Злой город - Силлов Дмитрий Олегович "sillov". Страница 14

Обоз остановился. Человек шагнул вперед и поклонился.

– Здрав будь, воевода.

– И тебе здоровья, Игнат-купец, – ответил Федор Савельевич. – Хлеб-соль, с возвращением. Легок ли был твой путь?

– Дошли с Божьей помощью, – ответил Игнат, машинально проведя рукой по вмятине на нагруднике.

Воевода посторонился, пропуская дочь. Настя подошла, протянула каравай. Игнат отломил кусочек, обмакнул в соль, но, прежде чем отправить в рот, понюхал хлеб и зажмурился от удовольствия.

– Вот теперь верю, что дошли, – сказал он и поклонился вторично. – Земной поклон тебе, град Козельск! И вам, братья мои и сестры!

Толпа ответила радостным многоголосьем, вверх полетели шапки.

– Здрав будь, Игнат!.. Здорово!.. О тебе забудешь, как же!.. А и забудешь – ты ж о себе напомнишь!..

Положенный предками ритуал встречи странников был окончен.

Народ ринулся через мост. Десятки рук хлопали по плечам усталых ратников и купцов, хватали под узцы лошадей и влекли их к воротам. Выли бабы – большинство от счастья, найдя своих, но кто-то и от горя, узнав страшное. Таких утешали как могли.

Но все же вернувшихся было больше. Усталых, обветренных, битых дождями и стрелами лихого люда, многое повидавших в дальней дороге, но возвратившихся к стенам родного города.

Обоз медленно втягивался в ворота. Но не только русские телеги были в том обозе. Чужие повозки, крытые плотными цветастыми тканями, ехали позади. Люди в странных, незнакомых одеждах шли рядом с теми повозками.

Но никто не удивлялся гостям. Многих разных людей из иных стран повидали горожане за прошедшие годы, когда в Козельск на ярмарку начал съезжаться торговый люд. Правда, нынче Игнат привез каких-то уж совсем странных – но ему виднее. Не первый год в дальние края с обозами ездит, потому и главой над торговым поездом вот уж в третий раз был назначен. И вернулся. А это в торговом деле самое сложное – вернуться. Потому как пути-дороги нынче ох какие неспокойные.

На смотровую площадку княжеского терема вышла княгиня с маленьким ребенком на руках. На плечи княгини был наброшен пурпурный плащ. Золотой обруч, украшенный жемчугом, лежал на голове молодой женщины поверх черного вдовьего платка, скрывающего волосы.

Нянька подошла сзади и набросила на плечи княгини тёплый воротник из шкурок редкого темного соболя.

– Ветрено, матушка. Сама застудишься и дитен-ка застудишь.

– Спасибо, Петровна, – еле слышно сказала княгиня, кутаясь в соболиный мех и крепче прижимая сына к груди. – И правда, зябко нынче.

Ей было вряд ли больше тридцати. Красивая женщина, с истинно княжескими чертами благородного лица, да только бледна и глаза припухли от слез. Около года назад уехал на охоту с малой дружиной муж ее, князь Козельский, да так и не вернулся. Ни весточки, ни слуха. Может, ордынцы, может, лихие люди постарались – кто знает. Степь свои тайны раскрывает неохотно. Ждала, не хотела верить. Лишь недавно черный вдовий платок надела, как нового князя на свет родила. А всё ж надеялась – а вдруг…

– Игнат с обозами вернулся, слава те Господи, – перекрестилась нянька.

Глаза княгини заблестели. Всхлип утонул в соболином меху. Княгиня повернулась и чуть не бегом метнулась обратно в терем.

– Ой, дура старая! – Нянька прикрыла рот морщинистой ладошкой. – Только дитятко чуток забываться стало – и тут я со своим языком!

И бросилась вслед за княгиней…

К Игнату вразвалочку подошел купец Семен Васильевич в высокой бобровой шапке и теплой медвежьей шубе, раскинул руки:

– Ну, здорово, братко!

– Здорово!

Братья обнялись.

– Ох, и заматерел ты, Семен, зараз и не обхватишь!

Игнат взял брата за плечи и чуть отодвинул от себя.

– Дай-ка я на тебя посмотрю. Заматерел, заматерел! А пошто в мехах-то? Весна чай на дворе.

– Не люблю, когда зябко, – поежился Семен. – Да и положение обязывает. Ты лучше скажи, много ли нам товару наторговал?

– На ярмарку хватит, чтоб лицом в грязь не ударить, – улыбнулся Игнат. – И еще останется.

– Это хорошо, – кивнул Семен. – И то хорошо, что ты аккурат к весенней ярмарке успел. Гости из русских градов, тех, что Орда мимо обошла, по пути в Новгород к нам заглянули. Не сегодня-завтра собирались торговище [62] зачинать – а тут еще и ты…

Мимо них нескончаемым потоком ташились телеги и повозки с товарами. Усталые волы, влекущие груженые подводы, почуяв запах сена и стойла, стали быстрее перебирать копытами.

С одной из телег спрыгнул рослый воин в ордынских кожаных доспехах, не иначе, взятых с бою. На плечах у него был наброшен сильно потертый плащ-каросс, сшитый из шкур невиданных животных. В правой руке воин держал копье с наконечником-лезвием необычной каплевидной формы, заточенным с двух сторон, в левой – небольшой круглый щит, обтянутый толстой шкурой животного, живущего далеко за Срединным морем [63]. Рог этого зверя, который он, судя по байкам ярмарочных брехунов, таскал на носу, торчал из центра щита.

Но не только оружие воина было необычным. Его лицо под полукруглым шлемом кочевника было абсолютно черно. Как и его руки, сжимающие оружие. Воин подошел, встал на шаг позади Игната и застыл, словно статуя.

Семен опасливо покосился на странного воина.

– А это кто такой? – спросил он тихо. – Пошто личиной черен? Сажей, что ли, измазался? Или ты, прости Господи, черта к себе на службу взял?

Игнат рассмеялся.

– Да нет. За Срединным морем, которое Итиль-река питает, земля есть – так там все люди и ликом, и телом черны. Встретил я его на пути зело далече отселе. Ну, подсобил ему немного – он один супротив полудюжины бился. Назвался воином. Тогда еще по-нашему не разумел, знаками показывает, мол, его жизнь теперь мне принадлежит. Я ему толкую – да ладно тебе, ничего ты мне не должен. А он – ни в какую. С тех пор от меня ни на шаг.

– Во диво-то! – покачал головой Семен. – Чего только на свете не бывает!.. А это чего такое? – хохотнул Семен. – Ты, братко, в заморских странах цельное дерево прикупил? Нешто у нас своих деревьев мало? В лесу сколько хошь и бесплатно. Али забыл?

На специально построенной длинной телеге пара волов тащила длинную струганую лесину с углублением на конце. Вслед за этой телегой шли еще несколько, крытых сверху дерюгами от дождя и любопытных глаз.

– И на кой тебе такая здоровая ложка? – посмеиваясь, продолжал допытываться у брата Семен.

– То не ложка, – серьезно ответил Игнат. – То мой дар городу. Машина иноземная. Прямо через стену в ворога может камни или иные снаряды метать.

– А то у нас на стенах самострелов мало, – осуждающе покачал головой Семен, покатал на языке непривычное слово. – Машина… А ты у веча спросил, нужен городу такой дар? Твоя машина места займет с две избы, а тут у нас и так развернуться негде.

– Машина разборная, – спокойно ответил Игнат. – Время придет – глядишь, пригодится.

– А глядишь, и не пригодится, – продолжал ворчать Семен. – Помяни мое слово, только зря наше общее дело в расход ввел.

– Тот расход на меня запишешь, – ровно ответил Игнат. Семен отмахнулся.

– Вот, сейчас начнем рубели [64] считать. Ты просто в будущем дары городу поменьше размерами выбирай. Еще пара таких даров – и наши с тобой подворья в посад [65] переносить придется.

Телеги прошли. Вслед за ними потянулись повозки, крытые слегка выцветшими от ветра и дождей тканями необычной расцветки. Рядом с повозками шагал невысокий человек в цветном халате, шитом из дорогой канчи [66]. Его плоское лицо с раскосыми глазами было бесстрастно, словно вылеплено из желтой глины. На поясе у человека висел длинный прямой меч.

– А энтого ты не иначе как в Орде прихватил? – кивнул на человека Семен.