Драконья алчность - Малинин Евгений Николаевич. Страница 53
Последние слова я продумывал очень медленно, потому что, как только я мысленно сформулировал задачу, во мне что-то шевельнулось… что-то похожее на понимание. Я сосредоточился на своих ощущениях и внезапно понял…
Мои ладони разжались, выпуская поводья, и обе руки медленно, осторожно поднялись и вытянулись вперед. Глаза сами собой закрылись, и сначала я ощутил всю ту магическую Силу, которая окутывала меня плотным коконом, а затем!… Перед моими закрытыми глазами в абсолютной темноте возникли некие, поначалу весьма расплывчатые, письмена. Нет, это были даже не письмена, уверен, что ни один из самых опытных специалистов по семантике не смог бы их расшифровать. Это было некое послание, адресованное только мне, и прочитать его мог только я… Даже не прочитать, а… озвучить. И я знал, как это сделать и что за этим последует!
Странные, порой труднопроизносимые звуки начали падать с моих губ, складываясь в незнакомые, неведомые слова, разбивавшиеся точно отмеренными паузами, припадочно хлюпающими вздохами и неимоверно высокими, до визга, подвываниями… Руки мои двигались в такт этим звукам, то ли дирижируя ими, то ли танцуя в задаваемом ими ритме! А мерцающие перед моими закрытыми глазами знаки медленно таяли, гасли, испарялись, как только я произносил их! И на их месте возникали другие!…
Наконец истаяла последняя строчка, и я снова видел только черноту, только нечто, клубящееся перед закрытыми глазами. Я медленно поднял веки и огляделся. И окружающий нас чахлый лес, и расстилающееся перед нами болото ничуть не изменились… только, начинаясь перед самыми копытами моей лошади, через кочки и черно отсвечивающую стоячую воду, причудливо петляя, вперед уходил Путь!
Не было ничего, что на него указывало бы, — ни вешек, ни зарубок, ни магических нитей, света или тьмы, так что Путь нельзя было увидеть… Его можно было только ЗНАТЬ!
И тогда я понял, что мне удалось… вспомнить… сложить… создать!… Создать!! Заклинание «Истинного Пути»!… И знал, что теперь уже никогда я его не забуду!
Наклонившись чуть вперед, я вытащил из своего мешка плотную, широкую тряпицу, служившую упаковкой для какой-то снеди, и расстелил ее на спине своей лошади перед седлом. Потом кивнул Гварде:
— Забирайся сюда, дальше поедешь верхом.
Умный синсин, не задавая вопросов, одним прыжком оказался на предложенном ему месте. Затем я повернулся к Шан Те и, ободряюще улыбнувшись, попросил:
— Тебе, принцесса, надо будет двигаться точно за моей лошадью. Внимательно смотри и старайся, чтобы она шла след в след, и… не дай ей испугаться!
Шан Те молча кивнула. Последним, к кому я обратился, был Поганец. Чуть оглянувшись, я спросил:
— Ученик, ты там крепко держишься?…
— Не боись, не свалюсь! — пропищал в ответ маленький нахал.
— И все-таки ухватись покрепче за мой… халатик, — посоветовал я.
А затем я тронул свою лошадь и вступил на открывшийся передо мной Истинный Путь.
Синсин был прав, лошади прошли совсем немного не больше полутора десятков метров, и началась топь. Я даже не понял, как Гварда смог выбраться из нее — ведь, судя по его виду, он окунулся в эту зловонную жижу с головой. А Путь резко вильнул влево и плавным полукругом обошел первое бездонное окно трясины.
Поначалу я оборачивался назад при каждом более-менее резком повороте и каждый раз убеждался, что кобыла Шан Те следует точно за моей лошадью. Постепенно я перестал беспокоиться о девушке и все внимание сосредоточил на Пути, хотя, честно говоря, особо сосредоточиваться было и не на чем. Сам Путь стал как бы моим шестым чувством, и я вел по нему свою лошадь совершенно автоматически, не задумываясь. Болото, которое нас окружало, постепенно приобрело совершенно классический облик, со всеми полагающимися ему кочками, темной, покрытой ряской водой, отдающей аммиаком, чахлыми стволиками редких пародий на деревья и ожидаемыми, но всегда неожиданными пузырями дурно пахнущего газа, вврывающимися на поверхность из неизвестно каких глубин. И только одним это болото отличалось от всех других: в нем не было совершенно никакой живности — ни лягушек, ни головастиков, ни пиявок… Над ним не летали ни птицы, ни стрекозы… Даже жуки-плавунцы не перебегали по его темной, лаково отблескивающей поверхности. Может быть, поэтому над этим болотом висела такая… абсолютная тишина!
Таким образом мы продвигались в этой необыкновенной тишине около часа, а конца болоту не было видно. Наконец я не выдержал и, не оборачиваясь, негромко спросил:
— Слушай, Поганец, ты вроде бы говорил, что до реки совсем недалеко, а никакой реки не видно…
— Ну… говорил… Так я ж про прямой путь говорил, а мы смотри, как петляем!… Если бы ты ехал прямо, мы уже давно у переправы были бы…
— Нет, дорогуша, если бы я ехал прямо, мы давно уже были бы…
Я не договорил, но Поганец неожиданно смиренным тоном проговорил:
— Да я понимаю…
— Я тоже понимаю, что тебе трудно сориентироваться, но мне надо знать, успеем ли мы до темноты выбраться на сухое место?…
— Успеем!…— попытался успокоить меня Поганец, однако уверенности в его голосе было явно недостаточно.
А вдобавок к моему возраставшему беспокойству я вдруг услышал… разговор! Впрочем, какое-то отдаленное жужжание воспринималось мной уже несколько минут, но в этот момент оно совершенно неожиданно распалось на отдельные звуки, складывавшиеся в слова… фразы… неспешную беседу…
— …случайно. Откуда ему может быть известен проход в нашем пруду? Мы ему проход не показывали — я его вообще первый раз вижу!
— Да, как же, случайно! Смотри, как точно он ведет свою лошадь, как будто не в первый, да и не во второй раз здесь проезжает! И главное, ведь никаких ориентиров у него нет!
— Почему это нет?…
— Потому что, если бы он на что-то ориентировался, ему пришлось бы останавливать или хотя бы придерживать свою лошадь, чтобы уточнить ориентиры, а он двигается, как по… наезженной дороге!
Я внимательно огляделся, болото было по-прежнему удручающе пусто, неподвижно и тихо, мне даже показалось, что вода и та плещется под копытами лошадей совершенно беззвучно. Слышны были только два тихих голоса, вот только откуда они слышались, я никак не мог понять! А разговор продолжался: