Завещание предков (СИ) - Стрелков Владислав Валентинович. Страница 21

Горин опустил рогатину и закричал:

— Китеж! Ура!

— Ура!

Сбившись ещё плотней и, опустив рогатины, мы мчались на степняков. Похоже, наша хитрость удалась, они не ожидали встретить кованую конницу, и растерялись. Половина степняков, осадив коней, крутилась на месте, остальные опустив копья, поскакали навстречу нам.

Две конных лавы стремительно сближались. Я уже отчётливо различал злобные лица степняков. Всё ближе. Я выбрал того, кого наколю на свою рогатину. Прицелился и чуть отёл руку назад, выравнивая свой наконечник с другими. Теперь главное не промахнуться. По спине пробежал холодок и исчез, как будто его сдуло ветром. Мыслей в голове не стало, исчезли вместе со страхом. Степняк, готовясь отбить копьё, приподнял перед собой щит. Я целил прямо в него. Чуть опустив вниз рогатину, резко ткнул под щит врага. Вот и пригодился лишний метр. Монгол на миг опоздал с парированием удара. Наконечник, ударившись в край, выбил щепу и погрузился в тело. Удар, и ратовище выбивает из руки. А по моему щиту ударил, вжикнув, и вылетел наконечник монгольского копья, и ушел за спину. В этот момент, краем глаза уловил мелькнувшее лезвие пики, потом бок дернуло, меня развернуло, и я, кувыркаясь, вылетел из седла. Вот и всё — пронеслось в голове. Грохнувшись на землю, с удивлением отметил, что ещё жив. Следом, мой совсем не легкий щит, приложил краем по шлему, на момент, посылая меня в нокдаун. Потом удар копыта по щиту, и я отключился.

Больно, блин. Лежу на правом боку, сверху щит. Приподнялся. Из-за торчащей во все стороны травы ничего не видно, только безоблачное небо. Скрипнув от боли зубами, перекатился на другой бок и, опираясь на щит, попробовал подняться. Дёрнуло бок и потемнело в глазах. Чёрт! Провёл левой рукой, высвободив её из петли щита. Крови не обнаружил. На ощупь не понятно, что там. Пальцами нащупал только разорванные кольца кольчуги, дальше чёрт его знает. В голове прояснилось. Сделал глубокий вдох. Кажется, нормально дышится. Если рёбра были бы сломаны, больно было дышать. Но в боку боль не утихала, похоже на ушиб, но не уверен. Чуть приподнялся, оглядывая место схватки. Везде лежали только тела степняков. Это что же, я один сбит был? Или просто не вижу. Рядом кто-то зашипел. Пришлось чуть сдвинуться, чтобы посмотреть, на шипящего. Это оказался сбитый мною степняк. Он держался за пах, похоже, моя рогатина пропорола ему причинное место. Ну, ему оно больше не понадобиться. Рядом взрыл землю конь. Поднял голову. Под бармицей узнал довольную физиономию Демьяна. Жив, слава Богу.

— Цел, боярин?

— Вроде цел. Рентген бы сюда, или томограф. Тогда ясно будет, цел или нет. — Последнее пробормотал тише.

— Встать помоги. Коня моего не видел?

Демьян покрутил головой.

— Вон он. Сейчас приведу.

Он поймал и привёл моего коня. Спрыгнул и помог подняться. В боку опять дёрнуло, неужели рёбра сломаны? Скверно будет. Я ухватился за седло правой рукой, ослабил на поясе ремень, и сунул руку под поддоспешник, ощупывая бок. Сухо, крови нет. Скинул ремень, поднял кольчугу, отлепил правую липучку. Приподнял и посмотрел на большой рубец на бывшем бронике. Старый бронежилет, усиленный кольчугой, спас меня. Прав был Васька, когда говорил, что броник, это лучший поддоспешник. Если вернусь, спасибо ему скажу.

Чпок!

Демьян спрятал кистень, а держащийся за пах монгол, ткнулся лицом в землю. Сурово и справедливо. Кстати!

— Демьян. А у нас убитые или раненые есть?

Он рассмеялся.

— Нет, боярин Володимир Иванович. Мелкие язвы, абы и говорить не требно.

— А что поганые?

— Поганые, что сразу к камышу кинулись, там и сидят. А те, что в сшибке уцелели, сначала к роще поскакали, потом увидав деда Матвея с чадью, тож в камыш кинулись. Токмо бояре их из луков всех постреляли.

Ух, как он своих одногодков чадью назвал. Зазнался уже? Сам-то молод ещё, только размером вымахал. Если ещё подрастёт, то можно и богатырём назвать. А если в лучшую броню одеть, то как таран использовать. Стрелы и копья отскакивать будут, вместе с врагами.

Я, скрипя зубами, поднял щит и повесил его к седлу, затем поднялся сам. Сидя, боль была более терпима. Как заводных коней приведут, так мазью натру, и повязку наложить надо бы.

К нам подъехал дед Матвей. Оглядел меня и улыбнулся.

— Жив, вот и славно.

Потом повернулся к отрокам и холопам.

— Приберите тут всё. Коней и добро там соберите. Третей старший.

Кивнув мне, легкой рысью пустил коня к боярам, что стояли на холме.

— Поехали Демьян. Тут без тебя справятся.

Я пустил коня шагом, чтоб меньше бок тревожило. У камыша стояли бояре. Некоторые скакали вдоль зарослей, выцеливая степняков, но видно их не было. Я медленно подъехал к стоящим вместе Горину, Велесову и Кубину. Они что-то обсуждали. Горин говорил, что надо прочесать камыш, и убить всех поганых. Велесов согласился, что убить, конечно, надо, но не лезть в топкую заросль, а просто обстрелять его стрелами. Горин помотал головой.

— Тут воза два стрел, на каждого боярина потребно. И то, мыслю не всех поганых истребим.

Дед Матвей хмыкнул, и посмотрел на меня.

— Что скажешь, Владимир Иванович? Не подумай, что трусим, но терять ратников не дело. Как поганых извести?

Я посмотрел на заросли. Там и вправду тяжко будет без потерь обойтись. Так, а прошлогоднего камыша много. Вот и выход. Я покрутил головой, определяя по макушкам деревьев, с какой стороны ветер дует. И сказал:

— Выжечь.

— А верно, бояре. Выжечь, и вся недолга.

Горин вдруг кашлянул.

— А как же. … Ведь луки у поганых добрые. А… — И махнул рукой.

Велесов нахмурился.

— А поганые от огня в реку не бросятся?

Я пожал плечами:

— Не думаю. У них стойкая боязнь воды. Они и грязь не смывают, боясь счастье и удачу смыть.

— Как это не моются? А реки они как переходят?

Я опять пожал плечами.

— Броды есть. — Я опять пожал плечами. — В воду ведь кони входят. Даже на лошадях, чтоб не замочить ноги поджимают.

Когда в Монголии жил, заметил, что в баню только русские и ходили. Удивились только раз. Когда баню зашел, как показалось монгол. А оказалось, что наш офицер, казах, уж больно похож был на местное население.

Два ратника споро разожгли костёр, взяли палки с намотанными на них тряпками, пролили их чем-то, и сунули в огонь. Факелы вспыхнули, выбросив облачка черного дыма. Подбежали к зарослям, и разошлись в стороны, поджигая сухой камыш. С сухим треском огонь разрастался. Казалось, горит не сухие камышины, а порох. Огонь сожрал край зарослей и быстро побежал вдоль берега. Бояре разделились на два отряда. Одни с приготовленными луками следовали за огнём, другие, чуть отъехав сторону, приготовились отсечь степняков, на случай прорыва их из горящего камыша. Огонь быстро уполовинил заросли. Среди густо летающих искр и дыма, проглядывался высокий яр противоположного берега. Если монголы и смогут с помощью лошадей переплыть на другой берег, то взобраться на яр не получится. Там омут, и сразу яр, высотой четыре метра. Странно, в моём времени я не видел Люнду в таком виде. Там она течёт спокойно, берега пологие, и заросла камышом и тиной. Да и не такая широкая, как здесь.

В камыше раздались крики, бояре сразу натянули тугие луки и выстрелили на голоса. Некоторые стали метать стрелы с невероятной скоростью. Мы, Горин, Велесов, Кубин и я, двигались вместе, держась посередине от двух групп бояр. Здесь на поле имелось небольшое возвышение, и отсюда было видно, как то тут, то там трясётся камыш от мечущихся в панике степняков. Вот-вот догорят остатки.

Из огня, визжа от ужаса и рассыпая искры, вырвались всадники. Бояре, защелкали луками как из пулемёта. Выскакивающие из огня степняки, не проезжали и десяти метров, на глазах превращаясь в дикобразов, с иглами в виде стрел. С реки раздались несколько шумных всплесков. Похоже, кто-то решился спастись от огня в реке. Или скорей всего лошади сами понесли от пожара прочь, не слушая своих седоков. По реке проплыли четыре коня, и, отфыркиваясь, выбрались на берег, уже у сгоревшего края, без седоков. Вот и всё. Горин и Велесов, с частью бояр, поскакали к куче трофеев, а я подъехал к деду Матвею.