Алмаз темной крови. Книга 1 - Арден Лис. Страница 7

– Игра закончена. – Тихо говорит Сурт. Грифон опускается в центре плата, фигурки спускаются с его спины и встают рядом друг с другом.

– Чего ты хотел, Сурт? Надеялся узнать, остался ли кто за пределами Обитаемого Мира? – невесело спрашивает Нум.

– Да. – Кивает Сурт. – Уж очень быстро все тогда произошло. Нима, ты никогда не рассказывала мальчикам об этом… как вы поняли, что Прорва вырвалась?

– Тогда мне было все равно, кто победит и чья правда возьмет. Я должна была унести вас обоих в безопасное место… не смейтесь, я верила, что смогу отыскать такое, при живом фронтире…

– При ком? – спросил Фенри.

– Фронтир – это движущаяся граница мира, сын. Здесь она неподвижна, мы создали иллюзию ее удаления, чтобы не было так тоскливо. В прежнем мире границ не было – сколько бы ты ни шел, впереди было неограниченное пространство, а фронтир убегал от тебя, как живой.

– Вот это да… – мечтательно протянул Гарм. – Мне бы так…

– Я уносила вас из Срединной Крепости, не зная, выживете ли вы, и не особо оглядывалась по сторонам, но то, что я видела, особенно в Альвхейме…

– Я все думал – почему Альвхейм? Почему не мир людей, ведь он был ближе к ней, – проговорил Нум.

– Если тебя держат взаперти достаточно долго, чтобы ты успел разозлиться, то вырвавшись, ты ведь не шагом пойдешь, верно? Я думаю, Прорва вымахнула прыжком и оказалась в мире альвов… дотянулась.

– Ты прав, Сурт. Она дотянулась. – Нима опустила глаза. – Я видела, как исчезает целый мир, растворяется в гулкой пустоте… А потом она принялась за наш дом. Когда я видела, как альвы убивают друг друга, думала, что ничего ужаснее не увижу. Но это… Все мы с нашими спорами и войнами были для нее не более чем пляска пылинок в солнечном луче. И я поняла, что должна поторопиться, если хочу успеть хотя бы еще раз взглянуть на ваши лица. Ветрогон рвался из последних сил, обгоняя свет звезд, и где-то в мире людей силы его иссякли. С первыми рассветными лучами он внес нас сюда… – Голос Нимы дрогнул и она замолчала.

– А Прорва, она что, подавилась? – недоверчиво спросил Гарм.

– Хотелось бы, сын. – Вздохнул Сурт. Он обнял жену за плечи, прижал к себе. – То, что этот кусочек мира и мы в нем все еще живы, вовсе не означает, что пустота насытилась. Как только силы вернулись к нам, первое, что мы сделали – закрыли врата, которыми пришли. Слишком опасно держать открытой дверь, в которую может войти тот, кого ты не очень хочешь видеть в своем доме. Но все не так уж плохо… – И он погладил жену по волосам.

– Отец, что же с ними? – и Фенри показал на застывшие скорчившиеся фигурки.

– Не знаю. – Помрачнел Сурт. – Не вижу и не чувствую. Да что я, сами тавлеи отказались играть это. И я не понимаю, как они сюда попали – ведь хранили их в Рассветной Башне, так ведь, Нум?

– Да… – не очень уверенно сказал Нум. – Я был уверен в этом, когда стоял там. Иначе…

– Понимаю. – Кивнул Сурт. – Но теперь это не так уж важно.

Он собрал отыгравшие фигурки, сложил их в чашу, туда же убрал мешочек с костями и плат, все еще белый.

– Я думаю, вышивка проявится… позже. Если у кого-нибудь из вас возникнет охота сыграть – тавлеи здесь. – И Сурт поставил чашу у подножия скалы, из которой бил родник.

Глава вторая. Сыновья

– И занесло же нас в эдакую дыру… – раздраженно сказал высокий светловолосый юноша лет двадцати. Он сидел в распахнутом проеме ворот, выходивших прямо в небо, опираясь спиной на стену, одну ногу согнув в колене острым углом, другой болтая в воздухе. В руках у него был пышный розово-белый цветок; юноша отрывал лепесток за лепестком и отправлял их в рот.

– Опять за старое, Гарм? – спрашивавший парил перед недовольным, держась в пронзительной синеве силой огромных орлиных крыльев, заменявших ему руки. Он был черноволос, красив и, судя по выражению рта, упрям. – Ну чего тебе не хватает, скажи на милость?

– Скажу. Только пообещай, что не будешь драться.

– Обещаю.

Получив такое обещание, названный Гармом отбросил в сторону цветок, встал на самом краю западных врат, вытянул руки в пустоту…

– О! Чуть не забыл. Ты не сопротивляйся, ладно?

И прежде чем его брат успел ответить, запел. Пел он мастерски, ничего не скажешь. Голос, низкий и резковатый, терпкий как вкус терновника, не смягченного первыми морозами, облекал заклятие плотью слов и мелодии, падавшей короткими выдохами и свистящими вдохами. Песня молодого бога окружила парящего в воздухе и для начала заставила уменьшиться до размеров крапивника. Гарм протянул руку, осторожно взял брата и слегка подул на него. Вокруг крылатой фигурки взвихрился прозрачный поток, защищая ее, Гарм убрал руку и продолжил песнь.

Из ниоткуда сплетались в воздухе стальные прутья клетки. Вскоре они окружили «птичку» безнадежно непреодолимо; но этим песнь не закончилась. Клетка получилась огромной. Внутри ее волей Гарма расцвели миниатюрные сады, зажурчали родники и речушки, вспыхнуло маленькое солнце, запели ветра. И внезапно клетка исчезла. Только парил перед Гармом в воздухе зелено-пестрый, живой шар.

– Прекрасная иллюзия, не так ли? – спросил он. И попытался сорвать ветку с маленького дерева. Но пальцы его уткнулись в невидимую преграду. Клетка, как оказалось, никуда не делась. Клетки вообще не имеют привычки исчезать, их можно только сломать…

– Причем изнутри это сделать легче. – Уверенно сказал Гарм. – Ну как тебе там? Не тесно?

– Тесно! И вода у тебя соленая получилась! Хватит, Гарм!

И клетка-сад пропала. На ее месте вновь возник юноша с орлиными крыльями. Он подлетел к вратам, ступил на твердый каменный пол и встряхнул крыльями, обращая их в обычные руки.

– Тесно тебе здесь. – В его голосе было сочувствие и немного непонимания. – Понимаю… хотя и не очень. Ну чего тебе не хватает?

– Свободы. Места. Времени. Да не знаю я! – и Гарм вновь сполз спиной по стене, садясь на холодный пол. – Не знаю, Фенри.

Фенри сел рядом с братом, положив руку ему на плечо.

– В батюшку пошел, братец… Кровь бунтарская. И голова дурная… у тебя, конечно.

Гарм искоса глянул на брата и ничего ему не ответил. Эти братья при всей родственной схожести черт лица были на редкость непохожи. Фенри, одетый строго и безупречно, действительно был похож на молодого бога – красив, статен… уверенный, повелительный взгляд угольно-черных глаз, черные же волосы, облекающие плечи и спину подобием царственной мантии, на голове – венец с двумя зубьями, поднимающимися над висками… И Гарм – одетый в какие-то нелепые одеяния, на плечах – широкий воротник с фестонами, длинные дырявые рукава петлями охватывают пальцы, ткань, вышитая пестро и беспорядочно, явно нуждается в чистке… на руках и на лице бога – рисунки, сделанные соком ядовитых ягод, светлые волосы взлохмачены, а в глазах, светлых как роса небесная, – тоска и нетерпение.

– Ну да, тебе повезло, маменькин сынок… Скажи, чего ты боишься? Сколько раз мы с тобой играли, все обходилось! – и Гарм раздраженно сплюнул в небо.

– Нет, брат, и не напоминай. Не буду я с тобой на огонь и лед играть. Не буду. Хоть убей.

– Дурак.

– Сам такой.

– Ты хуже дурака, ты трус.

– Не заводись, Гарм. – Но руку с плеча брата Фенри убрал. – Сам знаешь, что говоришь неправду. Хочешь, пойдем побьемся? Глядишь, полегчает…

– Нет. Не хочу. – Гарм встал. – Пойду отца поищу. Давно не виделся. Ну, бывай, брат. – И он повернулся и пошел вглубь дома.

Сколько веков минуло в Обитаемом Мире с тех пор, как поселились в нем последние из Богов – никто не ведает. Этот осколок прежнего обширного мира, уютный и невеликий, стал их домом и – увы… тюрьмой.

Большинство в Обитаемом Мире составляли люди – светловолосые и гордые на севере, смуглые и мстительные на юге, скрытные и непонятные на востоке. А на западе этого мира поначалу обосновались альвы. Вернее те из них, что стали эльфами. Пройдя горнило братоубийственной войны, научившись – но не привыкнув – убивать себе подобных, альвы утратили способность летать, одолевая огромные расстояния и обгоняя ветер, разучились взывать к Сущностям, забыли многое из того, что прежде было им ведомо. Все, что осталось им – значительно более долгая, чем у людей, жизнь, почти что бессмертие; способность в минуты крайней опасности различать голоса стихий и обращаться к ним; да еще обрывки воспоминаний о былом величии и могуществе.