Влюбленный герцог - Фоули Гэлен. Страница 67

Едва он вошел в зал, как его встретил Колдфелл, рассыпавшийся в извинениях.

— Ваша светлость, я крайне сожалею о сцене, которую устроил этот молодой пройдоха. Это совершенно недопустимо. Он отравляет мне жизнь с тех пор, как впервые увидел мою дочь.

— Выходит, этот молодой Ромео отравлял жизнь нам обоим, не так ли, Джульет?

Джульет смотрела на него со страхом — она боялась, что он сделал что-то ужасное с тем, кого она любила. Хоук взял ее за руку и повернулся к Колдфеллу, напустив на себя вид величественный и надменный.

— Если вы не возражаете, мне бы хотелось поговорить с вашей дочерью наедине. Я намерен уладить это весьма неприятное недоразумение.

— Разумеется, — склонил голову Колдфелл. Он подтолкнул дочь и жестом приказал ей идти за Хоуком.

Хоук с высокомерным видом предложил ей руку, разыгрывая обиженного жениха. Даже ее отец, кажется, почувствовал, что обязан сделать своей дочери выговор. Вид у нее был испуганный и подавленный, когда она положила руку на его локоть и медленно пошла рядом с ним.

— Сюда, Джульет.

Он ташил ее за руку к маленькой лесенке, ведущей вниз, в пристройку. Едва они оказались вне поля зрения гостей, как он обернулся и еле слышно произнес: «Идите!» Она нахмурилась, хотела что-то спросить, но он покачал головой и подвел ее к полукруглому французскому окну, выходящему во двор. Он открыл окно и указал вниз. Она покорно посмотрела туда, и лицо ее озарилось радостью, когда она увидела Гриффона, ждущего внизу. Она помахала ему рукой.

Хоук повернул ее к себе за плечи, чтобы все объяснить. Он будет артикулировать каждое слово так тщательно, как только сможет. Она в ожидании смотрела на его губы. На сей раз он твердо решил объясниться.

— Джульет.

Она взволнованно кивнула.

— Вы любите Гриффона?

На лице ее появилось мечтательное выражение, она кивнула, и вся ее любовь отразилась в ее сияющих глазах.

— Вы хотите выйти за него замуж? Еще один бессловесный кивок.

— Влезайте, и я помогу вам бежать.

Ее глаза распахнулись от удивления. Она колебалась, потом радостно кивнула.

Хоук свистнул Гриффону и помог Джульет перелезть через подоконник. Он медленно опустил ее, держа за руки, прямо в объятия ожидающего ее молодого человека. Потом он, спрыгнув вниз, ловко приземлился и повернулся к счастливо улыбающейся молодой паре, с нетерпением поджидающей его. Они побежали к подъезду, и Хоук торопливо усадил их в свой экипаж, а Гриффон повернулся и обеими руками пожал ему руку.

— Прошу прощения за свою выходку, ваша светлость. Я не знаю, что сказать.

— Не надо ничего говорить. Я верю в вашу рассудительность и надеюсь, что вы будете хорошим мужем этой девушке.

— Это я вам обещаю!

— Хорошо. А теперь я доверю вам еще и свою карету, так что осторожней, не сломайте ее. Поезжайте, Уильям, в Гретна-Грин! — приказал он. — И гони лошадей что есть сил! Пройдет не так уж много времени, и Колдфелл пустится за вами в погоню!

— Да, сэр!

— Проклятие! — внезапно воскликнул Гриффон. — А как же мой жеребец? Вы его помните? Такой крупный, белый. Он стоит на привязи около «Розы и короны»!

— Нет, вы должны взять его в подарок за то, что сделали для нас сегодня.

Хоук махнул рукой:

— Да поезжайте же! Второго шанса у вас не будет, Гриф-фон. Ее сын будет графом, имеющим четыре места в палате общин, а вы будете его отцом.

Он захлопнул дверцу кареты, и Уильям тронул лошадей.

— Хоуксклиф! — крикнул Гриффон, махая из окна рукой, когда карета тронулась. — У вас душа поэта!

Хоук помахал ему в ответ, надеясь, что у него обнаружится еще и красноречие поэта. Он добежал до платной конюшни, взлетел в седло жемчужно-белого жеребца Гриффона и отправился завоевывать сердце своей дамы.

— Коня! Коня! Полцарства за коня!

Очарованная, Бел сидела со своим отцом в театральной ложе. Потрясающий Эдмунд Кин, исполнявший роль Ричарда III, бросился через поле битвы, выкрикивая ставшие историческими реплики из пятого акта, в котором действие достигло апогея. Хотя Белинда хорошо знала эту пьесу, и она, и ее отец взволнованно следили за тем, как король Ричард сражается со своим мстителем, графом Ричмондом, и погибает.

Во всем христианском мире никто не смог бы сыграть сцену гибели так, как ее сыграл Эдмунд Кин. Занавес опустился, в зале стояла оглушительная тишина. Публика, подавленная мощью пера поэта и удивительным талантом актера, молча смотрела на злодея короля. И вдруг, прежде чем Ричмонд успел произнести свою заключительную реплику, широкие двери в задней стене зрительного зала со скрипом растворились.

Бел смотрела на сцену завороженная и вздрогнула раздраженно, когда по залу внезапно пронесся шквал изумленных возгласов. Публика повскакала с мест, раздались крики, нечленораздельные восклицания.

«Как это невоспитанно!» — подумала Бел, с негодованием оборачиваясь. И тут она раскрыла рот, потому что огромный белый конь, на котором сидел высокий черноволосый всадник, вступил в зал и гордо двинулся по центральному проходу. Актеры со сцены изумленно смотрели на происходящее.

Бел не верила своим глазам. Герцог Хоуксклиф невозмутимо сидел на белом коне, не обращая внимания на шум, поднявшийся в зале.

— Что он делает? — тихо спросила потрясенная Бел, схватив отца за руку.

— Понятия не имею, — пожал тот плечами.

Конь громко заржал и потряс головой, махнув белым чубом. Публика закричала в восторге. Режиссер и его помощник бросились к Роберту, чтобы остановить его, но он отвернул коня в сторону изящным движением, длинный конский хвост взметнул пыль на сцене, а потом жеребец встал на дыбы.

— Не подходите! — приказал он громовым голосом. — Я приехал по крайне важному делу. Зрелище вам гарантировано!

— Оставьте, пусть его! — крикнули из публики.

— Это Хоуксклиф?

— Не может быть! — говорили потрясенные зрители.

С едва заметной проказливой улыбкой Роберт направил белого коня к ложе Бел. Он вынул из петлицы сюртука великолепную красную розу и протянул ее Белинде. Этот галантный жест вызвал веселые крики, свистки, аплодисменты. Засмеялся даже мистер Кин.

От озорной улыбки Роберта сердце у Бел забилось как бешеное. Ее охватила немыслимая, безумная радость.

Она перегнулась через перила и взяла розу, смущенная тем, что привлекает к себе всеобщее внимание. Ведь все знали, кто она такая — Магдалина, как называли ее газеты, раскаявшаяся блудница.

— Пойдемте, миледи, — тихо попросил Хоук.

— Вы сошли с ума?

— Я сошел с ума, когда позволил вам уйти. Возьмите меня обратно. Клянусь, вы не пожалеете. Выходите за меня.

— Роберт!

В зале наступила тишина, все боялись пропустить хоть слово, а Хоук обратился к ее отцу.

— Сэр, я люблю вашу дочь больше всего на свете, — громко заявил Роберт, и его приятный баритон разнесся по притихшему залу. — Вы позволите мне просить ее руки?

— Разумеется, ваша светлость. — Альфред ласково усмехнулся.

— Но, папа! — запротестовала Бел.

Кто-то засмеялся, видя ее затруднительное положение; многие топали ногами и ликовали.

— Роберт, вы выставляете себя на посмешище!

— Да, моя милая, в том-то все и дело. Если уж устраивать скандал, так делать это надо как следует.

— Ах, вы меня сведете с… — В отчаянии она не смогла договорить.

Подъехав к самой ложе, он предложил ей руку с мягкой, ласковой улыбкой.

— Пойдемте со мной. Не нужно колебаться. Вы знаете, что я вас люблю. Я никогда больше вас не оставлю.

— Скажите «да»! — крикнул кто-то из зала. — Скажите ему «да»!

— Не будь дурой, девушка! — крикнула с галерки какая-то простолюдинка. — Он тебя любит!

— Не отступайте! — закричали некоторые, подбадривая Роберта.

— Я считаю, что это никого не касается! — возмутилась Белинда.

Роберт дерзко усмехнулся:

— Большинство «за». Пойдемте, Бел. Какой смысл во всем, если мы не вместе?

В его темных глазах сияло обещание того будущего, о котором она мечтала так долго. Он терпеливо ждал, протянув к ней руку, уверенный, что не получит отказ на глазах у всего зала. Видит Бог, он его заслужил — после всего, через что заставил ее пройти.