Военные трофеи - Фостер Алан Дин. Страница 2

– Потому что я полагаю, что лучше других приспособлена к этой задаче, мать. – Лалелеланг вежливо искала на остальных тарелках блюдо, которое допустимо было бы употребить вслед за зелеными ягодами. – Тот же широкий подход, благодаря которому я преуспела бы как инженер или специалист по ландшафтам, сослужит мне прекрасную службу и на выбранном мною поле деятельности.

– Распущенное поведение, – прошептала мать самым безобидным елейным тоном.

– Нет. Просто талант… и призвание.

– Вот ведь скажет. Значит, распущенные наклонности. – Она отпила из сосуда с родниковой водой и принялась за еду, настолько расстроенная, что пренебрегла протоколом и стала клевать сразу же с четвертой тарелки. Ее тревога за дочь пересиливала всякий голод и была понятна, но было бы непростительно заказать пищу и не поесть.

Она склонилась над столом, изящно вытянув продолговатую голову на полуметровой шее.

– Ты на голову превосходишь всех в своей возрастной группе. Ты уже свободно владеешь четырнадцатью языками Узора, в то время как норма для твоего образовательного выводка – пять, а учтя взрослых с высшим образованием – десять. Я уважаю твою свободу выбора. Я уважаю твою целеустремленность. – Голова ее снова отдалилась, и мать уставилась вдаль.

– Но область специализации, на которой ты остановилась, будто камень в темных глубинах: Этого я ни как не могу одобрить. – Гребень совершенно распластался по ее затылку и шее при этих словах. – Ну почему из всех доступных предметов ты выбрала именно этот?

– Потому что никто больше не захотел, – ответила дочь.

– И правильно сделали. – Она легко переключила манеру речи – с патетики на выражение глубокой озабоченности. – Само твое здоровье и будущее под угрозой. Даже мужская половина семьи встревожена не на шутку.

– Все совершенно зря беспокоятся. – Ответ Лалелеланг был тверд, но взглядом она с матерью старалась не встречаться. Она сосредоточенно рассматривала других обедающих, тщательно избегая подолгу задерживаться взглядом на какой-либо группе или ком-то конкретно. Мать втянула шею.

– Я тебя не понимаю. Я не понимаю, как ты справишься. – Она потянулась к одной из полдюжины поджаренных личинок хапули на второй тарелке, подумала и опустила крыло. От огорчения у нее пропал аппетит.

– Я тренировалась, – объяснила Лалелеланг. – В экстремальных ситуациях я пользуюсь специальным препаратом, разработанным именно для этой цели.

Мать свистнула с легким отвращением.

– Нет, вы слышали о таком роде деятельности, который требовал бы периодического употребления медицинских препаратов для того лишь, чтобы поддержать нормальное равновесие в организме? Какой здравый вейс добровольно согласиться подвергать себя такому?

– Были один или двое, – возразила Лалелеланг. Не здесь на Махмахаре, конечно, а в иных мирах. Ради успеха на дипломатической службе.

– У них не было выбора. А у тебя есть. Но даже и они не связались с такой своеобразной… специализацией… которая так извращенно притягивает тебя. – Она приняла многозначительную позу. – Я вынуждена отдать должное твоему характеру, но ты, видимо, успела заметить, с каким неприятным чувством я это делаю.

– Но кто-то ведь должен делать неприятную работу, – возразила Лалелеланг. Мать с сожалением щелкнула клювом.

– Да, но почему ты? Почему самая яркая из моего выводка?

– Потому что я лучше всех приспособлена, и к тому же у меня такие наклонности.

– Итак, ты продолжаешь настаивать. – Мать выпрямилась и приняла формальную позу. – Мне совершенно ясно, что ты на этом помешалась и намерена добиться своего, невзирая ни на какие опасности. Я не помешалась. Я просто сделала свой выбор. Или, как говорят некоторые поэты, занятие само меня выбрало по причинам неисчислимым. И я уже общепризнано в тройке лучших в этой области.

– Нетрудно превзойти всех в том, чего все избегают. – За этим наблюдением последовала неприятная пауза, которую ни мать, ни дочь не знали, как прервать. Лалелеланг почувствовала, что как младшая обязана первой нарушить тишину.

– Так значит, завтра ты не придешь на презентацию?

– Ты и в самом деле думаешь, что для меня это будет посильно?

– Не знаю, но мне хотелось бы, чтобы ты увидела кое-что из моей работы, а не осуждала ее заочно на основе информации, полученной из вторых и третьих рук.

Нервы старшей ланг дрогнули.

– Извини. Сама мысль об этом все во мне переворачивает. Мне достаточно тяжело даже просто сидеть здесь и обсуждать с тобой этот вопрос. А уж воочию увидеть твою работу… нет, не могу. И, конечно уж, отец тем более не придет.

– Поскольку ты его не пустишь?

– Не говори дурно об отце. Для самца – он выдающаяся личность. Да и по твоим генам это видно. Просто-напросто он с таким же трудом переваривает твой выбор рода деятельности, как и я. И то же самое касается и твоих братьев и сестер.

Лалелеланг посмотрела на остатки трапезы, которая прошла отнюдь не в благодушии.

– Ничего другого я и не ожидала. Мне очень жаль, что тебя не будет.

Материал просто очаровательный, если взглянуть своими глазами…

– Пожалуйста, дочь. – Оба крыла поднялись под углом, точно выражающим беспокойство. – Я уже и так наслушалась. И помни, что как хорошая родительница я терплю твое пристрастие, но это не означает, что я должна его разделять. И меня поражает, что на твоем отделении кто-то на это способен. Скажи мне: на каких презентациях тоже предварительно принимают лекарства?

– Я уверена, что некоторые принимают хотя бы в качестве меры предосторожности. Ты можешь не поверить, но есть и другие, кроме меня, кто способен воспринимать все без предварительной обработки препаратом. Это, как работа с токсинами, – чем дольше подвергаешься их воздействию, тем больший к ним вырабатывается иммунитет. Хотя всегда случаются неожиданности.

– И такую жизнь ты себе избрала. – Мать еле себя сдерживала. – Одно дело увлекаться войной в школе. Но нацелится на исследования Человечества?

– Ресницы выразительно вспорхнули. – Если бы ты настолько замечательно не прошла все стандартные тесты, я бы обязательно рекомендовала для тебя усиленную подростковую терапию.

Поднявшись из-за стола, они проделали обязательный ритуал прощания, уместный при расставании матери и второй дочери.

– Я знаю, мать, что ты меня любишь. – Кончики крыльев, перья, клювы, ресницы – все подрагивало и покачивалось при этих словах в красноречивом и сложном ритме.

– Истинно так, несмотря на отталкивающее занятие, которое ты для себя избрала. – Кончики крыльев описали красивую дугу и слегка приласкали дочь.

На следующий день Лалелеланг старательно гнала из памяти слова матери и ее озабоченность, приготовляя в крошечной аудитории необходимое оборудование. Поскольку большого стечения народа не предвиделось, большего и не требовалось. Кроме того, эта аудитория была рядом с ее кабинетом и относительно изолирована от основного корпуса университета. Так что никто не будет в обиде.

Вход был разрешен только тем, кому позволяло членство в их отделении либо двойная рекомендация старших ученых.

Более всего это было нацелено на защиту неосторожных студентов, чем на что бы то ни было еще. Ведь если бы неподготовленному студенту довелось по ошибке забрести на одну из презентаций Лалелеланг, приняв ее за обычную лекцию, эмоциональный и умственный ущерб для него мог бы оказаться весьма серьезным.

Ей об этом тревожиться не приходилось. Безопасностью заведовали другие, а она целиком посвятила себя подготовке предстоящего показа. Аудитория являла собой дюжину застывших в ожидании наблюдателей, каждый из которых расположился на отдельной подушке для отдыха. Как абсолютно все на Махмахаре – и на любом другом мире Вейса, презентационная была оборудована так, что предусмотрено было все, как в плане функциональном, так и в эстетическом. Каждая подушка была снабжена собственным освещением и воспроизводящим экраном, а также дистанционными терминалами для записи и наблюдения.