Король терний - Лоуренс Марк. Страница 43

— Ему не следует торопиться, — сказал шедший рядом со мной Макин.

— Для начала он разрушит стены и уничтожит первые ряды защитников замка, — предположил Коддин.

— Ему нет надобности рваться за стены замка, пока не лег снег, глубокий снег, — не согласился с ним Хоббз. — Зимой ему захочется укрыться за стенами у теплого огня. А весной и в долине хорошо.

— Он хочет войти в замок сегодня, — сказал я. — В крайнем случае — завтра. И войти он хочет через главные ворота.

— Почему ты так решил? — спросил Коддин. Он не спорил, просто хотел понять мой ход мыслей.

— А зачем разрушать хороший замок? — в свою очередь спросил я. — Осада. Атака. И сдача. Небольшая порция милосердия, и в его распоряжении еще одна крепость и новый гарнизон. Надо будет только залатать пробоины в главных воротах. Ему не нужны полумеры, как мне. Действовать быстро и мощно, и цель достигнута.

— Небольшая порция милосердия? — переспросил Макин. — Ты думаешь, от пресловутого милосердия принца что-то осталось после наших вылазок?

— Может быть, и нет, — усмехнулся я, — но и я не настроен на милосердие. Запомни, дружище, на этот раз никто живым отсюда не уйдет.

— Красный Йорг. — Макин хлопнул себя по груди, как он сделал это в маленькой крепости у Римагена несколько лет назад.

— Красный день, — поправил я и сунул два пальца в то, что еще недавно жило и смеялось, а затем провел пальцами по щекам, оставляя две алые полосы. Пока мы шли по долине, я вертел в руке медную шкатулку, висевшую в кожаном мешочке у меня на поясе. Весь день я чувствовал, как Сейджес нарушает границы моего воображения, полузабытья и грез наяву, именно в эти области ему удавалось найти тропки. Мои источники, шпионская сеть, далеко не такая разветвленная и хитроумная, как у остальной Сотни, донесли мне, что у принца Стрелы есть еще одна армия, малочисленная по сравнению с той, что встала у моих ворот. Она направилась в Анкрат, к Высокому Замку, — вероятно, чтобы гарантировать, что армия моего отца остается за стенами. И казалось, у Сейджеса не было причин посещать меня, если, конечно, он не присоединился к Стреле, когда баланс сил стал очевиден, и теперь не служил принцу советчиком. Хотя на самом деле он стремится не столько направлять принца, сколько овладеть его разумом.

С другой стороны, этот злонравный Повелитель снов может сидеть в Высоком Замке. Вполне возможно, что Сейджес горит желанием разведать мои планы для того, чтобы продать их Стреле и тем самым купить независимость моему отцу. В любом случае я не собираюсь ему все выкладывать.

Я ухватил нить памяти, которую искал, и потянул за нее. Предварительные планы, которые я хранил в шкатулке, всегда возникали как неожиданное вдохновение или прозрение, и все разрозненные факты выстраивались в логической последовательности. Я потянул нить своих планов, но на этот раз что-то пошло не так. На этот раз, вопреки моей осторожности, шкатулка приоткрылась — крошечная, с волосок, щелка — и я внутренним зрением увидел под крышкой мрачный свет. Я тут же захлопнул шкатулку. Крышка клацнула, закрываясь.

Какое-то время я полагал, что из шкатулки ничего не ускользнуло.

И вдруг память моя наполнилась.

— Здравствуй, Йорг, — сказала она, и все умные слова исчезли из моей головы.

— Здравствуй, Катрин.

Мы стояли среди надгробий, между нами статуя девочки и собаки, ветер кружил опавшие лепестки розовым снегом, я думал о полусфере, разбившейся много лет назад, и гадал, как это все разрешится.

— Тебе не следует гулять здесь одной, — сказал я. — Мне говорили, что в этих лесах бродят шайки разбойников.

— Ты разбил мою вазу, — сказала она.

Я порадовался, что и она с трудом подбирает слова. Она коснулась головы в том месте, где я ударил ее. Ваза разбилась, и Катрин упала. Те, кто ей был дорог, по моей милости лежат в сырой земле, а она говорит о какой-то вазе. Так бывает: когда мы хотим заглушить сильную боль, мы начинаем говорить о вещах посторонних и малозначащих.

— Справедливости ради, ты хотела меня убить.

Она нахмурилась.

— Здесь я похоронил свою собаку, — сказал я.

Катрин умела развязывать мне язык и вытягивать секреты, знать которые у нее не было права. Существовало нечто общее между этой ее способностью и ударом мечом по голове, что я получил от Оррина Стрелы. Катрин лишала меня здравого смысла.

— Здесь Ханна похоронена. — Она вытянула руку в сторону могилы. Ее рука была белой, жест спокойный и твердый.

— Ханна? — переспросил я.

Бровь ее грозно дернулась, зеленые глаза вспыхнули.

— Старая служанка, которая хотела задушить меня? — спросил я. Перед глазами возникла картина: красное лицо в обрамлении седых всклокоченных прядей, мои руки сжимают ее горло.

— Не хотела! — тихо и с абсолютной уверенностью произнесла Катрин. — Она не хотела тебя убивать.

Но она знала, что хотела.

— Ты убил Галена, — сказала она, сверкая глазами.

— Это правда, — подтвердил я. — Еще мгновение, и он бы вонзил мне меч в спину.

Она не стала этого отрицать.

— Убирайся к черту, — сказала она.

— Ты скучала по мне? — спросил я и улыбнулся, потому что был просто рад ее видеть, дышать с ней одним воздухом.

— Нет. — Но ее губы дернулись, и я понял, что она думала обо мне. Я понял это, и странным образом меня это обрадовало.

Она вскинула голову, развернулась и пошла, медленно, словно преследуя свои мысли. Я смотрел на изгиб ее шеи. Катрин была одета в костюм для верховой езды из кожи и замши, сочетание коричневого и приглушенно-зеленого. Солнечный свет выхватил сотни рыжих искр в ее вьющихся волосах.

— Ненавижу тебя, — сказала она.

Лучше, чем равнодушие. Я пошел за ней следом.

— Король, а воняешь, как смерд, — сказала она.

— То же самое ты сказала при нашей первой встрече, — напомнил я ей. — По крайней мере, это честный запах, так пахнет дорога. Запах лошади и пота. Придворные интриги воняют куда хуже. По крайней мере, для меня.

Она пахла весной. Я подошел почти вплотную, и она не ушла от меня. Я стоял очень близко и чувствовал силу, текущую между нами, от нее покалывало кожу, она проникала внутрь, от нее дрожали пальцы. Стало трудно дышать. Я хотел Катрин.

— Ты не хочешь меня, — сказала она, словно я выразил свое желание вслух. — И я тебя не хочу. Ты просто мальчишка, один из самых порочных и жестоких. — Она плотно сжала губы, но они не потеряли своей желанной привлекательности.

Я видел изгибы ее тела и желал ее так, как ничто иное в этом мире. А желаний у меня была тьма-тьмущая. Я не мог говорить. И вдруг я почувствовал, как мои руки непроизвольно тянутся к ней, с большим трудом удалось их сдержать.

— Какой интерес у тебя может быть к сестре, блуднице из рода Скоррон? — спросила она и вновь нахмурилась.

Ее вопрос заставил меня улыбнуться и вернул дар речи.

— Что? Мне следует быть рассудительным и благоразумным? Это плата за взросление? Слишком высокая плата. Если я не могу не любить женщину, которая заменила мне мать… не могу из глупого ребячества обижать… о, это слишком высокая цена, поверь.

И снова ее губы дернулись — призрачный намек на улыбку.

— Моя сестра — блудница? По правде говоря, у меня нет тому никаких свидетельств, — сказал я.

Катрин натянуто улыбнулась и погладила юбку, глядя на деревья, будто искала среди них не то друзей, не то врагов.

— Ты же не хочешь, чтобы я был благоразумным.

— Я вообще тебя не хочу, — сказала она в ответ.

— Не благоразумие творит мир, — продолжал я. — Мир — это обманщик, вор, убийца. Говорят, ворон ворону глаз не выклюет.

— Я должна ненавидеть тебя за Ханну, — сказала она.

— Она пыталась убить меня. — Я направился к могиле, на которую показала Катрин. — Хочешь, я извинюсь перед ней? Знаешь, я умею разговаривать с мертвыми.

Я остановился, чтобы сорвать колокольчик, цветок на могилу Ханны, но в моей руке стебель потерял силу и согнулся, а синий цвет потемнел до черного.