Завещание предков (СИ) - Стрелков Владислав Валентинович. Страница 51

— Вот и я не знаю. «Отче наш» читать будем. Поехали.

Вместе с Садовым подъехали к краю погоста. Два мужика с лопатами стояли наготове. Дальше на том краю поля остальные мужики споро копали ямы под могилы. Мы слезли с коней. Я снял колчан и повесил его за спину. Пусть будет со мной, так спокойней. Глазами показал Садову на щит. Он кивнул и закинул его за плечо. Тяжело всё таскать, но так надо. Глянул на землю. М-да, песчаник. Собрался с мыслями и, перекрестившись, начал:

— Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое,

да приидет Царствие Твое,

да будет воля Твоя,

яко на небеси и на земли.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь;

и остави нам долги наша,

якоже и мы оставляем должником нашим;

и не введи нас во искушение,

но избави нас от лукаваго.

Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.

Аминь.

Тело опустили в могилу. Мужики принялись засыпать её землёй, а мы перешли к следующей.

Я прочитал молитву больше десятка раз и, очередной раз, запнувшись на «небесех», толкнул Садова:

— Читай ты.

Садов перекрестился и забубнил:

— Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое,…

А я стал крутить головой, напряженно вглядываясь в подозрительные места. Наблюдатели исправно смотрели в свои стороны. Дымов не видать, пока всё было спокойно. Может и обойдётся? Со счёта я давно сбился, просто устал считать. Читать молитву и запоминать, сколько уже захоронено. сложно, и при этом ещё работать головой как радаром. Остановились у очередной могилы. Очередь читать «Отче наш» была Садова. Взмыленные, потные и шатающиеся от усталости мужики упёрли лопаты в землю и повисли на них.

— Ох невмочь, боярин. Силушки больше нет, мож, отдохнём чуток?

Я сам уставший, с гудящей головой, вялым языком и с саднящей шеей. Накрутился головой, натёр её о кольчужный край. Садов тоже выглядел не лучше. Язык я еле провернул, вот наговорился-то:

— Сколько уж погребли?

Один устало рухнул на колени и сел.

— Чуть менее пятидесяти десятков.

Ого! Я посмотрел на солнце, оно уже клонилось к западу. Это примерно часов шесть или семь мы неотрывно хороним. Я толкнул Садова:

— Читай. А вы напрягитесь, после этой и передохнём.

Садов забубнил, а я стал оглядываться, поворачиваясь всем телом, стараясь беречь шею.

Что-то мелькнуло в воздухе. Стрела! Я резко толкнул Тимофея в сторону. Стрела чиркнув о наплечник улетела в могилу. Рядом выросла ещё одна. Трёхпёрая.

— Тревога! Поганые! В щиты! Все в щиты!

Перекинул свой щит и закрылся, прикрывая встающего Садова. Об щит несколько раз ударило. Глянул через край щита. Черт побери, откуда они появились? Неужели дозоры вырезали? Монгольская сотня крутилась, дождём поливая нас стрелами. Посмотрел назад. Ну да, конечно, половина крестьян драпанула к лесу, половина забилась под телеги и воет от страха. Двое, что рядом стояли, вместо покойника в могильную яму сиганули. Мать ети. Холопы, слава Богу, пока целы, перебежками двигались к нам. Небось поняли, что не зря в брони целый день парились. Рядом с нами уже встали пятеро и прикрылись щитами. Один коротко на меня глянул и кивнул на колчан. Присел, поставил щит, крикнул:

— Держи и прикрывай.

Вынул лук, взял стрелу. Чёрт, где Демьян? Он здесь должен быть. Защёлкали луки, что были у холопов. Стена щитов выросла. Один холоп держал два щита, один над одним, а второй стрелял. Оп-па, монгол в ярком халате. Дын-н-н. Твой халат крестьянам достанется.

Дын-н-н. Дын-н-н. Дын-н-н.

На землю упали халаты поплоше, и эти в мужичьем хозяйстве сгодятся.

Садов, стреляя, крикнул:

— Чего они сразу в копья не пошли? Упустили время. Дали нам собраться.

— Привычка.

Дын-н-н.

Извини, ускоглазый, глаз тебе теперь незачем.

— Сначала стрелами утыкать. Потом готовое не напрягаясь взять. Только готовы мы были.

Дын-н-н.

Где же Демьян? В монгол стрелы летели с нескольких сторон. От нас семерых, от телег, но там его не должно быть, от подлеска и кустов, где стояли бояре. Монголы бояр не видели, скрывали кусты. Вот и отлично. Деваться им некуда, только атаковать. Если сунутся обратно в лес, нагоним и порубим в капусту. Лес — это наша сила. Пешему в лесу проще, даже простой мужик сможет дать отпор конному степняку. Если не нападут и поскачут вдоль леса, половину перестреляем, остальных в сабли бояре возьмут. Ага! Поняли свою ошибку? Поздно, сволочи! Теперь вас меньше. Монголы, убрав луки, начали разгоняться для удара. Заорал:

— В рогатины!

Побросав луки, все схватили рогатины, и строй ощетинился почти ровным рядом наконечников. Почти ровным.

Млять, а моя рогатина где? Где-где, на коне! Оглянулся, конь отбежал вместе с моей копеёй к лесу. Болван я, про рогатину-то забыл.

Среди густо торчащих стрел углядел заступ, то бишь лопату с длинным древком. Пойдёт. Схватил её и выставил в приближающегося врага. Справа вылетели, блестя бронью на солнце, бояре и, опустив рогатины, полетели на монгол.

— Китеж!

Двадцать против семи десятков.

Удар!

На нас летела оставшаяся часть. Нацелил своё шанцевое копьё в грудь коня и прикрылся щитом, плотно и прочно стараясь упереться в землю. Руку рвануло в сторону. Удар! Бум!

Теряя сознание, услышал более громкий клич:

— Китеж!

14

— Через Смородину-реку перейдёт только мёртвый. А если через неё перейдёт живой, вмиг мёртвым станет. Но увидеть Смородину можно и живому. Надо только пролить каплю крови нежити в воду любой реки. И эта река станет рекой Смородиной.

— Сказки это всё, баба Мяга, сказки.

Мяга улыбнулась:

— Сказка — ложь, да в ней намёк!

И протянула чашу с напитком.

— Вот, выпей.

Я с подозрением посмотрел на чашу:

— А после я усну, как медведь зимой?

Она рассмеялась.

— Нет, милок. Это просто морс. Пей, не бойся.

— Я и не боюсь. Чего бояться?

А морс хорош, только странный какой-то привкус у него. Зажмурился и сразу открыл глаза.

Надо мной толпились бояре.

— Володимир Иванович. Жив ли?

Тяжело поднялся и сел. В голове сразу заколотило молотом. Ох, голова моя! Видать, хорошо меня приложило. Посидел минуту и боль ушла. Гул прекратился, и я смог посмотреть по сторонам. Рядом стояли братья Варнавины, множество других, не знакомых мне бояр и Садов, внимательно смотрящий на меня.

— Жив. Вот и славно.

Ощупал голову.

— Чем это меня приложило?

— А заступом. Он пополам треснул, и половиной по шлему вдарило. Потом по тебе конь поганого кувыркнулся. Ты как мёртвый всю ночь пролежал. Наутро заметили, что дышишь. Ну, и слава Богу, что жив.

— Погоди, как всю ночь?

Я опять огляделся. Так. Солнце в зените, а монголы появились к вечеру. М-да. Опять пощупал голову. Справа прощупывалась здоровенная шишка. Опять посмотрел на окружающих.

— А что за бояре вокруг? Или у меня в глазах двоится?