Золотой ключ. Том 3 - Роун Мелани. Страница 28

Последние восемь дней были сплошным мучением. Эдоард почти не разговаривал с ним, а с женщинами вел себя преувеличенно вежливо. Мара едва скрывала беспокойство. Элейна не отходила от мольберта, рисовала борзых и интерьеры Чассериайо. Только Беатрис сохраняла хорошее настроение, и Рохарио все более раздражался ее беспричинным весельем, контрастирующим с его мрачным расположением духа.

Однако, как часто повторяла его дорогая матушка, мрачность не только малосимпатична, но и совершенно бессмысленна. “Ты уже не ребенок, чтобы ходить с таким удрученным видом, Рохарио. Это утомляет меня, приводит в ярость твоего отца, а сам ты становишься совершенно бесполезным”.

Но создавшееся положение пробуждало в нем худшие качества, хотя он и наблюдал за собой со стороны — глупый, упрямый мальчишка, — словно был посетителем Галиерры, заинтересовавшимся какой-то картиной. В этом отношении Матра благословила Эдоарда, коего абсолютно не волновало, как воспринимают окружающие его поведение.

Рохарио вздохнул и начал читать вслух неразборчивый текст книги:

Так стояла герцогиня Хесминия, поддерживаемая двумя служанками, которые не боялись заразиться от нее чумой и готовились умереть вместе с ней. И хотя тело герцогини было совсем хрупким, голос не утратил силы. Так записала ее слова санкта Сильвестра:

Клянусь моей верой в Матерь и Ее Сына, я не позволю, чтобы мои верные Грихальва стали жертвой столь чудовищных подозрений. Они не совершали тех страшных преступлений, в которых их обвиняют. Я благословляю их…

Рохарио замолчал и поднял голову.

Она словно статуя неподвижно застыла в затененном углу возле дверей и слушала его чтение. Ему почудилось, будто в него ударила молния. Это она так действует на него!

— Что вы здесь делаете? — резко спросил он. Она вздрогнула и посмотрела на него, как кролик, готовый в любой момент обратиться в бегство, а потом вышла на середину зала.

— У вас в руках очень старая книга.

— Я нашел ее в библиотеке.

За последние несколько дней Элейна изменилась. Казалось, она перестала быть собой.

— Прошу прощения. Я не хотела вас побеспокоить. — Она двинулась вдоль стены в дальний угол. — Мой брат Агустин прислал мне письмо. Вчера вечером я оставила его здесь…

Почему она оставила письмо в банкетном зале? Сюда редко кто заходит; именно поэтому Рохарио так любил тут посидеть, хотя слуги иногда забывали стирать пыль со столов и скамеек, от чего его одежда пачкалась.

Вдруг Рохарио заметил, куда смотрит Элейна Грихальва, — белый кусок пергамента лежал на дальнем конце стола. Час назад его там не было.

— А вот и оно. — Она схватила письмо. — Еще раз прошу прощения. Сейчас я уйду.

— Нет! Я хотел сказать.., в этом нет никакой необходимости.

— Я работаю над портретом Эдоарда.

Она несчастлива. Эта мысль проскользнула в его сознание с дерзостью пятилетнего ребенка, ворвавшегося в помещение, куда ему запретили заходить. Она несчастлива! На несколько мгновений Рохарио потерял дар речи. А Элейна успела подойти к двери.

— Я могу вам почитать, — выпалил он и ужаснулся собственных слов.

Рохарио взял эту книгу потому, что его привлек выцветший и потрескавшийся кожаный переплет, но сверх ожиданий рассказ давно умершего историка о смертельной вражде между екклезией и семьей Грихальва его заинтересовал. Однако Элейна вряд ли захочет слушать историю своей семьи.

Она нервно теребила пергамент.

— Вы хорошо читаете.

Она пытается ублажить его, как это делали и окружающие, постоянно, всю его жизнь.

— Да, — с горечью ответил он, — у меня приятный голос. И вполне сносные художественные способности.

— Эйха, — кивнула Элейна. — Грандтио Кабрал обучал вас живописи…

Рохарио был уязвлен этим напоминанием.

— Не надо сердиться, — поспешила добавить она. Он отодвинулся от стола и стряхнул пыль со своего утреннего костюма.

— Кабрал Грихальва сделал все что мог, но сумел обнаружить во мне лишь “сносные способности”. Рохарио безуспешно силился улыбнуться. — Уж не знаю, кто был больше разочарован — он или я.

— Мне очень жаль.

— Не стоит. Вы хотели уйти… — Он сделал неопределенный жест рукой.

— Нет, пожалуйста, почитайте мне, а я буду рисовать. То, что я услышала, показалось мне любопытным.

Элейна прониклась жалостью к его “вполне сносным способностям” — она, имеющая истинный дар. Но, даже понимая это, Рохарио не смог отказать ей.

— Как хотите.

Когда Рохарио спускался вслед за девушкой по широкой лестнице, ведущей в герцогские апартаменты, ему вдруг захотелось оказаться в другом теле и в другой жизни. Рохарио ужасно надоело быть “бесполезным щеголем”, но молодой дворянин знатного происхождения не может иметь профессию, на что ему не раз указывала мать: “Матра дала нам вполне определенные обязанности — мы должны управлять, Рохарио, а они — работать и служить”.

Неожиданно Элейна тихонько вскрикнула и остановилась. Рохарио налетел на нее. Девушка на мгновение прижалась к нему, и сердце его отчаянно заколотилось…

Он знал, что такое женщины. Мать позаботилась о том, чтобы его образование было всесторонним.

"Ты не будешь гоняться по всему дворцу за хорошенькими служанками. Это недостойно до'Веррада, и я потратила немало сил, чтобы найти в Мейа-Суэрте девушек, которые будут прилично выглядеть и смогут эффективно исполнять свои обязанности. Я не допущу, чтобы ты испортил мне все дело. Существуют уважаемые заведения, где юношу посвящают в подобные тайны, — именно там ты и удовлетворишь свое любопытство”.

И он удовлетворил свое любопытство по полной программе.

Тут Рохарио заметил, что дверь в герцогские покои приоткрыта. Они с Элейной оставались незамеченными в углу, где лестница выходила в коридор. Из комнаты выскользнула Беатрис Грихальва в утреннем пеньюаре, наброшенном на изящную ночную рубашку. Обернулась к мужчине, стоявшему в дверном проеме.

Его лицо сияло. Она наклонилась вперед…

Чтобы поцеловать его! И вовсе не сестринским поцелуем!

— Эйха! — пробормотал Рохарио.

Элейна оттеснила его назад. Он споткнулся на ступеньках, а потом они долго стояли на лестнице тяжело дыша.