Слуги Темного Властелина - Бэккер Р. Скотт. Страница 45
У него внезапно перехватило дыхание и сдавило горло.
Он подумал о Баннуте, о предательстве своих родичей. Он вцепился в траву саднящими руками, точно якорями, как будто он был так слаб и пуст, что порыв ветра мог унести его в безоблачное небо. Крик боли вырвался из его груди, но застрял в стиснутых зубах. Найюр хватанул воздух ртом, застонал, мотая головой с боку на бок, не обращая внимания на боль. «Нет!»
Потом он всхлипнул. Из глаз хлынули слезы.
«Плакса…»
Баннут, хихикающий, выплевывая мутную кровь.
«Я видел, как ты на него смотрел! Вы были любовниками, я знаю!»
– Нет! – воскликнул Найюр, но спасительная ненависть покинула его.
Все эти годы он мучительно размышлял над молчанием соплеменников, гадая, что за невысказанный упрек читает в их глазах, думая, что сошел с ума от подозрительности, браня себя за беспочвенные страхи и все равно мучительно размышляя о том, какие мысли они таят… Сколько клеветнических слухов распускали о нем в его отсутствие? Сколько раз, привлеченный хохотом, доносящимся из якша, он входил внутрь – и натыкался на плотно сомкнутые губы и наглые взгляды? И все это время они… Найюр схватился за грудь.
«Нет!»
Он выдавливал слезы из своих глаз, все сильнее и сильнее бил по земле рассаженным кулаком, словно забивал кизяки в топку. Перед его мысленным взором всплыло лицо тридцатилетней давности. Найюра охватило демоническое спокойствие.
– Ты издеваешься надо мной! – прошипел он сквозь зубы. – Наваливаешь на меня одну ношу за…
Внезапная вспышка ужаса заставила его умолкнуть на полуслове. Ветер донес до него голоса.
Он замер неподвижно, глядя сквозь ресницы и обратившись в слух. Говорили на шейском, но что именно говорили, он разобрать не мог.
Неужели мародеры все еще обшаривают поле битвы?
«Несчастный трус! Встань и умри как мужчина!»
Ветер улегся, но голоса приближались. Теперь Найюр слышал шаги коней и поскрипывание сбруи. Как минимум двое верховых. Судя по аристократическому выговору – офицеры. Они приближались, но откуда? Найюр с трудом подавил идиотский порыв встать и оглядеться.
– Скюльвенды жили здесь со времен киранейцев, – говорил голос, принадлежавший явно человеку более высокопоставленному, – терпеливые и безжалостные, как океан. И все это время они не менялись! Народы появлялись и исчезали, целые нации были за это время стерты с лица земли, но скюльвенды остались. И я изучал их, Мартем! Я просмотрел все материалы о скюльвендах, какие сумел найти, от самых древних до наиболее свежих. Я даже заставил своих агентов пробраться в библиотеку Сареотов! Да-да, в Иотии! Правда, они там ничего не нашли. Фаним забросили ее, она теперь разрушена. И вот что удивительно: какие сведения о скюльвендах ни возьми, самые что ни на есть древние, такое впечатление, что написаны они только вчера! Тысячи лет, Мартем, тысячи лет скюльвенды оставались неизменными! Отбери у них стремена и железные мечи – и их не отличишь от тех дикарей, что две тысячи лет тому назад разорили Мехтсонк, или тех, что разграбили Кеней тысячу лет спустя! Скюльвенды – именно то, о чем говорил философ Айенсис: народ без истории.
– Но ведь все некультурные народы именно таковы, разве нет? – спросил его собеседник.
– Нет, Мартем. Даже некультурные народы меняются с течением веков. Они перебираются на новые земли. Забывают древних богов и находят себе новых. У них меняется даже язык. Но не у скюльвендов! Они одержимы своими обычаями. Мы, чтобы одолеть ход времени, возводим огромные каменные здания, они же творят памятники из своих деяний, и их храмы – это их войны.
От этого описания у Найюра заныло в груди. Кто эти люди? Один из них – наверняка из знатного дома…
– Да, это довольно любопытно, – откликнулся Мартем. – Однако это не объясняет, откуда вы узнали, как их одолеть.
– Не будь занудой, Мартем! Я в своих офицерах занудства не терплю. Сперва задаешь неуместные вопросы, потом отказываешься признавать мои ответы за ответы…
– Прошу прощения, господин главнокомандующий. Я не хотел оскорбить вас. Вы ведь сами то хвалите, то осуждаете меня за мое прямолинейное…
– Ах, Мартем… Зачем снова этот фарс? Зачем притворяться скромным провинциальным легатом, который желает одного – выслужиться? Я знаю тебя лучше, чем тебе кажется. Я видел, как ты оживляешься, когда речь заходит о делах государственных. Точно так же, как сейчас я вижу в твоих глазах жажду славы.
На грудь Найюра словно уронили тяжелый камень. Это он. Он! Икурей Конфас!
– Не стану отрицать, это правда. Но я клянусь, что не собирался вас допрашивать. Я просто… просто…
Тут оба остановились. Теперь Найюр видел их: два конных силуэта, расплывчатых оттого, что он смотрел сквозь ресницы. Он старался дышать так, чтобы грудь не шевелилась.
– Что – просто, Мартем?
– На протяжении всей кампании я держал язык за зубами. То, что мы делали, представлялось мне безумным, настолько безумным, что я…
– Что ты?
– Что на какое-то время моя вера в вас оказалась поколеблена.
– И, однако, ты ничего не говорил, ни о чем не спрашивал… Почему?
Найюр пытался отлипнуть от земли, но не мог. Бестелесные голоса гремели в его ушах насмешливым громом. Убить его! Он должен!
– Боялся, господин главнокомандующий. Человек, который, подобно мне, поднялся из самых низов, знает, как опасно сомневаться в начальстве… особенно когда начальник поступает безрассудно.
Хохот.
– Так значит, теперь, в окружении всего этого, – силуэт Конфаса указал на поле, усеянное трупами, – ты счел, что я все-таки не утратил рассудок, и думаешь, что теперь задавать эти твои наболевшие вопросы более или менее безопасно?
Найюр внезапно мучительно осознал все происходящее: как будто увидел со стороны себя, съежившегося человека прижавшегося к трупу коня, окруженного бесконечными рядами мертвецов. Даже эти образы пробудили в нем угрызения совести. Это что за мысли такие? Отчего он все время так много думает? Отчего он все время думает?
«Убить его!»
– Вот именно, – ответил Мартем.
«Броситься на них. Схватить коней под уздцы. Перерезать им глотки!»
– Следует ли мне снизойти к тебе? – продолжал Конфас. – Следует ли мне помочь тебе сделать еще шаг к вершине, а, Мартем?
– Господин главнокомандующий, вы можете рассчитывать на мою преданность и скромность без каких-либо оговорок.
– Я, собственно, так и думал, но все же благодарю за подтверждение… Что бы ты сказал, если бы я сообщил тебе, что битва, которую мы только что выиграли, эта великая победа, которую мы одержали, – не более чем первая стычка Священной войны?
– Священной войны?! Той, которую начинает шрайя?
– В том-то весь и вопрос, кто ее будет вести: шрайя или не шрайя.
«Ну же! Отомсти за себя! За свой народ!»
– Но как насчет…
– Мартем, я боюсь, что с моей стороны будет безответственным рассказывать тебе больше. Быть может, в ближайшее время – но не теперь. Мой здешний триумф, как он ни великолепен, как ни божествен, – прах и мешковина в сравнении с тем, что последует за ним. Скоро все Три Моря будут прославлять мое имя, а потом… Ну, ты скорее солдат, нежели офицер. Ты понимаешь, что командирам зачастую требуется скорее неведение подчиненных, нежели их осведомленность.
– Понимаю. Наверное, мне следовало этого ожидать.
– Ожидать чего?
– Что ваш ответ скорее распалит, нежели утолит мое любопытство.
Хохот.
– Увы, Мартем, даже если бы я рассказал тебе все, что знаю, тебе бы лучше не стало! Ответы подобны опиуму: чем больше поглощаешь, тем больше требуется. Вот почему человек трезвый обретает утешение в таинственности.
– Но вы, по крайней мере, могли бы объяснить мне, убогому, откуда вы знали, что мы победим.
– Как я уже сказал, скюльвенды одержимы обычаями. А это означает, что они повторяются, Мартем. Они постоянно следуют одной и той же схеме. Понимаешь? Они поклоняются войне, но понятия не имеют, что она собой представляет на самом деле.