Завещание предков (СИ) - Стрелков Владислав Валентинович. Страница 95

Пульсирующая боль стихает. Гул в голове и жужжание в ушах усиливается. Сквозь жужжание угадывается… птичий щебет. Какой щебет зимой? А почему так душно? Медленно открываю глаза и… вижу зелёную листву в огромной кроне дерева. Рука цепляет густую шубу мха.

От увиденного меня подбрасывает, я вскакиваю и тут же падаю, от нахлынувшей слабости. Сидя на мягком ковре мха, пережидаю гул в голове, затем медленно открываю глаза и оглядываюсь.

Не понял. А где снег? Где вообще я? Куда меня занесло?

Потряс головой, и она загудела сильней. Накатил приступ тошноты. В цветных кругах, плавающих перед глазами, разглядел смутно знакомый лес. Нет, сначала надо прийти в себя, может это всё глюк? Немного посидел с закрытыми глазами. Вроде стало легче — голова гудеть перестала, тошнота отошла. Только жужжание осталось, и то еле слышно. Опять смотрю на летний лес. Нет, это не глюк, но как это возможно? Я что, пролежал тут несколько месяцев? Всю весну? Бред.

Может, я умер? Тогда почему всё болит? Голова, руки, ноги, всё тело? Пошевелил ногами и руками — целы, вроде, только дико чешутся. И не только они. Всё тело, кажется, представляет собой сплошной комок раздражения. И что-то колет сзади в плечо. Подсунул руку под ворот и пропихнул её дальше, под самый броник. Ага, вот что колется. Наконечник стрелы. Похлопал по сапогу. Надо же! Нож на месте. Достал его и, чуть повозившись, выпихнул наконечник наружу. Потом потрогал плечо. Ой, а рана-то заросла! А так зажить она может, если только…

Медленно поворачиваюсь и смотрю назад.

А сзади дуб.

Как я оказался у этого дуба? Как? Почему? Зачем?

Рука сжимает толстый корень. Как же так!

Не помню ничего. Как я тут оказался? Потер виски, пытаясь унять пульсирующую боль и вспоминая, что со мной произошло.

Так, я сражался с монголом у какой-то речки. А почему «какой-то»? Название её я знал — Линда. Хм. Странно, а почему Линда? Китеж стоял на Люнде, последний мой бой на Линде. М-да.

Ладно. Сражался я с этим, как его? А, вспомнил, с Буолом. Он чуть не утопил меня. А потом? А потом он превратился в… мумию? Как? Почему?

Медленно смотрю на лес вокруг, пытаясь понять. Зелёная листва тихо шумит, и в эту музыку леса чудесно вплетается птичий щебет. В голову ничего не приходит.

Но что же случилось? И как я сюда добрался?

Так, что было дальше?

Я поднялся вверх и подобрал саблю, нашел нож, а затем? Взял понуро стоящую у края леса лошадь, конь монгола отбежал дальше, а сил ловить его не было.

Как поднялся в седло — не помню. Какие-то отрывки воспоминаний. А! Помню, как оказался на поле, где в будущем будет стоять посёлок. Лошадь как раз упала. Дальше я шел сам. И всё.

Потёр виски, но вспомнил только, что вроде меня кто-то звал, а кто?

— Здравствуй, человече.

Поднял голову. Рядом, на другом, не менее толстом корне, сидит леший по имени Кочур.

Открываю рот, но вдруг наваливается дикая усталость, и сил сказать хоть слово нет. Сижу как парализованный и смотрю на хранителя.

А леший какой-то он другой стал. Ссутулился, прибавилось морщин, борода свалялась, и не напоминала больше причудливую лопату. Как будто леший постарел сразу на много-много лет. Хотя, не знаю, применимо ли такое сравнение к нему. Уже не просто опираясь, а навалившись на свою клюку, Кочур смотрел на меня впалыми глазами. Он глубоко вздохнул и произнёс:

— Знаю, тяжело тебе сейчас. Не переживай — пройдёт. Мыслю, вопросов опять много ко мне. Но не на всё я дам тебе ответы. Одно могу сразу сказать — это я тебя к древу привёл. Тебе необходимо было вернуться. Так надо. Тебе надо. Почему — не спрашивай, не отвечу. Сам потом поймёшь.

Он помолчал, склонившись к клюке, потом опять вздохнул и махнул рукой.

Его плохой вид и слова выбили меня из колеи. На первый вопрос леший ответил, хоть и опять туманно.

— Где, то есть когда я сейчас, в каком времени?

— Ты дома. Через день как в прошлое отправился.

— Почему через день?

Леший прислушался к чему-то и поморщился. Вдруг показалось, что он ещё немного постарел. Что это с ним?

— Что с тобой, Кочур? Почему так выглядишь, заболел?

Дубовой криво усмехнулся:

— Небось, часто по головушке получал, что памяти не стало? Говорил же — не болеем мы. Как умирает древо — умираем мы.

Тяжело вздохнул и медленно сказал:

— Древо силу теряет, скоро потеряет. Поэтому я тебя и привёл к нему.

— Погоди, не понял я. Как привёл? Ты и здесь, и там, в прошлом, как это? Или в прошлом был не ты?

Наставительно направив на меня палец, леший произнёс:

— Леший — пока древо в силе, леший всегда, во всё время древа. Древо живёт, а леший один, вне времени.

— Ага, вездесущ, получается. Ну, совсем как Бог.

Кочур нахмурился:

— Не богохульствуй.

Я усмехнулся.

— Странно слышать такие слова от нечистой силы.

— Молодой ты ещё и многого не понимаешь. Ладно, устал я. Иди домой, человече, и не бойся, тебя никто до дома не увидит. Иди, тебя ждут. И, прощай.

Леший прислонил голову к клюке и закрыл глаза.

— Кто меня ждёт, скажи?

Но леший не ответил. Медленно растворяясь, хранитель повернулся к стволу дуба, и вошёл в него. Я сидел и смотрел на древо. Почему оно теряет силу? От чего, от старости? Возможно, ведь ему около восьми веков. Кстати, сам дуб выглядит как-то не так. Листья что ли стали желтее? М-да, дела. Со временем тоже не совсем понятно. Я прожил там, в тринадцатом веке почти десять месяцев, а тут прошел всего день.

С трудом встал и посмотрел на себя. Хм, понятно, почему мне так жарко. Я же весь в зимнем, а тут лето. И это всё это порвано или рассечено, и в крови. В моей крови. Я сунул пальцы в рассечённый рукав, раздвинул кольца и посмотрел на руку. Зажило. Тут же посмотрел на левую ладонь, и тут тоже. На израненные ноги можно и не смотреть.

Маклауд, мля!

Как домой идти? Вид-то у меня убойный, до первого жителя, а там.… Хотя леший обмолвился, что меня не увидят. Ладно, пойду домой. Постоял и подумал — стоит ли бронь тут снимать, или нет? Бросать её и саблю не хотелось, всё-таки память, а в руках нести тоже неохота. Решено — разденусь дома, уж потерплю как-нибудь.

По дороге сильно захотелось свернуть в сторону Заимки — посмотреть на место бывшей отцовой родины и родовой вотчины. Только навалившаяся усталость и дикий голод не дали мне свернуть с пути. Хоть все раны и зажили, но потеряно много крови, и сил просто не было. Требовался отдых и хорошее питание. Отмоюсь, поем, отдохну, и схожу. Завтра.

Как дошел до дома помнил уже смутно. Проходил мимо людей, как мимо пустого места, но мне было уже плевать, увидят меня или нет. Дома еле-еле стащил с себя бронь и одежду, беспорядочно свалив всё в угол комнаты. Через силу заставил себя залезть в душ и помыться.

В зеркале душа увидел заросшее густой седой бородой и покрытое сеткой глубоких морщин лицо. Это что, я? Побрился, зачем мне здесь борода?

Вылез из душа, добрался до кровати и отключился.

Снов не было. Совсем.

Проснулся днём. Сутки, наверно, проспал. Побрёл приготовить поесть. Из продуктов в доме только картошка и макароны. Остальное выгреб с собой в прошлый раз. В магазин схожу потом, на данный момент обойдусь жареной картошкой без хлеба.

Пока ел, смотрел по телевизору новости. В углу экрана увидел время и дату. Чуть не упал со стула. Я спал два дня! Обалдеть. Потом увидел такое…

Через десять минут мчался по лесу. В груди бешено колотилось сердце, а в голове билась одна мысль: «Успеть, только бы успеть». Плевать на хлещущие по лицу ветки, надо успеть. Четыре километра по лесу пролетел как на крыльях.

Лес вдруг кончился.

Поразила открывшаяся картина. Широкая просека начиналась у опушки, где раньше стояло древо. А посередине поляны, большой бульдозер разравнивал возвышенность, на котором стоял дуб. Стоял. Само древо уже раскряжеванное лежало на краю просеки.

Грудь сжало болью и тоской.

Вот значит, почему леший имел такой вид. Он не сказал до свидания, он сказал — прощай. А я не понял. Зачем он привёл меня к древу и возвратил домой? Зачем? Кто меня тут ждёт? Кто? Тут у меня никого не осталось. Бывшая жена меня и не вспоминает, дочь видеть не хочет. Родители погибли, а других родных нет. А там…