Заклинание для спецагента - Асприн Роберт Линн. Страница 14

Однако Элизабет придавала куда больше важности тому факту, что, если вычесть туристов, каждые два человека из трех в толпе были знакомы с ее спутником.

— БО-РЕ-Е-ЕИ! Как живется-можется, старина?

— Эй, Бо! Куда путь держишь, брательник?

— Бо, душка моя брильянтовая! Что совсем глаз не кажешь?

На каждом шагу (ну, это, конечно, преувеличение — всего лишь на каждом ПЯТОМ или ШЕСТОМ шагу) Будро останавливался, чтобы кому-нибудь помахать, пожать руку, поздороваться. Элизабет, при всем своем нетерпении, была приятно изумлена известностью Будро, хотя приветствия ее несколько шокировали: силы небесные, ну зачем же так орать!

Похоже, в Новом Орлеане люди не только окликали друг друга, но и вообще беседовали во всю глотку. Их нимало не смущало, что собеседник затерян где-то на той стороне улицы, стоит на кованом балкончике или вообще свернул в переулок. Они просто поднатуживались и еще чуточку повышали голос, совершенно не стесняясь того, что каждое слово отлично слышно десяткам абсолютно незнакомых людей. В Англии даже на блошиных рынках такого не бывает. Элизабет сочла, что тут сказывается влияние французов, которые вообще-то и основали Новый Орлеан.

— Как вы думаете, нам удастся их найти? — спросила Элизабет, силясь перенаправить внимание Будро с приятелей на себя и их профессиональный долг.

— Посмотрим. Вы, случайно, не знаете, эти ребята сегодня ужинали? — спросил Будро у Элизабет на ухо, чтобы не мешал уличный гвалт.

— Нет, по-настоящему вряд ли, — сообщила Элизабет. — Это важно?

— Ну, если они засели в каком-нибудь ресторане, их не больно-то разыщешь, — пояснил Будро. — В Квартале ресторанов не меньше, чем баров, а с улицы в их залы трудно заглянуть. Но если они просто шляются или делают остановки, только чтобы пропустить стаканчик, мы их запросто найдем.

— В первом классе, как мне показалось, их снабжали едой беспрерывно, но уже несколько часов прошло, — задумчиво произнесла Элизабет. — Не знаю, правда, чем там кормят. В эконом-классе, например, просто ужасно. Мне пришлось обойтись шоколадками…

Тут Борей застыл на месте, склонил голову набок.

— Ах вот в чем дело! — воскликнул он. — Нет, верно, я совсем сбрендил: все хорошие манеры растерял. Таскаю вас по улицам, а самому даже в голову не пришло спросить, может, вы есть хотите. То-то я смотрю, вид у вас немного понурый.

— Да я не так уж и голодна, — смутилась Элизабет. — Мне кажется, что мой желудок раньше завтрашнего утра не проснется — я же себе биологические часы сбила.

Борей прищурился, запуская ей в глаза свой голубой лазерный взгляд.

— Правда-правда?

— Нет, нет, я великолепно себя чувствую, — уверяла Элизабет, растроганная его вниманием. — Послушайте-ка, давайте, чтобы у вас душа была спокойна, я съем еще шоколадку. Они ведь здесь продаются?

Испытующе поглядев на нее, Борей пожал плечами.

— Ну что ж, как только ваш желудок даст о себе знать, поклянитесь, что позволите мне угостить вас лучшей едой во всем Новом Орлеане. Наша кухня — это что-то… А покамест… раз уж вы хотите шоколадку, будет вам кое-что в этом духе.

Взяв Элизабет под локоть, он завел ее в одну из многочисленных сувенирных лавчонок, затиснутых между барами и танцклубами.

Ледяное дыхание кондиционера доставило Элизабет такое облегчение, что на миг она всерьез собралась предложить Будро, чтобы он продолжал поиски один. Однако спустя несколько секунд к ней одновременно вернулись чувство долга и спутник.

— Вот. Попробуйте-ка.

Он сунул ей в руки нечто в целлофановой обертке, по всем приметам неотличимое от светло-коричневой лепешки… оставленной на лугу больной коровой.

— Что это? — спросила Элизабет, подавляя опасливые нотки в своем голосе.

— «Пралине» называется. Наши любимые сладости. Да не мнитесь, попробуйте. Это вкусно.

Элизабет не приходило в голову ни одной вежливой отговорки. Она развернула целлофан и опасливо откусила чуть-чуть.

И попала в рай!

Подобно большинству своих соотечественников, Элизабет была ужасной сладкоежкой, но таких конфет она никогда еще не пробовала. Похоже на сливочную помадку, но вкус мягче; или на сильно подслащенный шербет, но вкус опять же мягче; а внутри оказалось ядрышко из молотых лесных орехов.

— Вы точно не хотите покушать поплотнее?

Голос Борея пробудил Элизабет от блаженного забытья, и она виновато сообразила, что чуть ли не в два приема умяла все пралине.

— Нет, нет, все в порядке, — затараторила она. — Вы правы — действительно, очень вкусно.

Ее спутник недоверчиво сдвинул брови, но затем пожал плечами.

— Ну хорошо. Верю-верю. И все-таки хотелось бы мне посмотреть на вас в момент, когда у вас действительно аппетит разыграется.

Сгорая от стыда за свой приступ обжорства, Элизабет вышла вслед за Будро на улицу. Однако совесть не помешала ей взять на заметку местонахождение лавки — чтобы прикупить на память о Новом Орлеане несколько ящиков этих самых пралине. Изящно облизав пальцы, она разнежено улыбнулась Будро. Может быть, они даже высылают свои продукты по почте, и их можно заказать из Англии. А ей непременно придется подсластить кислое настроение Рингволла, когда она представит ему свой рапорт.

Музыка. В этом городе музыка была везде. Фи плыла от двери к двери, плыла на энергетической волне, не чуя под ногами булыжной мостовой. Со всех сторон были люди, целые полчища — но никто не толкался, никто не работал локтями. Фи обнаружила, что движется в ритме музыки, льющейся из дверей и с балконов, неожиданно выскакивающей из-за углов, где, даже не обращая внимания на прохожих, наяривают импровизированные ансамбли: шел себе человек с инструментом, плюхнулся на тротуар, осененный вдохновением… потом к нему присоединился другой, третий… Фионне казалось, что она совсем одна в толпе людей, которые оттягиваются от всей души.

И она даже пожалела, что на самом деле пошла гулять не одна.

— Подождите, — выдохнула, пыхтя, Робби-мать-ее-за-ногу-Ундербургер, пытаясь угнаться за Онной и Ллойдом на своих коротеньких ножках. Она чуть не потерялась в последнем скоплении народа перед входом в блюзовый бар — но, увы, только «чуть».

Вообще-то за Фионной, растянувшись по улице, брела вся группа и главные техники, но сильнее всех ее достала Робби, эта безмозглая соплюшка. Девица хочет повиснуть на шее у Ллойда и жутко страдает, что это невозможно. И смотрит, смотрит измученными глазами. Фиг ей — Фионна своего Ллойда никому не отдаст. Фигура у него что надо. И таланты разнообразные. Может быть, сегодня, попозже, если эта музыка ей не надоест, если кайф не развеется…

Рев труб, дробь барабанов и фортепианные аккорды вторгались в звуки вечной перебранки между ее музыкантами. Они постоянно друг друга подкалывают — послушаешь, так не поверишь, что на самом деле их водой не разлить. Для Фи они были как трое младших братьев, хотя на самом деле все ребята были старше нее. Она их лидер в полном смысле этого слова — ив жизни, и в духовном плане. Фи считала, что указывает им путь — с чем, впрочем, никак не желал согласиться Эдди. Вот ведь… христианин упертый. И ловко умеет расшевелить в Фи самокритичную совесть, выкованную как-никак в суровом горниле англиканского воспитания.

Фи отдалась звукам Нового Орлеана — пусть лучше они ее ведут. Здорово — какая-то первобытная, пещерных времен сила. Одновременно ласкает и жжет, точно хорошее виски. Голова полнилась музыкой. Фи дышала музыкой, как воздухом, перепоручила ей контроль над своим телом.

— Давайте куда-нибудь зайдем, — взмолился Фитцгиббон.

— Нет, Фитци, — возразила Фи, повелительно подняв руку, точно индеец-проводник. — Дай мне найти правильное местечко.

— В горле пересохло, — пробасил Во.

— У тебя в горле вечно пересохло, — процедил Эдди. Ну и пуританин, еще похлеще Лиззи Мэйфильд. Как странно, что Лиззи появилась, будто чертик из коробочки. Сразу прежними временами повеяло. Тогда они были серьезными школьницами и студентками, честно глодали гранит науки и довольно близко дружили. Теперь Фи богата и знаменита, а Лиз… кто она там, шпионка? Но кое-что общее между ними по-прежнему есть — и это магия. Фи надула губы. Конечно, Лиз по-настоящему не верит в связь музыки и магии. Пока не верит. Но поверит.