Дерзкая разбойница - Фоули Гэлен. Страница 10

«Обязательно должно быть плохо, прежде чем станет хорошо», — с горечью подумал Рэйф. Было начало июля, и скоро из самого сердца Сахары подует жаркий сирокко, пронесется над Северной Африкой, достигнет желто-зеленых вод Средиземного моря и ляжет тяжелым бременем на всю Южную Европу. В течение этих двух или трех недель в году жизнь на острове превращалась в ад.

Когда они завернули за угол, взгляд Рэйфа скользнул по великолепным бронзовым куполам, поднимающимся над крышами города и сверкающим в лучах солнца, но вместо того чтобы свернуть на дорогу, ведущую в огромный дворец, он был вынужден направить коня к королевскому палаццо.

На вымощенной булыжником центральной площади го-Рода напротив друг друга располагались кафедральный собор и королевский дворец, и это сочетание красоты и величия чем-то напоминало полные изящества пары в менуэте. Между ними возвышался знаменитый бронзовый Фонтан, возведенный в честь минувших поколений правителей острова. На этом выдающемся памятнике архитектуры голуби устраивались на ночлег.

Рэйф спрыгнул с седла и прошел в ворота мимо выстроившейся в почетном карауле королевской гвардии. Взглянув на карманные часы, он быстро поднялся по широким ступеням лестницы, ведущей во внутренние покои дворца.

В просторном холле его встретил старый дворецкий, которого Рэйф изводил, когда был мальчишкой. Он хлопнул хрупкого, полного достоинства слугу по спине так, что тот чуть не упал, но Рэйф успел его подхватить.

— Где мой старик, Фалькони?

— В кабинете заседаний, синьор. Но боюсь, совещание уже подходит к концу.

— Совещание?! — воскликнул Рэйф, сразу приходя в негодование. — Какое еще совещание? Черт бы вас всех побрал! Никто не говорил мне о каком-то там совещании!

— Желаю удачи, синьор.

Бросив на ходу «спасибо», Рэйф быстрым шагом прошел через мраморный холл в административную часть дворца, чувствуя, как сильно стучит его сердце. Черт, опять он опоздал! Дойдя до двери зала заседаний, он остановился, глубоко вздохнул и решительно распахнул дверь. С надменным видом принц вошел в зал.

— Синьоры! — приветствовал он собравшихся с беспечной небрежностью. — Господи, полный кабинет! Мы что, в состоянии войны? — спросил он с усмешкой.

— Ваше высочество, — укоризненно проворчал чопорный старик.

— Привет, отец.

Сидевший во главе длинного стола король Лазар неодобрительно посмотрел на Рэйфа поверх очков в квадратной оправе, косо сидящих на кончике его длинного римского носа.

Король Лазар ди Фиори был крупным импозантным мужчиной с квадратным подбородком и суровыми чертами лица, с коротко подстриженными волосами цвета «перец с олью» и дубленой загорелой кожей. Он бросил проницательный взгляд на сына.

Рэйф выдержал этот взгляд, задаваясь вопросом, в чем он успел провиниться на этот раз.

Еще с отроческих лет он изучил каждый нюанс в выражении отцовского лица и не только для того, чтобы научиться манипулировать людьми так же, как умел это король, , который в этом деле достиг совершенства, но еще и потому, что его собственный юный мир вращался вокруг этого великого человека, пытаясь найти оправдания его невыполнимым требованиям. В конце концов он смирился с тем, что никогда не сможет оправдать надежды отца.

— Для нас большая честь, что вы решили присоединиться к нам, ваше высочество, — буркнул король Лазар, уткнувшись носом в лежащий перед ним документ. — И мы не в состоянии войны. Жаль лишать тебя такого развлечения, но ничего не поделаешь.

— Ничего страшного, — пожал плечами Рэйф, опускаясь в кресло, стоящее у противоположного конца стола, и, небрежно развалившись в нем, положил руку на подлокотник. — Я любовник, а не боец.

Розовощекий военно-морской адмирал закашлялся, чтобы подавить довольный смех. Он, похоже, был единственным в окружении короля человеком, который понимал и ценил Рэйфа или по крайней мере никогда не обижался на него.

Но этого нельзя было сказать о двух других приближенных, сидевших рядом с королем, — епископе Юстиниане Васари и премьер-министре Артуро ди Сансеверо.

Они были очень не похожи друг на друга. Епископ, высокий, напыщенный, с бульдожьей хваткой, был облачен в расшитую золотом широкую сутану. У него было круглое румяное лицо, пышная копна седых волос, которые торчали в разные стороны из-под бархатной шапочки. Он был уверен в непогрешимости своего мнения по всем вопросам так же, как и в том, что сады в его роскошном палаццо будут цвести всегда. Он прославился главным образом своими проповедями, которые произносил раскатистым басом, и когда он обличал зло и порок и громил распутников, нетрудно было догадаться, кого он имел в виду.

Короче говоря, епископ видел в кронпринце распутного, никчемного сына доброго и благородного отца — короля Лазара. К счастью, имелся еще второй сын — ангелоподобный, ласковый и послушный десятилетний принц Лео, которого, если проводить известную параллель, можно было назвать Авелем, в то время как Рэйф, безусловно, по мнению Юстиниана, был Каином, хотя няня Лео могла бы многое рассказать о пока еще невинных шалостях маленького принца. Король назначил епископа официальным опеку-ном Лео с правом регентства; это означало, что если когда-нибудь, с Божьей помощью, Рэйф погибнет во время одной из своих диких оргий или пьяным свалится с лошади и разобьется насмерть, епископ будет править за Лео до его совершеннолетия.

Рэйф не мог понять, за что население Асенсьона так сильно любило этого злого, напыщенного, высокомерного епископа.

Премьер-министр был прямой противоположностью епископу, хотя его мнение о Рэйфе было точно таким же. Ловкий, быстрый, аккуратный, осмотрительный, дон Артуро напоминал своими повадками хищную барракуду. Он был чуть выше среднего роста, с глубоко посаженными глазами, тонкими, крепко сжатыми губами, на которых улыбка появлялась только в тех случаях, когда он видел своих маленьких племянниц и племянников, детей своей сестры. Его жена умерла, не оставив ему детей, и он больше не женился. Он посвятил свою жизнь работе — Асенсьону.

Если бы Рэйф раскаялся в своих злых поступках, то, возможно, епископ Юстиниан радостно встретил бы его как «блудного сына», зато у премьер-министра было бы больше причин его презирать.

Тем временем сидевший рядом с Рэйфом его флорентийский родственник, герцог Орландо ди Камбио, незаметно подвинул к нему документы.

— Спасибо, кузен, — сдержанно поблагодарил Рэйф, который знал, что большая часть кабинета предпочла бы видеть на троне Орландо, а не его. Красивый, четко очерченный профиль Орландо, который был на пять лет моложе Рэйфа, свидетельствовал об их близком родстве, отчего кузен казался скорее братом принца, нежели дальним родственником. Оба высокие, широкоплечие, красивые, они явно принадлежали к одной семье. Но если Рэйф был рыжеватым блондином с золотисто-зелеными глазами, то у Орландо были иссиня-черные волосы и холодные карие глаза.

Орландо жил один и всегда одевался в черное. Преуспевающий купец, он покинул Флоренцию и переехал на землю своих предков, в Асенсьон, где получил должность министра финансов. Он заслужил доверие советников и короля благодаря пытливому уму и холодной рассудительности. Премьер-министр очень любил его. Вот уже несколько месяцев как Орландо было разрешено присутствовать на заседаниях верховного совета, так как он, хоть и не по прямой линии, был принцем королевской крови.

— Вошедшие в привычку опоздания приравниваются к греху гордыни, принц Рафаэль, — пророкотал епископ.

— Прошу простить, — извинился перед присутствующими Рэйф, оторвав взгляд от бумаг, переданных ему Орландо. Он окинул их холодным взглядом, ненавидя себя за то, что вынужден оправдываться. — Так случилось, что на меня напали разбойники.

Епископ и несколько советников короля онемели от изумления, а дон Артуро закатил глаза.

Вопросительно подняв бровь, король посмотрел на Рэйфа. Тот весело улыбнулся ему в ответ.

— Надеюсь, ты не пострадал? — озабоченно спросил Орландо.