Инквизитор Эйзенхорн - Абнетт Дэн. Страница 4

Массовое убийство не было чем-то необычным для последователей Хаоса, но должен же существовать какой-то повод помимо удовлетворения своих садистских наклонностей?

Я раздумывал над этим, пока пересекал прилегающую галерею, значительно углубившись в западное крыло Молитвенника Два-Двенадцать. Изо всех камер вокруг раздавался ужасный стук, а из дренажных трубок стекала и заливала полы смесь талой воды и биосоставов.

Прозвучал выстрел. Лазерный залп. Он прошел от меня на расстоянии не большем чем ширина ладони и пробил переднюю панель морозильной камеры у меня за спиной. Неистовый стук, исходивший оттуда, немедленно прекратился, а стекавшая через трубки жидкость окрасилась в розовый цвет.

Я выстрелил из «Сципио», поразившись произведенному им шуму.

В мою сторону метнулись еще два лазерных луча.

Укрывшись за каменной переборкой, я опустошил всю обойму в направлении галереи. Пустые гильзы, выброшенные эжектором, дымились в воздухе и со звоном падали на пол. Меня обдало горячими парами кордита.

Я перебрался чуть глубже в укрытие, чтобы сменить обойму.

Мимо меня пронеслось еще несколько лазерных росчерков, а затем раздался голос:

— Эйзенхорн? Грегор, это ты?

Эйклон. Я сразу узнал его высокий голос. И не ответил.

— Знаешь, Грегор, ты ведь уже труп. Такой же труп, как и все они. Труп, труп, труп. Выходи, давай закончим это по-быстрому.

Признаюсь, он был силен. Мои ноги чуть не вывели меня из-за переборки на открытое пространство. В дюжине населенных систем Эйклон приобрел дурную славу благодаря своим суггестивным способностям. Иначе как бы ему удалось заставить темноглазых недоумков исполнять его приказы?

Но и у меня имелись подобные способности. И я хорошо их развил.

Бывает время, когда надо воспользоваться мыслью или голосом, чтобы изящно выманить свою мишень. А бывает время использовать их, подобно стабберу, на близком расстоянии.

Сейчас время для последнего.

Я напряг глотку, уравновесил свое сознание и завопил:

— Для начала покажитесь сами!

Эйклон не поддался. Впрочем, иного я и не ожидал. Подобно мне, он годами тренировал сопротивляемость. Но двое его подручных оказались легкой добычей.

Первый шагнул прямо в центр прохода, с грохотом роняя свой лазган. «Сципио» проделал дыру посреди его лба, разметав мозги по стенам. Второй, осознав свою ошибку, упал на колени и открыл огонь.

Один из его лазерных залпов опалил рукав моей куртки. Я нажал на курок, «Сципио» дернулся и рявкнул в моей ладони.

Заряд пробил голову бандита чуть ниже носа, раздробил зубы и разнес череп. Противник зашатался и упал, но его мертвые пальцы судорожно задергались, снова и снова нажимая на спуск лазгана, выжигая дикие узоры на стенах помещения гибернации. Вокруг разлетались вонючая вода, биосмеси и кусочки пластика. Крики стали громче, но не заглушили торопливые шаги.

Эйклон бежал.

Побежал и я, пересекая галерею за галереей.

Крики, стук… И да поможет Император, ведь мне никогда не забыть этого! Тысячи обезумевших душ, проснувшихся для того, чтобы встретиться с мучительной смертью.

Мерзавец Эйклон! Будь он проклят и горит в адском пламени!

Пересекая третью галерею, я увидел, как он бежит параллельно мне. Он тоже увидел меня, развернулся и выстрелил.

Я отшатнулся, и залпы из его лазерного пистолета прошипели мимо.

Я увидел его только мельком: жилистый человек, невысокого роста, с аккуратно подстриженной козлиной бородкой и злобными глазками, облаченный в теплый коричневый костюм.

Я выстрелил в ответ, но он уже снова побежал.

У следующего перекрестка я опять засек его и выстрелил.

А еще через проход его уже не было видно. Я подождал, отстегивая верхнюю накидку. В Молитвеннике Два-Двенадцать становилось жарко и сыро. Когда прошла еще одна минута, а Эйклона по-прежнему не было, я, подняв оружие, вернулся по галерее к тому месту, где видел его в последний раз. Через десять шагов он выскочил из укрытия и пальнул в меня.

Тут бы мне и конец, не разыграй свою карту случай и развеселые боги судьбы.

В тот миг, когда Эйклон выстрелил, несколько криокамер наконец распахнулись и воющие, обнаженные, покрытые волдырями и ледяной коростой люди вывалились в коридор. Они были слепы, обморожены и обварены, их рвало. Выстрелы Эйклона разорвали на части троих мужчин и тяжело ранили женщину. Если бы не эти несчастные, лазер прикончил бы меня.

Раздался торопливый топот. Он снова побежал.

Я поспешил по галерее, переступая через изувеченные тела «спящих», которые, сами того не ведая, спасли мне жизнь. В мою ногу в поисках спасения вцепилась голая раненая женщина средних лет, лежащая в талой воде. Лазер Эйклона практически распотрошил ее.

Я заколебался. Ей мог помочь только милосердный выстрел в голову. Но я не мог. Знать Спеси, пробудившись, не оценит убийства из милосердия. Я застряну здесь на годы, пытаясь отстоять свою правоту во всех судах местных законодательных органов.

Избавившись от ее отчаянной хватки, я пошел дальше.

Что, считаете меня мерзавцем? Ненавидите меня за то, что ставлю свой инквизиторский статус превыше нужд страдающего создания?

Если так, то мне есть что ответить вам. Я до сих пор вспоминаю об этой женщине, и мне мерзко оттого, что пришлось обречь ее на медленную смерть. Но если вы презираете меня, то сразу могу сказать — вы не инквизитор. Нет в вас нужной моральной твердости.

Я мог прикончить ее и облегчить свою душу. Но это стало бы концом моей карьеры. И я постоянно думаю о тысячах, может быть даже миллионах, которые могли бы умереть куда более страшной смертью, если бы не мои действия.

Высокомерие?

Возможно… И может быть, именно потому высокомерие можно считать достоинством Инквизиции. Я проигнорирую страдания одной души, если смогу спасти больше на сотню, тысячу…

Человечество должно страдать, чтобы выжить. Это просто. Спросите Эмоса, он знает.

Но мне по-прежнему снятся ее страдания. Хотя бы за это посочувствуйте мне.

Я помчался мимо камер гробницы, но скоро мое продвижение замедлилось. Сотни «спящих», вывалившихся из камер, ползали и корчились по коридорам в своей отчаянной, слепой боли. Я обогнул тех, кого мог, уворачиваясь от тянущихся рук, перепрыгивая через тех, кто, беспомощно содрогаясь, лежал на полу. Хор истошных воплей и стонов был невыносим. В воздухе висела липкая омерзительная вонь разложения и отходов жизнедеятельности. Несколько раз мне приходилось вырываться из схвативших меня рук.

Как ни странно, но в этом кошмаре выслеживать Эйклона стало проще. Каждые несколько шагов попадался мертвый или умирающий «спящий», хладнокровно расстрелянный убегающими убийцами.

Служебная дверь в торце очередного коридора оказалась взломана и распахнута настежь, и я вышел на лестницу, пронзавшую все здание. Путь освещали сферы, закрепленные в настенных кронштейнах. Откуда-то сверху прогремели выстрелы, и я стал подниматься, держа пистолет так, чтобы была возможность простреливать каждый лестничный пролет, — как меня учила Виббен.

Поднявшись до этажа, обозначенного как восьмой, я услышал мерный гул какого-то тяжелого оборудования. Еще одна сломанная служебная дверь вела в галерею, огибавшую по кругу зал, который трафаретные руны на стенах определяли как помещение главного криогенератора. Из выбитого смотрового окна клубами вырывался дым.

Зал криогенератора оказался просторным, его потолок достигал пирамидальной крыши Молитвенника Два-Двенадцать. Размещавшееся в нем грохочущее оборудование было огромным и древним. Информационный планшет, выданный мне в айсмобиле, сообщал, что криогенераторами, ныне управляющими мавзолеями гибернации Спеси, первоначально были оборудованы транспортные суда, доставившие в этот мир колонистов. По прибытии эти машины сняли с гигантских барж и перенесли, возведя вокруг каменные гробницы. Братство техномагов, пошедшее от инженеров транспортного флота, поддерживало криогенераторы в рабочем состоянии тысячи лет.