Время перехода - Фостер Алан Дин. Страница 48

– Эх, будь у меня крайне угловатый камень, – проворчал Мадж, – уж я бы знал, куда его приложить!

С людоедами-людьми Джон-Том еще справился бы, но здесь был мир Маджа, так что их конвоиры являли собой чудовищные вариации на темы местной фауны.

Справа от юноши шел гнилозубый волк. Одно его ухо торчало не на макушке, а чуть ли не на щеке, левый глаз был больше правого, а лапы – мясистые, вовсе не волчьи. Позади двигалась пара маргуайев, но симпатичные, как правило, морды этих животных искажали длинные, загнутые кверху клыки, какие-то поросячьи рыла вместо носов, огромные уши, болтавшиеся, как у такс, и завившиеся в штопор усы.

Виджи подгонял четырехфутовый урод, у которого вдоль хребта змеилось целых пять полос вместо привычной одной, но две из них почему-то переходили на один бок, а не на хвост, как положено. Один из верхних резцов монстра загибался вверх и назад, будто костяные усики на верхней губе, а оба ввалившихся глаза съехали на одну сторону черепа. Надо же, бурундук-людоед! – удивился Джон-Том. Уже одного этого зрелища было довольно, чтобы тронуться умом. Однако ни один из конвоиров не приволакивал ноги и ни в коей мере больным не выглядел – во всяком случае, чтобы настичь любого глупца, попытавшегося бежать, здоровья у них хватит.

Был там еще капибара, выделявшийся среди прочих полнейшим отсутствием меха на спине и животе. Сверху парили два ворона с размахом крыльев фута в три, из-за шей смахивающие на грифов-недоростков. В арьергарде шагали несколько человек, отличавшихся черепами огромных размеров, заостренными выступающими вперед зубами и длинными космами шерсти на предплечьях и голенях. Они не выказывали никаких признаков сострадания даже к своему оказавшемуся в отчаянном положении сородичу.

– Интересно, куда нас ведут? – пробормотал Джон-Том.

– Разве не ясно, кореш? – Мадж буквально источал сарказм. – На местный матч по трензельболу. Вишь, у этих занюханных джентльменов не хватило нескольких парней до полного состава, так что они завербовали нас в команду.

– Насколько я понимаю, нас ведут в деревню, – предположила Виджи.

– Не волнуйтесь. Я использую против этой банды простаков суар, и мы, как всегда, выпоем себя из передряги.

– Парень, а тебе не приходило в голову, что всякий раз, когда мы вывертываемся из лап враждебных туземцев или других опасностей, растут шансы на новую стычку? Мы испытываем судьбу уже больше года, и не настал ли для нее час покинуть нас?

– Не может быть, Мадж. Ведь мы почти в Стрелакат-Просаде! Успех так близок!

– Во-во, вечно ты со своим бессмертным оптимизмом. Чтоб я сдох, ежели он не переживет тебя!

– Эй, красавчик! – К Маджу, оглядывая его с головы до пят, подошла горбатая, кривая на один глаз норка. – Тебе чего-нибудь принесть?

Может, хочешь чего?

– Хочу? Еще спрашиваешь, чурбачка ты моя. Хочу уйти. Хочу миллион золотых. Хочу, чтоб дюжина миловидных гурий-выдрочек чесала мне шерсть.

– Попридержи свои желания, – наподдала ему сзади Виджи, – а то они могут рано или поздно стать навязчивыми идеями.

– Чушь. – Мадж поглядел на дикарку. – Я не против узнать, что ваша компашка хочет сделать со мной и моими друзьями.

– Это по части вождя, – буркнула норка и неделикатно плюнула в ближайший куст.

– Ну, хоть намеками!

Норка наморщила перекошенный лоб, потом ее осенило:

– Еда.

Она радостно улыбнулась и перебросила утыканную шипами палицу с одного плеча на другое.

– Эй, как тебе оптимистичная оценка наших шансов, шеф? Знакомый разговор, а?

– Выпутаемся. – Джон-Том споткнулся, но удержался на ногах. – Вот увидишь. Всегда выпутывались. Мы от пиратов ушли, от болотного народца ушли, от нормальных каннибалов ушли, а от ненормальных и подавно уйдем.

– А шансы, приятель, какие шансы? Они не в нашу пользу. Нельзя же вечно выбрасывать в кости двенацать.

– Мне нужен только шанс сыграть. Всего несколько минут и суар.

– Знаешь, – задумчиво протянул выдр, – я почти рад попасть в жаркое. Меня так тошнит от наших блужданий по свету от одного кризиса к другому, что мой энтузиазм почти сошел на нет. – Тут он оглянулся на Виджи, и голос его смягчился. – Конечно, появилось кой-что новое, без чего мне было бы фигово.

– Расслабься, Мадж. Они не кажутся мне такими уж опасными. У них наверняка нет сверхъестественных способностей.

– У них стока зубов, что никаких способностей не требуется.

Людоеды вели настолько примитивную жизнь, что даже не удосужились выстроить что-либо мало-мальски похожее на дома и жили в пещерах на склоне большой скалы. Завидев приближающихся охотников, оттуда гурьбой высыпали детеныши. Окружив пленников, они с интересом заурчали и зачмокали, а двое смельчаков начали швырять в Маджа камешками. Тот уклонялся как мог, а потом очень ласково сказал:

– Детишки, чего б вам двоим не сходить поиграть в птичек? – И кивнул на скальный карниз футах в двадцати от земли.

К счастью для него, недоразвитый интеллект местных отроков не был в состоянии оценить ни само предложение, ни вытекающие из него последствия.

Пленников выстроили перед самой большой пещерой, чтобы вождь мог рассмотреть их. Этот медведь-мутант семифутового роста был достоин звания вождя монстров. Вдобавок к сверхъестественному росту он обладал массивной нижней челюстью с комплектом дополнительных зубов, рудиментарными рожками, выступающим гребнистым хребтом и явно добился своего положения отнюдь не силой слова. Его могучую грудь украшали заплетенные косичками лианы и ожерелья из разноцветных камней и костей. Головной убор был под стать наряду – черепа и перья многочисленных жертв.

Оглядев четверых пленников, он презрительно фыркнул на каждого по отдельности, а потом, обернувшись, вопросительно рявкнул на предводителя охотников.

– Городское племя, – ответил тот.

– Чертовски хорошо. – Медведь понимающе кивнул. – Городское племя не такое сытное, но вкус добрый.

Мадж дерзко шагнул вперед. Его макушка едва доставала вождю до паха.

– Эй, ты, вдохновенный уродище, погоди-ка чуток! Нас нельзя есть.

– А на спор?! – зарычал главный людоед.

Джон-Том шагнул вперед и встал рядом с Маджем, демонстрируя если не превосходство в размерах, то хотя бы солидарность. Во всяком случае, глядя гиганту в глаза, ему не приходилось задирать голову.

– Мадж прав, черт подери! Я сыт по горло тем, что каждый встречный-поперечный вместо приветствия стремится сожрать нас. Где же ваша благовоспитанность и традиционное хлебосольство?

Вождь озадаченно поскреб низкий лоб.

– Это ты чего толкуешь?

– Не лучше ли нам подружиться?

– Дружбу не едят.

– Если половина вашего племени вместо попыток скушать соседей научится сотрудничать с другой половиной, – расхаживая взад-вперед перед вождем и его приспешниками, назидательно начал Джон-Том, – то проблем у вас станет гораздо меньше и не придется то и дело драться друг с другом.

– Я люблю драться, – ухмыльнулся во всю пасть волк. – И кушать тоже.

– Кушать все любят. Но у цивилизованных народов не принято есть тех, кто хочет дружить с вами. Это ведет к напряженности.

– Нужны витамины и минеральные соли, – вставил окончательно сбитый с толку вождь.

Джон-Том кивнул на окружающую их зеленую стену джунглей.

– Здешний край богат, тут масса пропитания. Вам незачем есть случайных прохожих. – Он погрозил медведю пальцем. – Хватать и пожирать всякого, кто вторгнется на вашу территорию, – это дикость, недомыслие и нелепость. А в доказательство я спою вам об этом песню.

Мадж возвел очи горе и мысленно скрестил пальцы. То ли нежданный град обвинений довел дикарей до оцепенения, то ли их заинтересовало, что же споет речистый обед, но никто не помешал Джон-Тому взять суар. Мадж тем временем попятился и зашептал на ухо своей даме:

– Он хочет попытаться напеть этой банде лапшу на уши. Я уж видал это прежде: порой помогает, а порой тока хуже становится.

Джон-Том постарался на славу – вряд ли со дня появления в этом мире он пел более сладостные и дивные напевы. И они делали свое дело: невооруженным глазом было видно, что людоеды подпали под их власть, хотя магия была тут вовсе ни при чем. Просто Джон-Том пел о любви, о жизни и дружбе, о повседневной всеобщей доброте к ближнему и о том, что между разумными существами должно царить взаимопонимание. Он изливал в песне противоречивые чувства, которые питал к этому миру, он размышлял, как можно его улучшить, как обуздать насилие и анархию и как сплоченными усилиями превратить его в рай для всех и каждого.