Воровское небо - Асприн Роберт Линн. Страница 52
— Ну, слава богам! — сказал он. — Всю ночь упражнялся. Я уж и не думал, что у меня получится изобразить эту подпись!
Ченая улыбнулась еще шире, встала на цыпочки и потрепала Дисмаса по волосам.
— Это у тебя-то не получится? — насмешливо спросила она. — Да ты ведь первый из воров и мошенников, которых когда-либо посылали на арену!
Они пересекли площадь и вышли в Главные ворота. Тучи над Санктуарием рассеялись. Небо было ярко-голубое, и в вышине сияло золотое солнце. Дул свежий ветер с моря. Ченая обратила взгляд на гавань, на мачты кораблей, раскачивающиеся у причалов, с одного из которых она два дня тому назад выбросила в море свой портрет.
— Тебе его не хватает, верно? — шепнула Дафна ей на ухо.
Ченая подумала об отце, обо всех счастливых днях, которые они провели вместе…
— Мне всегда его будет не хватать, — ответила она.
— Только не сегодня! — отрезала Дафна. — Никакого похоронного настроения!
Она достала из-за пояса тяжелый кошелек, подбросила его в воздух и поймала прежде, чем Лейн успел его перехватить.
— Пойдемте-ка, братцы, в Лабиринт, пропустим по несколько стаканчиков в «Единороге». Это место не меньше других подходит для того, чтобы распустить слух!
Дафна выжидающе поглядела на гладиаторов и подмигнула.
— Ченая вернулась в город! — объявила она. Потом повернулась, встряхнула волосами цвета воронова крыла, взяла Лейна под руку и повела за собой.
— Мне почему-то кажется, — пробормотал Дейрн со слабой полуулыбкой, — что это и так всем известно!
Линн ЭББИ
ТКАЧИХИ
В Санктуарии наступило затишье после того, как сторонники Терона убрались из города. Сотня человек, ну, может, чуть больше — но точно не больше двух — выехали через новые городские ворота и отправились в долгое путешествие обратно в Рэнке.
Простые жители Санктуария даже не заметили этой потери. Простые жители Санктуария даже не предполагали, что город теперь оказался предоставленным самому себе и все теперь зависело только от них самих. А те, кто всю жизнь жаловался на притеснения империи, даже не поняли, что теперь все переменилось, и империи больше нет.
Для гарнизона стражей порядка спокойствие стало настоящим благословением божьим. Гарнизону отчаянно требовалось время на реорганизацию, нужно было набрать новых рекрутов, обучить их, проверить каналы связи — ведь теперь не стало ни пасынков, ни Третьего ранканского отряда, ни Гильдии Магов.
Прошла неделя, потом другая. С моря задул штормовой ветер.
Три дня подряд шел проливной дождь, но вскоре небеса просвет лели, желто-серые тучи песка над пустыней улеглись. Фермеры потянулись в город с дарами земли.
Уэлгрина назначили начальником гарнизона вместо Критиаса. Для самого Уэлгрина такое повышение оказалось неприятной неожиданностью. Он-то надеялся, что эта сомнительная честь падет на плечи Зэлбара. Зэлбар уже год как бросил пить и гораздо чаще появлялся в коридорах сильных мира сего, чем Уэлгрин, строевой офицер, который провел всю свою жизнь на имперской службе, кочуя из одного медвежьего угла в другой, — куда пошлют. Нельзя сказать, чтобы Уэлгрин стал счастливее оттого, что теперь придется сидеть целыми днями в четырех стенах кабинета, выслушивать рапорты и отдавать приказы. Собственно, Критиаса тоже не особо радовала такая служба. При любой возможности он отправлялся вместе с отрядом на патрулирование улиц.
Такой случай представился, когда на рейде гавани показались квадратные паруса торговых кораблей бейсибцев.
Гавань давала Санктуарию надежду на обеспеченное существование и даже благоденствие в будущем. Кто-то из забытых древних богов поразвлекался (или поразвлекалась?), передвигая с места на место огромные куски скалистого плато. Так появилась бухта с прекрасной якорной стоянкой — тихая и глубокая, с течением, которое при каждом отливе уносило прочь все, что оставляли в заливе Красная и Белая Лошади. С давних времен первых поселенцев-илсигов моряки только качали головами — чудесная гавань пропадала зря!
Но вот в Санктуарий прибыли бейсибцы во главе со своей опальной Бейсой Шупансеей, и начались коварные, изощренные переговоры с врагами, которые узурпировали трон в так называемом Доме Славы, в Бейсибской империи. Переговоры велись с переменным успехом, никто не собирался ничего прощать, но — поскольку для ведения переговоров непременно требовалось соблюдение всех условностей прежней, привычной роскошной жизни, — один-два торговца взялись этому поспособствовать.
Местные торговцы угрохали целое состояние, а то и не одно, на постройку такого причала, чтобы у бейсибских покупателей глаза на лоб полезли от изумления. Местным торговцам страшно хотелось иметь то, что могли предложить торговцы рыбьего народа, но установить нормальную торговлю было ой как непросто.
На взгляд земного человека, изделия бейсибцев, да и сами бейсибцы были не просто экзотическими, странными и загадочными — они были скорее причудливыми, даже немного зловещими.
К счастью, жажда наживы и необходимость взаимовыгодного сотрудничества помогли преодолеть культурные, расовые, языковые различия, как и разницу в денежных единицах. С каждым следующим разом предприимчивые торговцы-бейсибцы везли на продажу на своих кораблях все больше и больше новых товаров.
И каждый новый корабль встречало в Санктуарий все больше и больше торговцев.
Корабль бейсибцев еще только лавировал в прибрежном течении, а торговцы уже выстраивались вдоль пристани. Расчетливые дельцы надеялись уже к обеду сколотить себе состояние. Уэлгрин и Трашер смешались с шумной толпой торговцев, чтобы убедиться, что состояния эти будут нажиты честно — то есть законным образом.
Корабль бейсибцев входил в гавань на веслах, паруса были убраны и закреплены на реях. Корабль низко сидел в воде, но двигался быстро, несмотря на тяжелый груз и окованную металлом носовую часть. На корме виднелась катапульта — это орудие готово было мгновенно разнести в клочья паруса любого вражеского судна, капитан которого оказался бы настолько глуп, чтобы напасть на бейсибцев. По условиям договора, все корабли бейсибцев, которые приходили в Санктуарий, были торговыми — неуклюжие родичи их военных судов. Может, морской народ и врал, бессовестно глядя прямо в глаза, — но никто из моряков Санктуария не рискнул бы с ними поспорить.
— Пираты, все как один — пираты! Варвары! — пробормотал Трашер себе под нос, глядя на моряков-бейсибцев, облепивших корабельный такелаж, как пчелиный рой. Корабль тем временем подходил все ближе к причалу. Трашер снова забубнил:
— Они считают нас дикарями, животными. Они думают, у нас даже души нет, раз уж боги не дали нам таких рыбьих глаз, как у них. Наверняка затевают какую-нибудь пакость. С тех самых пор как сюда пристал их первый корабль, я уверен, что они нас нагло дурят, подсовывают всякое барахло вместо дельных товаров! Говорю я вам — надувают они нас, как слепых щенков!
Уэлгрин неопределенно хмыкнул. Он не разделял убежденности своего приятеля. Несмотря на то что Трашер родился рабом, он был невыносимым снобом. Насколько знал Уэлгрин, торговцы-бейсибцы привозили ящики с яйцами насекомых, невыделанные кожи и бочки с болотным пивом — такого качества, которое вполне устраивало людей с материка. Конечно, торговцы-бейсибцы вполне могли порой подсунуть и какие-нибудь отбросы, но то, что торговцы Санктуария делают это постоянно, — в этом Уэлгрин был уверен на все сто.
Двое стражей порядка прекратили кулачную потасовку, которая завязалась между моряками-бейсибцами и портовыми рабочими. Вытащили из воды беспомощного торговца. Рыжеволосый ибарсиец попытался сунуть им взятку — маринованный плод страсти. Какой-то ранканец предложил нитку жемчуга, если они согласятся покараулить его сундук, обвешанный со всех сторон замками, и будут отгонять от него всех любопытствующих. Они взяли плод и отправили ранканца в дворцовую тюрьму за кражу.
Когда друзья вернулись на пристань, торг был еще в самом разгаре.