Глоток мрака - Гамильтон Лорел Кей. Страница 5

– Могущественный властитель, обладатель послушной и мощной магии, который изнасиловал свою племянницу, способен на все, – сказала Ба.

Доктор смутилась.

– Не имея образца ДНК его величества для сравнения, мы не можем быть уверены, что это его... – Она замялась.

– Сперма, – договорила я за нее.

Она кивнула и опять стиснула стетоскоп.

– Верно. Что мы обнаружили именно его сперму. Мы убедились, что два образца принадлежат мистеру Рису и пропавшему телохранителю Холоду, но пока не можем определить еще двоих доноров.

– Еще двоих? – переспросила Ба.

– Долго рассказывать, – сказала я. Потом до меня дошло: – А где вы взяли ДНК Холода?

– Капитан Дойл дал мне прядь его волос.

Поверх плеча Ба я посмотрела на Дойла.

– Как это у тебя с собой оказалась его прядь?

– Я рассказал тебе наш сон, Мередит.

– И что?

– Мы обменялись прядями волос, чтобы отдать их тебе на память. Он взял мою и отдал бы тебе, если бы избранным оказался я. Небольшую часть его локона я дал доктору для сравнения.

– Но где ты ее прятал, Дойл? У собак нет карманов.

– Отдал другому стражу на время. Тому, кто не ходил с нами к Золотому двору.

Из одной этой фразы было ясно, что он рассматривал возможность не вернуться. Мне от этого легче не стало. Да, мы все оттуда выбрались, но глубоко во мне угнездился страх. Страх потери.

– Кому же ты доверил такую ценность? – спросила я.

– Все, кому я доверяю, находятся в этой комнате, – сказал он голосом черным, как его кожа. Таким голосом говорила бы ночь, обрети она мужское обличье.

– Но значит, ты учитывал возможность неудачи, и потому отдал прядь волос кому-то, кого не брал с собой к Золотому двору.

Дойл шагнул к изножью кровати, но не очень близко к Ба. Он хорошо понимал, что после столетий в роли убийцы на службе королевы, ее Мрака, придворным рядом с ним неуютно. Мне понравилось, что он подумал о чувствах Ба, и он правильно сделал, что послал за ней Галена. Даже не знаю, нашелся бы среди моих стражей другой, кому бы она поверила. Остальных она воспринимала скорее как врагов.

Я вглядывалась в темное лицо, хотя знала, что ничем мне это не поможет. Когда-то он позволял себе проявлять чувства при мне, но потом я научилась читать по его лицу, и он стал за собой следить. Сейчас, если он того не захочет, я от разглядывания его лица не получу ничего, кроме эстетического удовольствия.

– Кому? – прямо спросила я.

– Оба локона я отдал Китто.

Я уставилась на него, даже не пытаясь скрыть изумление. Китто – единственный мужчина в моем окружении, кто еще ниже ростом, чем Ба. Четыре фута ровно, на одиннадцать дюймов ниже ее. Но кожа у него лунно-белая, как у меня, а тело – идеальная уменьшенная копия стража-сидхе, если не считать дорожки радужных чешуек вдоль позвоночника, маленьких втяжных клыков во рту и громадных глаз без белков – с вертикальным зрачком посреди синих озер радужки. Все это оставил ему в наследство папа-змеегоблин. А черные локоны, белая кожа и магия, пробудившаяся однажды в постели со мной – наследие со стороны матери. Но Китто не знал ни одного из своих родителей. Мать-сидхе бросила его умирать перед гоблинским холмом. Он спасся только потому, что новорожденного – по мнению гоблинов, ценивших плоть сидхе в кулинарном смысле, – и на один зуб не хватит. Китто отдали гоблинской женщине на выкорм – будто поросенка, которого откармливают к сочельнику. Но эта женщина его полюбила настолько, что оставила в живых и обращалась с ним как с гоблином, не как с мясной скотиной.

Прочие мои стражи не приняли Китто как равного себе. Он был откровенно слабее их, и хотя по настоянию Дойла занимался на тренажерах наравне с другими, так что под белой кожей понемногу нарастали мускулы, настоящим воином ему стать не светило.

Дойл ответил на написанный у меня на лице вопрос:

– Все, кому я доверяю больше, чем ему, пошли в холм Благих вместе со мной. А кто из оставшихся мог понять, что значат для тебя эти два локона, моя принцесса? Только тот, кто был с нами с самого начала. То есть кроме Китто – только Никка, а он хоть и лучше владеет мечом, но воля у него не сильней. К тому же Никка вскоре станет отцом, я не хочу вовлекать его в нашу битву.

– Это и его битва, – заметил Рис.

– Нет, – возразил Дойл.

– Если мы проиграем и Мерри не получит трон, наши враги убьют и его, и его нареченную, Бидди.

– Никто не посмеет тронуть женщину-сидхе с ребенком под сердцем! – возмутилась бабушка.

– Боюсь, что кое-кто из наших врагов посмеет, – сказал Рис.

– Согласен с Рисом, – кивнул Гален. – Кел предпочтет уничтожить страну фейри, чем потерять шанс наследовать трон.

Ба тронула его за руку:

– Ты стал циничным, мальчуган.

Гален ей улыбнулся, но в зеленых глазах осталась настороженность и едва ли не страдание:

– Поумнел.

Она повернулась ко мне.

– Представить страшно, что благородный сидхе так переполнен ненавистью. Пусть даже это Кел.

– Последнее, что я услышала от тетушки, это что мой кузен Кел строит планы сделать мне ребенка и править вместе со мной.

Бабушкино лицо выразило омерзение.

– Ты бы скорее сдохла!

– И вот теперь я беременна, и никак не от него. Рис с Галеном правы – он бы убил меня и сейчас, если бы смог.

– Если бы мог, он бы постарался убить тебя до рождения детей, – добавил Шолто.

– А тебе что за дело до моей Мерри, царь слуа? – Ба даже не пыталась скрыть подозрительность.

Шолто шагнул ближе, стал в ногах кровати. Он не вмешивался раньше, позволил другим стражам ласкать и утешать меня. Я была ему за это благодарна – мы все еще были друг для друга скорее знакомыми, чем друзьями.

– Я один из отцов ее детей.

Ба повернулась ко мне, глянула недовольно, едва ли не сердито.

– Слышала я такую сплетню, но не поверила.

Я кивнула:

– Это правда.

– Не может он быть царем слуа и королем Неблагих. На два трона одним задом не сядешь, – сердито сказала она. В голосе густо слышался простонародный акцент.

В другом случае я повела бы себя дипломатично, но время для дипломатии кончилось – в моем малом круге уж точно. Я беременна правнуками Ба, я много времени буду проводить в ее обществе. И мне не нужны свары между ней и Шолто на протяжении девяти месяцев, а то и дольше.

– Почему ты не рада, что Шолто – один из отцов?

Вопрос был не в меру прямой, любой сидхе счел бы его бестактным. Среди малых фейри этикет был почти так же строг.

– Всего день, как надеешься стать королевой, и уже грубишь своей старой бабушке?

– Я надеюсь, что ты будешь рядом со мной всю мою беременность, и не хочу, чтобы между тобой и моими любовниками были трения. Скажи мне, почему ты не любишь Шолто.

Ее прекрасные карие глаза приобрели совсем недружелюбное выражение.

– А думала ты хоть раз, чья рука нанесла удар, сгубивший твою прабабушку, мою мать?

– Она погибла в одной из последних больших войн между дворами...

– И кто же ее убил?

Я глянула на Шолто. Лицо его было обычной надменной маской, но в глазах отражалась стремительная работа мысли. Я не успела изучить его мимику так же хорошо, как Риса или Галена, но была почти уверена, что он с бешеной скоростью думает.

– Это ты убил мою прабабушку?

– В боях я убивал многих. Брауни сражались за Благой двор, а я был на другой стороне. И я, и мои подданные убивали брауни и других малых фейри, сражавшихся за Благих, но был ли среди моих жертв кто-то твоей крови, я не знаю.

– Еще того хлеще, – сказала Ба. – Ты ее убил и даже не заметил.

– Я убивал многих. Со временем лица сливаются, и трудно вспомнить, чем один убитый отличается от другого.

– Я видела, как она умерла от его руки, Мерри. Он сразил ее и пошел дальше, словно она пустое место. – Ее голос наполняло страдание, откровенная душевная мука – я никогда не слышала, чтобы моя бабушка так говорила.

– Что это была за война? – спросил Дойл, и его бас камнем упал в сгустившееся напряжение, словно в глубокий колодец.