Полые холмы. Жизнь Мерлина - Стюарт Мэри. Страница 45

— Ради меня — нет нужды, — скромно потупясь, повторила она слова Гайдара. — Я люблю жару.

— В таком случае я ухожу, — с облегчением сказал Гайдар. — Мерлин, ты отужинаешь нынче со мной или будешь у короля?

Я вышел с ним в соседнее помещение, где стояла благодатная прохлада. Из-за плотного занавеса доносился взволнованный, пресекающийся голос слуги вперебивку с редкими тихими вопросами принцессы.

— Она справится, вот увидишь, — сказал мне Гайдар. — Незачем тебе качать головой.

— Я разве качал? Я думал не о лечении, тут я, во всяком случае, готов тебе верить.

— Но ты ведь еще побудешь в Лондоне и проследишь хоть немного за ее успехами?

— Разумеется. Засиживаться здесь я не хочу, но несколько дней могу ей уделить. Ты ведь тоже пока не уезжаешь?

— Нет. Но в короле произошла такая заметная перемена в эти три дня, что ты с нами, думаю, он теперь уже недолго будет во мне нуждаться.

— Будем надеяться, — ответил я. — Сказать по правде, я не особенно обеспокоен — общим состоянием его здоровья, во всяком случае. А что до бессилия — если к нему вернется душевное равновесие и сон, душа его перестанет терзать тело и положение еще может выправиться. К тому как будто бы и идет. Ты ведь знаешь, как это бывает.

— О да, он выздоровеет, — Гайдар покосился на занавес и снизил голос, — насколько требуется. А будет ли у нас прежний жеребец в стойле, по-моему, теперь уже неважно, раз есть принц, живой и невредимый, он растет, мужает и готов унаследовать корону. Мы избавим короля от теперешнего недомогания, и если с помощью господа и твоих снадобий он снова сможет сражаться и вести за собой войско...

— Сможет.

— Тогда… — Он не договорил.

Здесь я могу сказать, что король и в самом деле быстро поправился. Хромота прошла, он стал лучше спать и прибавил в весе, а позже я узнал от одного из его постельничих, что хотя король никогда уже больше не был тем Быком Митры, чья сила служила его солдатам предметом шуток и восхищения, и хотя детей больше не было, однако ему случалось преуспеть и на ложе, и неожиданные приступы ярости, пугавшие его приближенных, постепенно сошли на нет. А как воин он вскоре уже снова стал тем безоглядным храбрецом, который вдохновлял и вел войско к победе.

Проводив Гайдара, я зашел в комнату Стилико: Моргауза старательно разбирала прописи, которые я ей дал, она называла, а он поочередно показывал ей вещества для возгонки, порошки, из которых составляют снотворные средства, мази, предназначенные для растирания сведенных мускулов. Ни он, ни она не заметили, как я вошел, и я некоторое время наблюдал за ними, ничего не говоря. Я убедился, что Моргауза все понимает и усваивает и, хотя юноша по-прежнему то и дело поглядывает на нее и весь дрожит перед ее красотой, словно жеребенок перед пламенем костра, ей до него и до его переживаний нет ни малейшего дела — как и надлежит принцессе, обращающейся к рабу.

В комнате было жарко, у меня разболелась голова Я быстро подошел к столу. Стилико оборвал свою речь на полуслове, а Моргауза подняла на меня глаза и улыбнулась.

Я сказал:

— Тебе все понятно? Хорошо. Я оставлю тебя на Стилико, но, если он не сможет ответить на какой-нибудь твой вопрос, пошли за мной.

Я повернулся к Стилико, чтобы дать ему наставления, но Моргауза неожиданно шагнула ко мне и положила ладонь мне на рукав.

— Принц…

— Да, Моргауза?

— Разве тебе обязательно уходить? Я… я думала, ты будешь моим учителем, ты сам. Мне так хочется учиться у тебя!

— Стилико научит тебя всему, что тебе надо, о лекарствах для короля. Если хочешь, я могу показать тебе, как размять сведенную мышцу, но, по-моему, королевский банщик сумеет сделать это лучше.

— О да, я понимаю. Я имела в виду другое, научиться тому, что нужно для ухода за королем, совсем нетрудно. А я… я надеялась на большее. Прося Гайдара привести меня к тебе, я думала., надеялась…

Она не договорила и потупилась Розовато-золотистые волосы повисли блестящим покрывалом перед ее лицом. Сквозь них, как сквозь дождевые нити, на меня смотрели ее глаза, внимательные, послушные глаза ребенка.

— Надеялась? На что же?

Едва ли даже Стилико, стоящий в четырех шагах, расслышал ее шепот:

— …что ты обучишь меня хоть немного своему искусству, принц.

Ее глаза взывали ко мне с надеждой и боязнью, как глаза собаки, трепещущей перед плетью в руке хозяина.

Я улыбнулся ей, но чувствовал сам, что держусь чересчур натянуто и говорю излишне учтиво. Проще встретить лицом к лицу вооруженного врага, чем противостоять юной деве, когда она искательно заглядывает тебе в глаза, кладет ладонь тебе на рукав и в горячем воздухе сладко пахнет спелыми плодами, будто в солнечном саду. Клубникой? Или абрикосами?

Я поспешил ответить:

— Моргауза, я не владею никаким искусством сверх того, о чем ты можешь узнать из книг. Ты ведь умеешь читать, не так ли? Да, конечно, ведь ты разобрала мои прописи. Так вот, читай Гиппократа и Галена. Пусть они будут твоими учителями: я учился у них.

— Принц Мерлин, в искусстве, о котором я говорю, нет даже равных тебе.

Жара в комнате становилась нестерпимой. У меня болела голова. Я, видно, нахмурился, потому что Моргауза приблизилась ко мне, грациозно, словно птичка, садящаяся на ветку, и проговорила заискивающе, торопливо:

— Не сердись на меня. Я так долго ждала и подумала, что вот теперь-то наконец дождалась. Всю жизнь я слышала рассказы о тебе. Моя нянька в Бретани... она говорила, что видела, как ты бродил по лесу и по берегу моря, собирал соцветья и корни и белые ягоды волчьего лыка и иной раз ступал бесшумнее призрака, а тень от тебя не падала даже в солнечный день.

— Она сочиняла все это, чтобы внушить тебе страх. Я обыкновенный смертный.

— Разве обыкновенные смертные беседуют со звездами, как с хорошими знакомыми? Или передвигают стоячие камни? Или уходят за друидами в глубь горы Немет и не погибают под их ножом?

— Я не погиб под ножом друидов, потому что верховный друид боялся моего отца, — возразил я. — А когда я жил в Бретани, то был еще совсем юнцом и, уж конечно, не магом. Я обучался тогда моему ремеслу, вот как ты обучаешься сейчас. Мне не было семнадцати, когда я покинул те края.

Но она словно бы не слышала. Вся замерев, она смотрела на меня сквозь завесу волос своими продолговатыми глазами, прижав к зеленому платью под грудью узкие белые ладони.

— Но сейчас ты мужчина, господин мой, — бормотала она. — И не станешь отрицать, что здесь, в Британии, ты совершал волшебные чудеса. Живя здесь, с моим отцом, я только и слышу о тебе от людей, что ты величайший чародей мира. Я своими глазами видела Висячие Камни, которые ты поднял и установил, и слышала, что ты предсказал славные победы Пендрагона, и привел в Тинтагел звезду, и перенес королевского сына по воздуху на остров Ги-Бразиль..

— Ты и это здесь слышала? — Я попытался обернуть все шуткой. — Лучше остановись, Моргауза, не то совсем запугаешь моего слугу, а он мне нужен, я не хочу, чтобы он от меня сбежал.

— Не смейся надо мною, принц. Неужели ты станешь все это отрицать?

— Нет, не стану. Однако обучить тебя тому, о чем ты просишь, а не могу. Кое-какие виды магии ты можешь перенять от алхимиков, тайны же, которыми владею а, а никому раскрыть не вправе. И не смогу обучить им Тебя, даже когда ты вырастешь и будешь способна понять.

— Я и сейчас поняла бы. Я уже немного владею магией… самой простой, доступной молодым девушкам. Я хочу быть твоей последовательницей и ученицей. Научи мена, как получить в руки силу, подобную твоей.

— Это невозможно, говорю тебе. Поверь мне. Ты слишком молода. Прости меня, дитя. Чтобы владеть силой, подобной моей, ты, вероятно, всегда останешься слишком молода. Едва ли есть на свете женщина, способная дойти туда, куда дошел а, и видеть то, что открыто мне. Это нелегкое искусство. Бог, которому а служу, требователен и жесток.

— Какой бог? Я знаю только людей.

— Вот и узнавай людей. А моя сила, сколько у мена ее есть, тебе недоступна. Повторяю, преподать ее тебе не в моей власти.