Украденный трон - Гейдер Дэвид. Страница 28

Солдат одарил его широкой ухмылкой и как следует хлебнул из бурдюка.

— За королеву! — пьяно провозгласил он, обращая свой тост к луне. — Покойтесь с миром, ваше величество! Вы свой долг исполнили.

Глаза Мэрика наполнились слезами, но он превозмог рыдания. Молча взял у солдата бурдюк с вином и сделал большой глоток.

— За королеву, — повторил он, обращаясь к луне.

И недавняя победа вдруг показалась ему не такой восхитительной, как прежде.

Глава 6

— За короля!

Северан услышал тосты в честь короля еще до того, как вошел в тронный зал. Сейчас, должно быть, зал битком набит знатью, которая съехалась со всех концов Ферелдена, чтобы отпраздновать день рождения его величества.

«Отпраздновать», конечно, не самое подходящее слово. Местные аристократы безумно страшились, что король отберет у них земли, как уже не единожды поступил со многими их соотечественниками, в наказание за грехи, настоящие и мнимые. Орлесианские дворяне — из тех, которые решились попытать счастья за пределами империи, — страшились того же. Ничего удивительного — король, принадлежавший к старинному аристократическому роду, мучимый скукой и склонный к непредсказуемым выходкам, воссел на ферелденский трон только после того, как вызвал гнев императора — своего близкого родственника и, как утверждала скандальная молва, бывшего любовника. Теперь он вымещал неудовольствие на подданных, которым ничего не оставалось, как терпеливо сносить венценосные капризы.

Северан уже как-то со всем возможным тактом указал королю, что мятеж давно был бы усмирен, если бы его величество помягче относился к местным жителям. Но король отказался внять мудрому совету. Он желал поступать только так, как ему в голову взбредет, и никто не смел ему указывать.

Точно так же он обращался со своим двором. Северану припомнилось, как король попытался привить ферелденской знати орлесианский обычай носить маски. Он объявил, что всем аристократам надлежит появляться при дворе только в масках — чем пышнее и причудливее, тем лучше, — и что в конце каждого дворцового приема тот, чья маска менее всего понравится его величеству, будет наказан. Нет нужды говорить, что безумные поиски масок и огромный спрос на тех, кто умел их делать, едва не закончились уличными бунтами. В конце концов, когда во дворец ухитрился проникнуть, укрыв лицо под маской, наемный убийца, капитан дворцовой стражи на коленях молил короля отменить указ из соображений безопасности.

Король Мегрен был тираном, а тиранов никогда не чествуют искренне — только ублажают и умасливают. Так что знать, собравшаяся в тронном зале, изо всех сил изображала восторги по поводу обожаемого монарха, скрывая за умильными улыбками смертельный страх. Король прекрасно знал, что его подданные лицедействуют. Они понимали это, но так же хорошо сознавали, что обязаны продолжать притворяться.

Таково было невеселое положение дел в оккупированном орлесианцами Ферелдене.

Северану на это было в высшей степени наплевать. Сам он происходил не из Ферелдена и не из Орлея, а, судя по темной коже, из далеких краев по ту сторону Недремлющего моря. Впрочем, он и унижение собственной родины перенес бы не поведя бровью, потому что у магов не бывает родины. Северана заботили только его личные интересы, и короля это вполне устраивало. Честолюбие мага отличалось таким же постоянством, как восход солнца, и именно поэтому он до сих пор оставался самым близким советником Мегрена.

— Амарантайн преподносит своему возлюбленному королю меч из чистейшего сильверита, выкованный в чертогах Орзаммара! Да послужит ему верно этот меч в грядущие годы и да покажет всему Тедасу, как неоспорима мощь его величия!

Войдя в тронный зал, Северан увидел, что молодой эрл, завершая свою напыщенную речь, стоит среди приглашенной знати, которая рядами расселась за праздничными столами. Несколько слуг-эльфов торопливо просеменили к трону и протянули королю длинный, богато украшенный футляр. Король Мегрен являл собой живое воплощение скуки. Он полулежал на троне, перекинув ногу через подлокотник и подперев рукой голову. Король был молод и хорош собой — черные кудри, оливково-смуглая кожа, мужественное лицо, слегка подпорченное кривоватой ухмылкой, — однако сегодня он выглядел так, словно всю неделю без передышки предавался всем мыслимым излишествам. Так оно, впрочем, и было.

Мегрен тяжело вздохнул и поерзал, присев повыше — ровно настолько, чтобы принять новый подарок. Пол вокруг трона уже был усеян другими дарами, которые либо не заметили, либо отшвырнули прочь, пренебрежительно пожав плечами. Позади трона, пристально наблюдая за происходящим, стояла преподобная мать Бронах. Вид у нее был суровый, на морщинистом лице отпечатались все заботы, какие несет чин Владычицы Святой Церкви Ферелдена, и, несмотря на хрупкость фигуры, в блистательном красном облачении преподобная мать выглядела так же внушительно, как сам король. Мегрен уткнулся носом в помятый бархатный камзол и принял футляр с мечом у почтительно склонившихся перед троном эльфов. Те немедленно попятились.

Достав из футляра ослепительно сверкающий меч, Мегрен с интересом поглядел на клинок:

— Так ты говоришь, он гномьей работы?..

Эрл низко склонился, обливаясь потом, хотя ему полагалось ликовать, что король соизволил заинтересоваться его подарком.

— Да, ваше величество. Это подарок короля гномов, изготовленный в давние времена для основателя нашего рода.

— А, так, стало быть, его сделали не для меня.

По залу пробежал шепоток, аристократы прервали застольную болтовню, уловив в тоне Мегрена ледяные нотки.

Молодой эрл побелел.

— Но… но это меч необычайной ценности! — запинаясь, выговорил он. — В мире не было и нет клинка более тонкой Работы! Я подумал… вы поймете…

— Император Флориан подарил мне меч, — перебил его король. Он задумчиво покачивал сильверитовым клинком сбоку от трона, при каждом взмахе словно отсекая чью-то невидимую голову. — Этот меч изготовили лучшие оружейники Вал Руайо, он невероятно изящен и прекрасен. Должен ли я сообщить его императорскому величеству, что ты считаешь свой меч наилучшим?

Глаза молодого эрла округлились.

— Нет, я… я…

— Возможно, ты полагаешь, что мне следует вернуть императору его подарок? В конце концов, чего ради мне хранить у себя жалкую железяку, годную разве что пыль собирать?

В зале воцарилась мертвая тишина. Эрл озирался в поисках поддержки, однако все старательно отводили глаза. Тогда он вдруг рухнул на одно колено, низко опустив голову:

— Простите меня, ваше величество! Это был дерзкий подарок! Я молю о прощении!

Мегрен ухмыльнулся и поднял взгляд — из-за трона выступила мать Бронах. Северан всем сердцем презирал эту женщину, и она платила ему той же монетой.

— Могу я кое-что предложить, ваше величество? — осведомилась она.

Король махнул рукой:

— Да-да, конечно.

— Если этот меч и впрямь настолько ценен, как утверждает эрл, передать его в дар Церкви значило бы доказать, что и в эти мрачные времена Амарантайн сохраняет стойкую приверженность вере. В конце концов, нам еще столько предстоит потрудиться, дабы священные светильники Ферелдена сияли славой, подобающей великому государству.

— Вот истинные слова! — проворковал король. И, вопросительно изогнув бровь, глянул на эрла. — Ну как, твоя милость? Согласен ты подарить этот клинок преподобной матери Бронах?

Эрл, не переводя дыхания, отвесил стремительный поклон:

— Конечно, ваше величество!

Мать Бронах щелкнула пальцами. Двое дворцовых слуг, стоявших неподалеку, тотчас бросились к трону. Бережно приняв от короля Мегрена клинок, они уложили его в футляр и убежали прочь, провожаемые внимательным взглядом преподобной матери. Едва слуги исчезли из виду, церковница низко поклонилась королю:

— Благодарю за прекрасную идею, ваше величество.

Король вздохнул и снова перевел взгляд на эрла, который так и застыл в низком поклоне: