Книга цены (СИ) - Лесина Екатерина. Страница 2

Так умирали герои в романах, но, говоря по правде, Вальрик сильно сомневался, что из его казни устроят подобное представление, скорее уж удавят прямо в камере и закопают где-нибудь на кладбище для рабов.

Унизительно. И странно, что до сих пор не сделали. Ждут? А чего ждут, когда все понятно? Его ведь допрашивали, прикрепив к телу холодные провода, от них пахло мокрым железом и пСтом, запахи Вальрику не понравились, провода тоже, но он постарался скрыть свое раздражение, и старательно отвечал на вопросы. Иногда провода начинали раздражаться, зажигались агрессивной серной вонью, и тогда Вальрик успокаивал их, а человек, сидевший возле квадратного ящика, в который скрывались провода, матерился.

Потом был укол, и на душе стало хорошо-хорошо… светло, хотелось говорить, говорить, рассказывать обо всем и сразу, а человек, подаривший свет, задавал вопросы, и Вальрик отвечал, пока не понял, что делает что-то не то. Свет пришлось погасить - он мешал думать - и тогда ему вкололи что-то другое, отчего голова разорвалась болью, и Вальрик потерял сознание, а очнулся уже здесь.

Здесь - это камера, кубик, замурованный между толстых сырых стен, кладка плотная, камни наползают друг на друга, и иногда спросонья кажется, что стены вот-вот рухнут. На самом деле раствор, их скрепляющий, надежен, Вальрик в первые дни пробовал выколупать один из камней, не потому, что действительно надеялся сбежать, просто, чтобы хоть чем-то заняться, но только пальцы в кровь разодрал.

Еще в камере есть стол, кровать, соломенный матрац, масляная лампа и крысы. Вальрик раньше и не предполагал, насколько ненавидит этих шустрых тварей с хитрыми глазами-бусинами и длинными голыми хвостами. Крысы появлялись из ниоткуда и убегали в никуда - Вальрик специально осмотрел все четыре стены и дверь в придачу - ни единой щели, ни норы, ни даже трещины, а крысы все равно появлялись. Забирались на стол, пищали, норовили залезть в матрац, а одна и под одежду забралась, когда Вальрик спал.

Как же он их ненавидел!

Сегодня ужин принесли раньше, часов не было, но Вальрик научился чувствовать время и так.

- Встать.

Он поднялся. Ритуал давно отработан и команды не так уж нужны, но они - часть ритуала. В камеру входят трое - один с подносом, двое с автоматами. Однажды Вальрик попробовал напасть - просто, чтобы посмотреть, что получится. Не получилось. Вернее, то, что получилось совершенно не соответствовало его представлениям о результате - автоматчики не стали стрелять, один удар по голове, второй по почками и еще десяток для профилактики - это они сказали про профилактику, а Вальрик просто несколько дней лежал, не вставая.

- К стене. Лицом.

Стена тоже хорошо знакомая, камни серо-желтые, с крупинками росы и серым, выщербленным оспинами раствором. Слева, на уровне глаз - крест, выбитый неизвестно кем, и иногда Вальрик молится, тоже со скуки. За спиной шаги, шелест, звон - на стол выгружают еду и новую, заправленную маслом лампу, посуда и старую лампу сгружают на поднос. Сейчас снова шаги, хлопнувшая дверь, скрежет засова и долгие часы одиночества. Крысы - не в счет, дурная компания.

- Эй, ты… отступник.

Эта фраза выбивалась из ритуала, но Вальрик ответил:

- Да?

- Твой дружок, тот, который толстый… нынче преставился, пусть Господь спасет его душу.

- Аминь, - отозвался Вальрик, чувствуя, как холодеет от боли сердце. Морли, теперь еще и Морли. - А второй? Что Наремом?

- Понятия не имею, - огрызнулся стражник, - я тебе что, докладываться обязан? Просили передать, я и передал.

- Спасибо.

- Толку от твоего спасибо… хлопоты одни… ходи каждый день туда-сюда… было бы чего… - бормотание стихло, и дальше ритуал пошел по отработанной колее.

Есть не хотелось. Значит, Морли умер? Еще одна бесполезная смерть, в которой виноват он, Вальрик. И стоило идти, выживать, пробиваться, чтобы теперь на веки вечные застрять в чертовой камере, чтобы жрать мокрый, здорово попахивающий плесенью хлеб, запивая водой, и вспоминать о том, что было… давно… сто сорок три года и несколько месяцев назад. Не лучше было ли умереть вместе со всеми? Замок, атака, газ, взрыв… достойная смерть.

А он сгниет в подземелье, и какой-нибудь толстый, воняющий чесноком и потом стражник, отчаянно матерясь, вытащит тело наверх.

Позор.

Вальрик, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей принялся лепить из серого мякиша фигуру. Смысла в этом действии не было, да и мысли продолжали существовать, но как бы параллельно, не причиняя особого дискомфорта. Даже появилась возможность задавать вопросы, самого себя спрашивать о чем бы то ни было глупо, но больше в камере все равно никого.

Вот к примеру, как получилось так, что Серб не только выжил, но и умудрился стать Святым Князем? Кто-кто, а Вальрик точно знал, что со святостью у брата были проблемы, да и в чудеса он больше не верил, зато верил в технику. Да и как тут не поверишь, когда с тебя на твоих глазах снимают вещь, которую по определению невозможно снять без согласия на то хозяина.

Из хлебного мякиша удалось вылепить кривоногую лошадь.

Прибор, с помощью которого, Вальрика избавили от Аркана, внешне походил на обыкновенный металлический штырь, а на его вопрос, что это такое, один из сопровождающих снисходительно ответил:

- Техника.

Техника может все, а Вальрик, несостоявшийся князь Вашингтона, не может ничего.

На следующий день произошло событие, несколько выбивавшееся из общепринятого распорядка, - сам Святой князь снизошел до общения с презреннейшим из преступников. Это глашатай так объявил, а Вальрик промолчал, хотя внутренне не согласился, ну не считал он себя преступником и все тут.

Святой князь был молод, горд собой и преисполнен осознания той чести, которую оказывает своим визитом. Вальрик не испытывал к нему неприязни, равно как и не собирался падать на колени или целовать руку - не собирается он вымаливать прощение, потому что не виноват. А если бы и был виноват, то тоже не стал бы, Коннован говорила, что оправдывающийся человек выглядит глупо, и была права.

Святой князь долго озирался - ровно до тех пор, пока сопровождающие ни принесли довольно-таки массивный стул с бархатной подушкой и высокой позолоченной спинкой. А возможно, что и не позолоченной, а золотой, то-то они так пыхтели.

Даже забавно.

- Он не желает приветствовать Святого князя? - Поинтересовался Святой князь непонятно у кого, Вальрика эта манера говорить о себе в третьем лице изрядно забавляла.

- Вежливость - великая добродетель. - Заявил Его Святейшество, устраиваясь поудобнее на своем переносном троне. - Итак, разговаривать ты не желаешь.

- Почему? Можно и поговорить. - Вальрик тоже сел, конечно, выглядит он куда как хуже - одежда грязная, провоняла потом и вездесущей плесенью, ну да главное ведь душевный настрой. Странно, ему было весело, а вот нежданный посетитель веселья не понял, едва заметный кивок стражу и порядок установлен:

- Встать! С Его Святейшеством разговаривать стоя. В глаза не смотреть. Не возражать. Отвечать, когда спрашивают, но самому не заговаривать.

- Хорошо, хорошо, Лука, - Его Святейшество вяло махнул рукой, то ли благодарил за служебное рвение, то ли наоборот просил заткнуться. - Надеюсь, беседа будет приятной и конструктивной. Итак, ты, Вальрик, сын Володара, признан виновным по всем пунктам обвинения, однако сам вину отрицаешь, что безусловно, лишь усугубляет твое положение. Искреннее раскаяние очищает душу, ты же упорно отворачиваешься от Господа нашего… печально. Долг требует от меня исполнить приговор, но душа… милосердие является высшей из добродетелей…

Монолог начал надоедать Вальрику, хотя, конечно, расслабляться не следовало, вряд ли Святой князь снизошел до посещения смертника лишь потому, что больше не с кем было побеседовать о душе и добродетелях. Ему явно что-то нужно, что-то очень определенное, и Вальрик, кажется, догадывался, что именно. Но пусть этот святоша сам скажет. Коннован учила не лезть на рожон в бою, но это тоже своего рода бой.