Никакой магии - Уланов Андрей Андреевич. Страница 18

Легенды… Клавдиум наполнен ими до краев, иногда мне кажется, что здесь каждый булыжник мостовой таит под серой скорлупой захватывающую историю. Если бы камни могли говорить… впрочем, тут и без камней хватает любителей потрепать языком за кружечкой пива. А еще – запахи всего мира, спрессованные в узких пакгаузах двух портов: Старого, для водников и стремительно разрастающегося Нового, для воздушных кораблей. И, конечно же, буйства красок и стилей, от строгой практичности гномов, с их немаркими темными цветами, до дикарской пестроты гоблинов… впрочем, некоторые люди им почти не уступали. Такого в Лесу не увидишь и за тысячу лет, здесь – каждый день, с утра до вечера.

Глядя на проспект, я в очередной раз испытала дикое и совершенно иррациональное желание сшить себе настоящее человеческое платье: с высоким воротником, корсетом на шнуровке и бесчисленными юбками до земли, обязательно кружевными. А увенчать творением безумного шляпника – ведь все мастера женских шляпок безумны, вне всякого сомнения. Конструкции из лент и перьев, которые сейчас в изобилии мелькали за моим окном, могло родить лишь очень больное воображение.

– Если повезет, – лейтенант решил все-таки нарушить мрачную тишину салона, – мы доберемся в Таллибардин менее чем за два часа.

– В Талли-куда? – переспросила я. Произнесенное О’Шиннахом название смутно ассоциировалось у меня лишь с уважаемым среди наших участковых троллей крепким напитком.

– Так называется поместье, – с видом «стыдно не знать» сообщил О’Шиннах. – Родовые земли Дома Бентинк, как вам должно быть известно, находятся на полуострове Келлэсей. И там же, – помолчав, добавил он, – находится знаменитая винокурня, доход с которой позволил одному из первых глав Дома приобрести поместье под столицей.

– Спасибо, теперь понятно, – пробормотала я. Факт действительно забавный – до сих пор я считала, что людские аристократы предпочитают не вспоминать об источниках благосостояния их семейств. Однако упомянутый лейтенантом глава, по всей видимости, не видел ничего зазорного в медленном отравлении окружающих продуктом перегонки зерновых.

– Говорят, с высоты Таллибардин выглядит почти так же, как эльфийские леса, – продолжил О’Шиннах. – Жаль, право, что нам в этот раз не представится случая убедиться…

– Да-да, очень жаль, – поддакнула я. – Но и поездка, – я провела рукой по дивану, – в электрической карете для меня тоже весьма интересное… приключение. Удивительно, что вся ваша знать не пересела в подобные машины.

Воображение тут же принялось широкими мазками рисовать передо мной картину чудесного города, чьи девственно-чистые улицы никогда не были знакомы с угольной копотью и лепешками конского навоза.

– Вам лучше поговорить с Тайлером, – отчего-то разом поскучнев, произнес лейтенант. – Наш гном разбирается в технических деталях значительно лучше меня… а готовность рассказывать о них часами порой делает его весьма утомительным собеседником.

– Положим, – парировала я, – некоторые готовы часами слушать рассказы об этих технических деталях без всяких признаков утомления.

– В таком случае, – встав, О’Шиннах неторопливо прошелся вдоль салона и остановился перед книжным шкафом, – лично я могу лишь порадоваться, что мы лишены сейчас общества Тайлера, и, следовательно, никто не помешает мне оставшуюся часть пути насладиться… скажем, вот этим сборником сонетов Роджера Меннерса.

– Пятого графа Ретленда? – я все же не удержалась от детского желания оставить за собой последнюю стрелу. – А… правда, что его стихи на самом деле принадлежат перу некоего ростовщика из Стратфорда?

– Совершеннейший вздор! – вторично мне удалось пробить чопорную маску, только в этот раз наружу выглянул не ужас, а возмущение. – Только глубокий невежа может отстаивать подобные теории! Любому же образованному чел… гм, разумному существу очевидно, что классические произведения аранийской поэзии никак не могли быть созданы замшелым провинциальным мещанином. Все в них, буквально каждая строфа, образы, словарный запас, наконец, свидетельствуют, что их автором являлся человек, не только достигший высот в академической учебе, но и повидавший мир. И, разумеется, благородного происхождения.

Похоже, я нашла тему, на которую уже сам О’Шиннах готов изрекать многочасовые монологи… выслушивать которые у меня сейчас не было ни малейшего желания.

– Благодарю, лейтенант, – воспользовавшись короткой паузой, быстро вставила я, – вы исчерпывающе ответили на мой вопрос. Желаю вам приятно провести остаток пути в обществе великого Меннерса.

Я опасалась, что вид электрического монстра с королевским гербом на дверце ввергнет привратника в ступор. Однако тот либо прошел хорошую подготовку к должности, либо уже успел повидать и не такие чудеса.

– Как прикажете доложить о вас?

– Инспектор Грин и лейтенант О’Шиннах к лорду Оуку, – сообщил Аллан. – Милорду должно быть известно про наш визит.

– Милорд ожидает вас в чайном домике, – судя по тому, что привратник даже не пытался связаться с кем-то в доме, соответствующие инструкции ему дали заранее. – Сожалею, но вашему экипажу придется ждать вас за воротами. Наши аллеи слишком малы для него.

Судя по тому, что я видела сквозь решетку, аллея от ворот к особняку протянулась не меньше, чем на милю. А чайный домик, вероятно, находится где-то за домом, в глубине огромного парка. Не то, чтобы перспектива прогулки под сенью вековых каштанов сильно пугала меня, но все же…

Ответом на мои опасения стало приближающееся цоканье подков – и вскоре по ту сторону ворот замерла изящная пролетка, с нетерпеливо бьющим копытом гнедым и невозмутимо замершим на сиденье кучером-орком в черной с серебром ливрее.

– Садытес!

– И помните, – шепнул мне лейтенант, делая вид, что помогает даме забраться в пролетку, – ни в коем случае не говорите сами! Только если милорд сам обратится к вам!

– Может, вы мне сразу кляп в рот затолкаете? – прошипела я в ответ.

Ответный взгляд О’Шиннаха лучше всяких слов сообщил мне, что именно так он бы и поступил, найдись у него подходящий темный чулан – и парочка дюжих слуг. Отвернувшись, лейтенант принялся со страдальческой миной разглядывать проплывающие мимо заросли таволги. Я последовала его примеру, с трудом сдерживая злорадную усмешку. Впрочем, особым разнообразием пейзаж не баловал, наоборот – с воистину маниакальной тщательностью подстриженные ряды зеленых кубов, параллелепипедов и конусов с полусферами наводили тоску и мысль о гноме-садовнике, изгнанном из-под горы за садистские наклонности. При виде молодого тюльпанового дерева, чья крона была совершенно варварски превращена в куцый шарик, я едва сдержала слезы. «Выглядит почти так же, как эльфийские леса»… да как у него язык повернулся!

К счастью, владения сумасшедшего геометра закончились, как только наша коляска обогнула правое крыло особняка. Вместо клумб – разросшиеся и местами слившиеся разноцветные кляксы. Тщательно подогнанная плитка дорожки сменилась деревянной конструкцией наподобие мостков, чуть приподнятой над землей. В стороны от нее то и дело разбегались утоптанные тропинки. Судя по крохотным, кислым даже по виду, дичкам груш, в эту часть сада работников ножниц и грабель не допускали уже лет двести, если не все триста.

– Прыехалы!

– Приехали куда? – вопрос лейтенанта был вполне уместен, учитывая, что поблизости не имелось даже вышеупомянутых тропинок.

– Вас ждут тама! – черный коготь уперся прямо в колючую и настороженно жужжащую на разные лады стену цветущего шиповника. Подступы к ней надежно прикрывались отрядами крапивы и чертополоха.

О’Шиннах посмотрел на меня так, словно ждал, будто ушастой лесной деве достаточно щелкнуть пальцами, после чего сорняки разом истлеют, а кусты сами по себе выкопаются и расступятся, почтительно склонив к земле ветки.

– Не смотрите на меня так! – не выдержала я. – Эти колючки мне нравятся не больше вашего! А на шмелиный яд у меня вообще аллергия!