Отражения (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 24

— Не стоит расшаркиваться друг перед другом: примем как данность, что мы оба поступили неправильно, и забудем об этом. — Я тоже улыбнулся и пожалел, что он не видит моей улыбки. Хотя о чём тут жалеть — и не улыбка вовсе, а гримаса, потому что лицо перекашивается... Даже хорошо, что не видит, можно спокойно поговорить...

— Он причинил вам вред, милорд? — Между нами крепостным валом вырос рыжий титан.

— Ни в коем разе, это я помешал... — Молодой человек не успел договорить.

— Почему ты не на коленях? — горя праведным гневом, завопил Борг, испепеляя меня страшным взглядом.

М-да, один на один я обычно редкий трус, но если появляются зрители... Ох, надо искоренять в себе дурную любовь к публичным выступлениям...

— Я, конечно, извиняюсь, но какая разница твоему господину?

— Да как ты смеешь?!

— Он всё равно не увидит, что я делаю — стою на коленях или показываю ему нос. А вот тебе, наверное, будет очень приятно. — Я посмотрел на рыжего верзилу снизу вверх, но с таким видом, как будто это он ростом мне до плеча.

Борг побагровел так сильно, что стал напоминать ярмарочных кукол, разыгрывающих представление. В самом деле, совершенно малиновая физиономия в сочетании с пылающими на солнце рыжими волосами выглядела как-то... нереально. В принципе, я ожидал, что в следующий миг буду растоптан великаном, но события свернули на другую тропинку:

— Ты когда-нибудь сведёшь меня с ума, Борг, — устало заключил молодой человек. — Конечно, мне всё равно, в какой позе находится этот человек, и незачем требовать от него исполнения всех тонкостей этикета...

— Он всего лишь — ничтожный раб! К тому же — клеймёный... — злобно бросил Борг.

— Клеймёный? — На лице «милорда» появилось любопытство, впрочем, настолько лёгкое, что даже самый придирчивый наблюдатель не счёл бы его неприличным.

— И клеймо — свеженькое! — Рыжий просто сгорал от злорадства.

— Ты считаешь, что это в корне меняет дело? — поинтересовался я.

— Слушай, ты...

— Спокойно, Борг! Если на его теле есть клеймо...

— Не на теле, а на лице! — уточнил верзила.

— Какая разница? Так вот, если у него есть клеймо на теле, это не означает, что такое же клеймо стоит на его душе. Ты меня понимаешь?

— Милорд...

— Точно так же можно сказать и про меня: даже если мои глаза ничего не видят, глупо было бы утверждать, что так же слепы мой разум и моя душа. — Молодой человек говорил спокойно и тихо, но в каждом слове слышалось то, от чего я успешно отвыкал в течение долгих лет. Он наверняка получил прекрасное и разностороннее образование — не только книжное, но и жизненное. Более того, манера выражаться выдавала человека, привыкшего к тому, что его слова выслушиваются самым внимательным образом, а то и почитаются, как повеления. Мой ровесник? Почти. Но куда более зрелый, если так можно выразиться. Рядом с ним я вдруг почувствовал себя капризным ребёнком, не выучившим урок. Я фыркнул и щёлкнул Борга пальцами по груди:

— Давай договоримся так: как только твой господин снова сможет видеть, обещаю, что при каждом его появлении буду опускаться на колени. Идёт?

— Ты смеешь смеяться над его светлостью?!

— Я серьёзен, как никогда.

— Да ты знаешь, что лучшие лекари не смогли...

— Мир огромен, и в нём всё же случаются чудеса. — Я невольно вздохнул, подумав о себе, и продолжил: — Может случиться так, что твой господин будет здоров и счастлив. Тогда я исполню своё обещание.

Борга мои слова не удовлетворили, и он всё ещё презрительно пыхал яростью, но молодой человек велел ему успокоиться и заняться обедом, а сам прислонился к стене дома, небрежно перебирая шнурок на вороте рубашки. Когда шаги верзилы затихли в лабиринте дома, «милорд» спросил:

— Ты так долго молчал, прежде чем извиниться... О чём ты думал?

Я покраснел, но ответил:

— Мои мысли были сугубо эгоистичны. Я думал о том, что совсем недавно мог бы получить более страшные повреждения, чем имеются на сегодняшний день.

Молодой человек усмехнулся:

— Я примерно так и представлял...

— Мне, право, стыдно, хотя стыдиться нечего. — Я перевёл взгляд на залитый солнцем двор. — Человеку свойственно думать прежде всего о себе и своих бедах и радостях. Это нормально. Более того, это правильно и полезно. Когда начинаешь думать о других, набиваешь кучу шишек и обретаешь массу неприятностей... Мне почему-то кажется, что ваш недуг возник именно в тот момент, когда вы думали совсем не о себе...

По лицу «милорда» пробежала тень.

— Наверное, ты прав...

— Я знаю, что я прав, — хмыкнул я. — Все мои теперешние беды возникли оттого, что всего лишь на несколько минут я выгнал за ограду сердца свой любимый эгоизм. Впрочем, я не очень-то жалею о тех самых минутах...

И это было правдой: я осознал это чётко и ясно. Я не жалел о том, что помог гномке, выиграл дурацкое пари, отшлёпал несносное высочество и убил шадду. Но можно было сделать всё это чуть-чуть иначе... Иначе... Как же! И последнюю фразу я произнёс уже вслух:

— Впрочем, если бы я действовал иначе, я не был бы самим собой, не так ли?

— Я тоже, — прошептал молодой человек.

— Мне неловко отвлекать вас от ваших мыслей, но нужно определиться с правилами поведения, — твёрдо проговорил я.

— А именно? — недоумённо нахмурился «милорд».

— Между нами огромная разница, я и в самом деле — всего лишь раб и, следовательно, должен обращаться к вам почтительно... Называть вас «милорд» я не вправе, поскольку вы не являетесь моим сюзереном. Какое иное обращение вас устроит?

Тонкие губы молодого человека изогнулись в усмешке, но она была ни в коем случае не злой или недовольной, наоборот — лукавой:

— Сдаётся мне, не такая уж между нами разница...

— Не думайте обо мне лучше, чем я того заслуживаю. — Я постарался придать голосу язвительные нотки. — На моей душе есть клеймо, и оно мало чем отличается от того, что украшает моё лицо.

— Вот как? — Лукавства стало ещё больше.

— Я не лгу вам. — Мне почему-то не хотелось обманывать этого человека. Наверное, потому что он не заслуживал быть обманутым.

— А мне кажется, что ты стараешься казаться хуже, чем ты есть, — подытожил мой собеседник.

— Я мог бы сказать многое, но словами иногда очень трудно выразить чувства... Как мне к вам обращаться?

— Решай сам. — Он надо мной издевается, это точно!

— Тогда позвольте узнать ваше имя.

— Дэриен. — Он чуть склонил голову набок, ожидая продолжения увлекательного разговора.

— Прошу прощения, dou Дэриен, но я вынужден вернуться к выполнению своих обязанностей. — Я шлёпнул мочалку в пустое ведро и направился к колодцу. Могу спорить, молодой человек хихикнул. Угораздило же нарваться на того, кто обожает вести себя примерно так же, как и я...

Четверти часа не прошло, как Борг увёл своего господина обедать. Меня, разумеется, он не позвал, а сам я счёл уж совсем непристойным сесть за общий стол, о чём и сообщил недоумевающему доктору, когда он выглянул из дверей в поисках вашего покорного слуги.

— Какая глупость! Немедленно марш обедать!

— Это вызовет неудобство... — попытался возразить я, но Гизариус взял меня за ворот фуфайки и потащил в кухню.

Борг был недоволен, узрев меня на другом конце стола, но промолчал, хотя его молчание было настолько красноречиво, что Дэриен усмехнулся:

— Тебе не нравится еда?

— Да, у меня пропал аппетит, — процедил сквозь зубы верзила.

— И почему же? — Молодой человек подпёр подбородок рукой, вдыхая аромат дымящейся похлёбки.

— С каких пор прислугу усаживают за один стол с господами?

— Ты тоже служишь мне, разве нет? — мягко напомнил Дэриен.

— Это другое дело, милорд! — с жаром возразил Борг. — Но приглашать за стол раба...

— Знаю, знаю, — отмахнулся молодой человек. — Раба, клеймёного и так далее и тому подобное... Тебе не надоело?

— Милорд, его присутствие оскорбляет вас...