Сердце феникса. На переломе. Приложение (СИ) - Белова Елена Петровна. Страница 5

Следующий раз он заговорил, когда Лина, удобно пристроив покойный объект на освободившемся алтаре, на всякий случай обходила помещение. Проверяла, не осталось ли следов ее присутствия. Стандартная процедура.

– Если ты ищешь зелья… то там, на второй полке – самые дорогие.

Это интересно.

– А откуда ты знаешь?

Он не ответил, но глаза блеснули такой горечью, что вопрос оказался лишним.

– Они на твоей крови, да? Интересно. Ну ладно, поехали!

– Куда? – Но перенос был таким стремительным, что через секунду он задал новый вопрос: – А где мы?

Обожаю любопытных! Если он еще может задавать вопросы, то пока умирание откладывается. Правда?

– Это мой тайничок. – Девушка легонько расслабила руки, выпуская тело нового знакомого. Вот так. – А это моя постель. Раз уж у нас свидание.

Она подмигнула, глядя в потрясенные зеленые глаза. Похоже, у малыша возникли проблемы с речью. А вот не будет в следующий раз девушек подкалывать, нахал.

– Но я…

– Помолчи, герой-любовник, – развеселилась Лина, присаживаясь рядом. И положила руку ему на грудь, легонько, еле заметно прощупывая.

– Эй!..

– Уймись. И пока не пришла в голову какая-нибудь глупость, сообщаю – это мой тайник. И перенестись в него и из него могу только я. Ну или кого я держу. Так что расслабься. Ты никуда отсюда не денешься. Не передумал называть свой клан? Или семью?

– Нет, – нахмурился тот. И снова напрягся, словно она ему руки выкручивала. О, а это мысль. После перелома надо будет заняться. Раз уж он не называет свою семейку…

– Это у тебя прям эта… как ее… паранойя.

– Я не хочу снова стать заложником. Что тебе от меня надо?

– Попрактиковаться.

– В чем? – Зеленые глаза пристально следили за ее руками.

– А вот в этом, – и она легонько приложила к гематоме на боку первый компресс. Он дернулся, но спустя несколько секунд потемневшие глаза расширились.

– Ты меня лечишь?!

– Не-а. Я строю коварные планы!

– Какие?

– О, не все сразу! Ты как, руками шевелить можешь?

– Пока нет.

– Ладно, попробуем. – Она кольнула его запястье кончиком лезвия. – Чувствуешь что-нибудь?

– Да.

– Тогда поехали.

Мальчишка был измотан настолько, что вторую руку она массировала при полном отсутствии сопротивления и напряжения – он просто вырубился. Весело!

В смысле, веселого мало, конечно. Ее невольный гость слишком слабый для веселья. Лина беспокойно прислушалась к времени. Ей пора к матери с отчетом о заказе. Но мамуля задержит часа на два, а если найдет прокол в исполнении, то на несколько дней. А этот… Лёш останется один, что его запросто прикончит. Опыта у нее немного, но что такое истощение, она знала. Знать бы еще, что с этим делать. И черт возьми, она не могла его бросить!

Вихрь воспоминаний замер на виденье искрящегося облачка… облачка, в котором истаяла мальчишеская фигурка с ясной улыбкой. Она лечила его тогда почти неделю, а потом вынесла в парк и дала перенестись. И забыла про это, забыла намертво, заглушив воспоминание о первом «свидании» и зеленых глазах, полных благодарности…

– Лёш…

Лина, ведьма клана Феникс, стояла, глядя в глаза своей будущей жертве, и молчала.

Глава 4

Настоящее

– Лина… – Юноша оглянулся на сцену, где уже размахивал руками рыжий мужчина, призывая звезду кончать клеиться к хорошенькой девушке и вернуться к выступлению. – Подожди. Подожди, не уходи, слышишь? Пожалуйста… А?

Рукам стало горячо – а когда это он успел взять ее за руки? Почему-то сбилось дыхание. Он смотрел так, что губы ответили совершенно самостоятельно:

– Хорошо.

Призвать к порядку обретшие самостоятельность губы и руки она не успела – Лёш мягко повлек ее за собой, и к бунту против хозяйки присоединились ноги. Она послушно пошла за ним, за ним, на сцену…

Здесь было намного светлей. Софиты очень четко, до мельчайшей черточки высвечивали колышущийся ковер из зеленых ветвей в глубине сцены, несколько цветных барабанов, блики на гитаре Лёша… и его лицо.

Мальчик вырос.

Высокий, выше ее, стройный и гибкий юноша совсем не был похож на бледного до прозрачности мальчишку, впервые в жизни заговорившего с ней о свидании. Тогда, в парке, когда он всей грудью вдохнул воздух, улыбнулся и посмотрел на нее сияющими глазами, она подумала, что он красивый. Очень красивый, когда не замученный и не обреченный. А сейчас это впечатление усилилось. И значительно.

До замирания сердца.

Зеленые глаза смотрели с таким теплом и таким смущением. Он что-то сказал – она не услышала.

– Что?

– Садись. Садись, вот сюда. И слушай. Хорошо?

Краткая заминка – и на сцене возникло кресло. Мягкое.

– Друзья… – Лёш невольно сбивался. – Сегодня… я нашел ту девушку, которую искал несколько лет. Самую удивительную и неповторимую девушку. Эта песня – тебе, Лина.

Какие-то остатки здравого смысла в ее бедной голове еще сохранились. Именно они сейчас робко намекнули, что наемной убийце крайне неразумно вот так выставлять напоказ свое лицо тысячам людей. Но тут мягко заговорили гитарные струны, и эти остатки благоразумия делись неизвестно куда. Попросту растворились в музыке.

Ангел ступает по облакам,
Ангелы носят нимб… —

с легким вызовом пропел ясный голос, и Лина невольно улыбнулась, хотя нежно-проникновенная мелодия не наводила на мысли о юморе.

Белые перья, нежные крылья,
Взгляд неземной доброты…

И звенящий аккорд, взмывающий к небесам. И, словно вызванный звуками музыки, в воздухе мерцающей дымкой зависает голубовато светящийся силуэт с жемчужно-нежными крыльями.

По залу проносится восхищенный вздох. Осветитель сработал мастерски, сотворенный его рукой светлый ангел проникновенно-печальными глазами смотрел на толпу и, казалось, ступи к нему кто-то в эту минуту, позови – и он шагнет навстречу.

Ангелы так высоко в Небесах,
Не видно, зови не зови.
А мы все мечтаем увидеть их свет,
Мечтаем об их любви.
И если все кончено, холод в крови,
Проигран последний бой,
Тогда и увидишь посланца Небес,
Пришедшего за тобой.
Но ангельских крыльев покой и свет
Тебе не заменят того, чего нет,
Ведь жизнь и любовь, и долги, и враги,
Все это теперь у тебя позади…
А что впереди? Да хоть райский покой,
Тебе все равно не вернуться домой
Обратно с Небес, хоть моли, хоть рвись,
Тебе не вернуться в жизнь.

Гитара вдруг резко сменила ритм. В сдержанном рокоте струн бесследно растворилась печаль и проступило иное – вызов.

Строки накатывали штормовыми волнами:

А глупое сердце все рвется и ждет.
Надежда на помощь последней умрет!
Пресветлый, спаси, мне ведь рано, ей-богу,
В небесный чертог от родного порога!
Но ангел в жемчужном сиянии крыл
Лишь скажет: «Утешься, ведь честным ты был…
Утешься, что жизнь не зазря прожита!
Тебе открываются рая врата».
Другой утешения не говорит,
И взгляд его праведным гневом горит,
Но он преграждает дорогу злу.
Когда все черно и надежды нет,
Он выпишет в жизнь обратный билет,
Его настоящим ангелом я назову.
Мой… ангел…