Изгнание - Лампитт Дина. Страница 122

Николь задала вопрос, который она уже задавала Мирод, немного изменив его форму:

– А лорд Джоселин знает, насколько распутна Сабина?

– Он думает, что она до сих пор девственница. Вы даже представить себе не можете, леди Аттвуд, как я казню себя за это предательство, меня оправдывает лишь то, что я совершенно теряю голову от желания, стоит мне только увидеть ее.

– Почему же тогда ты не на ее стороне и рассказываешь мне все это?

Из глаз Карадока выкатилась непрошеная слеза:

– Потому что я скорее убью ее, чем позволю наделать всяких глупостей. Себя-то я уже давно считаю безбожником, но ее душе не позволю гореть в аду.

Николь молча смотрела на него некоторое время, а потом вдруг поднялась и порывисто обняла его, достав лишь до талии.

– Бедный Карадок, – произнесла она, – какую ужасную жизнь приходится тебе вести. Если я была несправедлива или груба с тобой, прошу, прости меня. Это потому, что, как я думала, ты меня недолюбливаешь. Но теперь-то мне известна истинная причина.

– Тогда в Йорке, после этого ужасного сражения, я понял, какая вы хорошая женщина, миледи, – просто ответил Карадок, и Николь вдруг поняла, что слова «хорошая женщина» действительно подходят к ней.

Осенние краски становились все ярче, а дни все короче; король начал продвигаться на север со своим десятитысячным войском. Десятого сентября он покинул Плимут. На следующий день, появившийся на берегу реки всадник так яростно зазвонил в колокольчик у переправы, что Карадок, оттолкнув начавшего было ворчать Джайлза, сам отправился на пароме на другой берег. Он переправил и лошадь, и седока, а когда они сходили на берег, то у слуги как-то странно блестели глаза, и Николь рискнула спросить:

– Хорошие новости?

– Да. Этот человек – личный посол короля, миледи, и он привез письмо от его величества.

Николь нетерпеливо разорвала пакет. Ей показалось, что гнетущая атмосфера, окружавшая ее последние несколько дней, как-то незаметно растаяла.

– Что там? – спросила Мирод, быстро вошедшая в комнату и не желавшая ничего пропустить.

– Король хочет заехать сюда с дюжиной близких ему офицеров. Армия расположится лагерем недалеко от Тотнеса, а сам он попросил разрешения остановиться у нас в доме и день-два отдохнуть от походной жизни.

– И когда они появятся?

– Послезавтра.

– Боже мой! Да у нас же полно работы! – воскликнула Мирод и бегом направилась в сторону кухни.

– Я сейчас быстро напишу ответ, – крикнула ей вслед Николь, – Карадок, ты не организуешь для посла что-нибудь поесть и выпить?

– Поручите это мне, – послышался низкий голос, и Николь с удивлением обнаружила, что «лисица» тихо вошла в комнату и уже давно стоит, молча слушая каждое слово.

Николь перевела взгляд с посла, – хорошо сложенного молодого мужчины – на Карадока.

– Я думаю, дорогая, что от тебя будет гораздо больше пользы, если ты поможешь своей тете, – сказала она сладким голосом и отвернулась.

Как только посол уехал, в доме воцарился приятный хаос по подготовке встречи дорогих гостей. Все обитатели немедленно начали готовить праздничный обед, согласно инструкциям, данным в книге Г. Макхама. Из Дарта были доставлены устрицы, а все остальное – из самого Дартмута. Даже у самого маленького члена семьи – Миранды – было полно работы: ей доверили мыть фрукты. Все спальни были вычищены и проветрены, а белые простыни, как флаги, свисали из каждого окна.

– Я поселю короля в спальне королевы Елизаветы, – объявила Мирод своей невестке.

– А она, что, здесь была? – удивленно спросила Николь, чувствуя, как по спине у нее пробегает холодок от одной мысли о том, что она дышит одним воздухом с великой английской королевой.

– Да, мой отец пригласил ее в Кингсвер Холл незадолго до конца ее царствования.

– Ну, и какая она была, родители не рассказывали?

– Рассказывали. Моя мать заявила, а сама она была тогда молодой и красивой, что на королеве был огромный рыжий парик, зубы у нее были черными и такими редкими, что можно было с трудом понять, что она говорит, едва прикрытая грудь ее величества была довольно морщинистой и низкой. А мой отец, который тоже был еще довольно молод и красив, утверждал, что королева была совершенна, как богиня.

– Как странно.

Мирод рассмеялась:

– Я думаю, что Елизавета имела талант кружить головы мужчинам, делая их слепыми, а женщины, между тем, могли рассмотреть ее более внимательно.

– А куда ты собираешься разместить королевскую свиту?

– Для этого я хочу использовать комнаты, которые сейчас занимаете вы. Так что я переселю тебя в комнату Джоселина, а Миранду – в детскую.

– Хорошо.

И все же она чувствовала какой-то суеверный страх, перенося свои вещи в комнату, где Джоселин жил, спал, работал. Его лаборатория открыла ей глаза на еще одну сторону жизни ее мужа. Оказалось, он еще занимался наукой, был человеком, который мог часами сидеть над книгами, изучать старинные фолианты и рукописи, черпая из них знания. Она беспокойно металась по постели, в которой когда-то спал ее муж. Проснувшись, она поняла, что ей приснился эротический сон, полный неги и истомы. Все еще дрожа от эмоций, которыми был наполнен сон, молодая женщина, в которой, по всей видимости, проснулась Николь Холл, встала и подошла к окну.

Мягкая лужайка спускалась к реке, которая в этот час переливалась нежным, чарующим светом. Из этого окна вид был гораздо лучше, чем из ее прежней комнаты, она отчетливо различала причудливые формы гнезд зимородков, следы, оставленные водяными выдрами, маленькие всплески на реке от пляшущей рыбы. И еще она увидела паром, который плыл по воде, оставляя за собой пенный след. В этот ранний час кто-то переправлялся через реку. Еще не успев ничего подумать, Николь накинула теплую кофту прямо поверх ночной рубашки, выскочила из дома и побежала через мокрую от росы лужайку, через пересекающие ее тропинки прямо к реке. С каждым шагом она чувствовала, что сердце у нее стучит все сильнее, и это могло означать только одно. Торопливо открыв калитку, она выбежала на берег и остановилась, вглядываясь в черные воды реки.