных помещений и ходов, пронизывающих замок, позволила бы уцелевшим защитникам, спрятавшимся до времени, наносить внезапные и беспощадные удары. В подобном месте легенды о привидениях имеют под собой реальную основу, и я уверен, что не один нежеланный гость графов Торрианских был найден поутру мертвым в своей спальне, запертой изнутри.

Но, как бы ни был интересен Торрион, значительно больший интерес представлял его хозяин. Элдред Конэральд Раттельберский был, без сомнения, одним из умнейших людей своей эпохи. Во времена косности и мракобесия, по части которых нынешнее средневековье даже превосходит прежнее, этот человек сохранил способность здраво и независимо мыслить, практически не поддаваясь предрассудкам своего времени. Между нами быстро установились отношения, которые можно было бы назвать дружескими, если бы не неравенство нашего положения – впрочем, герцог все реже давал мне его чувствовать. Он был моим единственным, но весьма могущественным покровителем и потому справедливо полагал, что может мне доверять. Я же, со своей стороны, был весьма доволен тем, что могу беседовать с ним совершенно откровенно без вреда для себя.

Служба моя была совершенно необременительной. Днем я занимался верховой ездой и фехтованием на шпагах и мечах, бродил по замку или просиживал часами в библиотеке герцога, содержавшей причудливое собрание книг, свитков и манускриптов разных эпох. Доступ в библиотеку был открыт лишь нескольким наиболее доверенным лицам, и не удивительно – там хранилось немало преступного с точки зрения как короля, так и Священного Трибунала, в частности, несколько печатных книг Проклятого Века. Увы, вовсе не сокровища знания содержали они – все это были бульварные романы. Великие открытия и ценности цивилизации, считавшиеся бессмертными, канули в вечность вместе с нашим миром, а несколько мелодрам и дешевый детектив на семь столетий пережили своих создателей. Нечего сказать – достойное наследие достойной эпохи!

Впрочем, были здесь и другие реликвии прошлого – неведомо как уцелевшие записи свидетелей катастрофы, обрывки великой летописи гибели цивилизации. Во многих случаях это были копии, сделанные, впрочем, достаточно давно – вероятно, в назидание потомкам, но были и оригиналы. Я и сейчас помню эти ветхие пожелтевшие страницы.

«…месяц с тех пор, как на севере упала атомная бомба. Наши запасы воды подошли к концу, и придется выбираться из подвала. Эллис говорит, что это бессмысленно – снаружи все отравлено, и вода, и воздух. Но мы ведь не знаем, какой мощности был заряд. Снаружи есть жизнь: через подвальное окно я дважды видела собаку – худую, как скелет, шерсть свалялась, на глазу бельмо, но она все-таки жива. А еще по вечерам в доме напротив загорается свет – такой тусклый, что его почти не видно, и горит недолго – ровно полчаса. Эллис говорит, что это, наверное, какая-нибудь автоматика, потому что в том доме никто не жил – жильцы уехали еще до того, как все это началось. Но ведь вся автоматика работала от сети, значит, она не может работать сейчас. И потом, я видела следы – кто-то проходил через двор несколько дней назад. Эллис может сколько угодно повторять, что мне померещилось. Жаль, что слой пыли, скопившейся снаружи на оконном стекле, уже ничего не дает разглядеть. Но это и хорошо, потому что мы больше не видим труп того бедняги. Дух противоречия, заложенный в каждом из нас, все время подмывал меня взглянуть в ту сторону, хотя я и знала, что делать этого не следует. Ведь он лежит там уже месяц… Все, больше не буду об этом писать.

По вечерам мы с Эллисом часто спорим, что сейчас происходит в мире. Была ли бомба случайностью, естественной в нынешнем хаосе, или в самом деле началась Последняя Мировая Война? Первое время я была уверена, что это случайность, потому что после взрыва ничего нового не происходило, хотя Эллис уже тогда говорил, что Большой город стерт с лица земли, а других стратегических целей поблизости нет. Теперь он добавляет, что теперь уже по всей планете ничего не происходит, потому что война закончилась. Он с цифрами на руках доказывает, что количество ядерного оружия в мире было вполне достаточным для полного уничтожения человечества. И, как бы я не убеждала себя, похоже, что он прав. Если это случайность, почему нам до сих пор не пытаются оказать помощь? Конечно, правительство уже почти не контролировало страну, армия развалилась, но хоть какие-то спасательные команды для столь серьезного случая еще должны были существовать? Неужели никому нет до нас дела? И все же лучше верить в это, чем в то, что мы – последние люди на планете, как утверждает Эллис.

Он все время клянет себя за то, что поверил заявлениям о разрядке и не довершил оборудование нашего подвального убежища. Он утверждает, что если бы он купил тогда установки замкнутого цикла, мы могли бы жить здесь неограниченно долго. Я не жалею. Он старше меня почти на двадцать лет, и я всегда жила с мыслью, что рано или поздно мне придется его хоронить. Мне казалось, что я свыклась с этим, но теперь возможность пережить его приводит меня в ужас. Я не хочу остаться одна во всем мире – даже если где-то есть еще люди, вряд ли удастся связаться с ними. Впрочем, свет в доме напротив… если он еще зажигается – из-за пыли не видно… Завтра мы выйдем наружу и узнаем…»

Читая эти строки, написанные аккуратным почерком женщины, мертвой уже семь столетий, я поймал себя на мысли, что и меня волнует эта загадка – кто – или что – зажигало свет в доме напротив?

4

«Несмотря на заявления правительства, – писал другой анонимный очевидец тех событий, – хаос и анархия в стране нарастают, как, впрочем, и во всем мире. Фактически все окраины Соединенных Республик уже охвачены гражданской войной, падение производства продолжается, и во многих городах начинаются голодные бунты. Дикторы теленовостей уже не задаются риторическим вопросом, откуда у боевиков оружие. Воюющие группировки вооружены по последнему слову техники, и я не сомневаюсь, что не сегодня-завтра мы услышим о применении ядерного оружия, прецеденты чему уже имеются в соседних странах. Ходят слухи, что в городах формируются добровольческие отряды для выколачивания продуктов у крестьян. Говорят, что их тайно поощряет правительство; но, даже если это не так, оно ничего не сможет изменить. Объявив военное положение, власти окончательно признали свою беспомощность. Фактически власть уже перешла к армейским группировкам, которые никому не подчиняются. Со дня на день режим Андего падет, и военные группировки перегрызутся между собой сразу же после переворота. После того, как наиболее разумные военные сбежали в будущее, в руководстве армии не осталось умных людей – одни волкодавы.